Глава 3

Горские евреи, или, как их часто называют, таты, проживают в Азербайджане, и не только в Красной Слободе. Среди татов есть принявшие ислам и есть принявшие иудейство. Многие живут в Баку, в Шемахе, в Сумгаите, в других крупных городах, находящихся ближе к побережью Каспийского моря. История появления горских евреев связана с легендой о Хазарском каганате, в котором иудаизм был государственной религией. Возникшее в седьмом веке нашей эры государство просуществовало в различных вариациях до начала десятого века. Тюркоязычный народ хазар основал свою столицу в городе Семендер, в нынешнем Дагестане. Но затем арабские нашествия разорили южные области государства, и хазары ушли на Нижнюю Волгу, где возникла новая столица, нареченная Итилем.

Арабские завоеватели требовали, чтобы хазары приняли ислам, а византийская империя требовала от них принятия христианства, но правители Хазарского каганата решили принять иудаизм в качестве государственной религии в семьсот тридцать первом году нашей эры. Примерно в это время хазары начали смешиваться с евреями, изгнанными из Ирана и Византии. Государство хазар уже с начала десятого века подвергалось опустошительным набегам соседей, в том числе и русских князей, и уже к концу этого века перестало существовать. Но часть принявших иудаизм тюркоязычных жителей осела в Северном Азербайджане и Дагестане. Постепенно смешиваясь с местными жителями, они образовали новую народность – таты. Большинство из них стали разговаривать на особом диалекте фарси, близкого к талышскому. В бакинских селениях, расположенных вокруг Баку, татов довольно много. Но это люди, принявшие ислам и говорящие в основном на татском и азербайджанском языках. А вот в Красной Слободе, на другом берегу от города Кубы, оказались потомки горских евреев, некогда принявшие иудаизм, но говорящие на языке татов. В отличие от обычных европейских евреев, их стали называть горскими евреями, или кубинскими евреями, ибо они проживали рядом с городом Кубой. Их имена и фамилии почти не отличались от азербайджанских. Они говорили в основном даже не на татском языке, а на азербайджанском, и лишь очень немногие знали иврит или идиш.

В советские времена особых различий между народами и национальностями, проживающими в одной республике, не делалось. И при переписи многие таты, исповедующие ислам, и горские евреи, исповедующие иудаизм, называли себя азербайджанцами, как и талыши или курды, живущие в составе одной республики и говорящие на одном языке. И если коренные азербайджанцы – это потомки тюркоязычных племен, ныне проживающие на территории Азербайджана, то все остальные имели свои национальные особенности и даже языки, например, таты, лакцы, талыши, удины, албанцы, аварцы, курды, лезгины.

Самое поразительное, что в самом городе Кубе, рядом с которым находилась Красная Слобода, проживали мусульмане-шииты, тогда как вокруг Кубы было много сел с населяющими их мусульманами-суннитами. Кроме того, в соседних районах жили удины, лезгины и аварцы. А в самой Красной Слободе проживали горские евреи. Не говоря уже о селениях молокан, перебравшихся на Кавказ еще в прошлые века. Но несмотря на такое перемещение народов и религий, люди жили здесь довольно дружно. Вместе обрабатывали плодородную землю, вместе отмечали праздники, вместе защищали свою землю от врагов. Если бы в Кубе или в Красной Слободе, которые отделяла друг от друга небольшая река Кудиалчай, кто-нибудь рассказал о еврейских погромах, потрясавших царскую Россию в начале двадцатого века, или о фашистских гетто, существовавших в Европе уже в середине века, здесь бы очень удивились и не поняли подобного варварства. Более того. Это было одно из немногих мест в мусульманском мире вообще, где мирно проживали шииты и сунниты. Они дружили, женились, брали девушек из соседних сел, отдавали своих парней и не понимали, как можно убивать друг друга из-за религиозной нетерпимости, столь характерной для всего остального мусульманского мира.

И если повсюду в мире ожесточенное противостояние между шиитами и суннитами было почти запрограммированной нормой, при которой люди убивали друг друга, то здесь ни о чем подобном даже не помышляли. В Азербайджане вообще не совсем понимали, как можно убивать своего соседа только потому, что он мусульманин иного религиозного направления. И даже вспыхнувшая армяно-азербайджанская война из-за Нагорного Карабаха была тяжелым испытанием для мирных азербайджанцев, привыкших жить в мире и дружбе со всеми соседями, населяющими их страну.

Дронго решил, что выедет в Красную Слободу только послезавтра. Сначала он хотел встретиться и переговорить с различными людьми, имеющими отношение к этому алмазу. Кроме других причин, врач, который лечил Семена Измайлова, сам тяжело болел и находился в Баку. Именно поэтому Дронго попросил Бориса Измайлова подсказать ему адреса доктора Мильмана, бывших владельцев алмаза Шекерджийских и Валиды, которая проживала в квартире, купленной ей покойным ювелиром. Борис, не раздумывая, написал все три адреса и три телефона.

– Выедем в Кубу послезавтра утром, – предложил Дронго на прощание.

– Очень хорошо, – почему-то обрадовался Борис, – как раз послезавтра там соберутся все, кого я указал в нашем списке. Некоторые при-едут из города. Все, кроме Валиды.

– Почему?

– Послезавтра будет первый день рождения нашего дяди, который мы отметим без него. Поэтому мы решили собраться вместе в нашем доме в Красной Слободе и поужинать. Вспомним его.

– Ясно. Тогда завтра я поговорю с людьми, номера телефонов которых вы мне дали. А послезавтра утром мы поедем с вами в Кубу, – решил Дронго.

В этот вечер он долго сидел в кресле, вспоминая свой разговор с молодым ювелиром. Затем подсел к компьютеру и работал до четырех утра, разыскивая нужную ему информацию. Но на следующий день он не поехал ни по одному из указанных адресов. Он решил провести еще одну встречу, до того как начнет встречаться с людьми из списка. Поэтому он позвонил своему давнему другу Натику, об отце которого говорил Борис Измайлов. Это был один из самых старых и известных ювелиров Баку – Расул Расул-заде.

– У меня к тебе просьба, – попросил Дронго своего друга, – мне нужно срочно встретиться с твоим отцом.

– Он сейчас болеет, – недовольно ответил Натик. – А зачем он тебе нужен?

– По очень важному делу. Хочу с ним проконсультироваться. И кроме него, мне никто не сможет помочь. Ты позвони отцу, извинись и скажи, что я хочу зайти к нему буквально на несколько минут.

– Ладно, – согласился Натик, – он к тебе всегда хорошо относился. Часто спрашивает меня, где ты пропадаешь, почему не заходишь. Когда ты хочешь к ним поехать?

– Прямо сейчас.

– Я все узнаю и тебе перезвоню.

Натик перезвонил через пять минут и сообщил, что его отец будет ждать Дронго. Еще через полчаса они уже сидели вместе в квартире известного бакинского ювелира. Расул Расул-заде был легендой бакинских ювелиров, одним из лучших экспертов в своем деле, человеком, который начал заниматься ювелирным делом еще в тридцатые годы прошлого века. Он был небольшого роста, суховатый, подтянутый, строгий, с кустистыми бровями и редкими седыми волосами. Он принял их в гостиной, строго глядя на сына и его друга. Сначала разговор традиционно шел о здоровье и родственниках. И только когда на стол подали чай, Дронго осторожно перешел к цели своего визита.

– Извините, что вынужден вас побеспокоить, – сказал он, – я хотел узнать у вас об одном драгоценном камне.

– О каком камне? – улыбнулся старый ювелир. – Я могу рассказывать о любом камне целый день. И всю ночь. Какой камень конкретно тебя интересует?

– Алмаз «Шах Аббас». Его предложили вам купить лет пятнадцать назад, – пояснил Дронго.

Расул-заде нахмурился. Покачал головой:

– Откуда тебе это известно?

– Мне рассказал об этом Борис Измайлов. Его дядя Семен купил тогда этот алмаз.

– Верно, – кивнул ювелир, – все так и было. Семен всегда был очень ловким человеком. Вот он и воспользовался ситуацией. Тогда в городе ни у кого просто не было таких денег. Триста или четыреста тысяч долларов. Очень большие деньги. Люди вообще не держали долларов и не доверяли им, ведь в советские времена за хранение валюты полагался очень большой тюремный срок. И только у Семена Измайлова могли быть такие деньги.

– И он купил этот алмаз? – уточнил Дронго.

– Говорил, что купил. У самого Шекерджийского. Казыма Арсеновича. Это настоящая ценность. Не те бирюльки, которые сейчас привозят из Турции или Ирана. Настоящий алмаз. Очень дорогой.

– Сколько он сейчас может стоить?

– Этот алмаз был у самого Надир-шаха, – улыбнулся Расул-заде, – ты не понимаешь, о чем спрашиваешь. Ему нет цены. Стоить он может полтора миллиона долларов. Или два. Но этот алмаз бесценен. Через десять лет он будет стоить пять миллионов. А через двадцать – все сто. У него нет цены, его держал в руках сам Надир-шах. А до этого он принадлежал династии Великих Моголов, и на нем есть надпись самого Джехан-шаха, того самого, который построил Тадж-Махал. Это великий камень, легенды о котором будут слагаться еще тысячи лет.

– Вы его видели? – ошеломленно спросил Дронго. Знать о надписи на камне мог только человек, который держал этот алмаз в руках.

– Да, – кивнул старый ювелир. – Ты сказал, что мне предложили купить его пятнадцать лет назад. Это правда. Но это было во второй раз, когда я держал в руках этот камень. А в первый раз я увидел алмаз «Шах Аббас» тридцать лет назад. Тогда Арсен Шекерджийский сам принес ко мне свой камень и попросил его оценить. Он очень боялся, что алмаз у него могут отнять. При советской власти не очень жаловали владельцев таких сокровищ. К тому же Арсен Шекерджийский не смог бы вразумительно объяснить, откуда у него появился алмаз самого Надир-шаха. И он все время ждал, когда у него отнимут этот камень. Даже пришел ко мне, чтобы посоветоваться, как можно распилить этот алмаз. Но я его тогда отговорил. Объяснил, что это историческая ценность, которая должна оставаться в семье на самый крайний случай. Я даже думал, что смогу купить этот алмаз. Но я сам оценил его в очень крупную сумму.

– Ваша честность всем известна, – кивнул Дронго, – поэтому он к вам пришел.

– Он пришел потому, что доверял мне, – согласился Расул-заде, – но я тогда не смог его купить. К тому же почти сразу мне позвонил какой-то неприятный старик, который начал мне объяснять, что он родственник Каджаров и камень принадлежит их династии. Я не стал с ним разговаривать. Но меня насторожил этот звонок, значит, кто-то знал об этом алмазе, который хранился у Шекерджийских. А потом, уже в начале девяностых, его сын – Казым Арсенович – обратился ко мне и предложил алмаз уже во второй раз. Но он попросил почти триста тысяч долларов. У меня не было таких денег. И ни у кого не было, кроме Семена Измайлова. Он тогда и купил этот алмаз.

– Как вы думаете, его можно сегодня продать в Баку кому-нибудь из местных ювелиров?

– Нет, – усмехнулся Расул-заде, – конечно, нельзя. У оставшихся в живых ювелиров нет таких денег. Я знаю всех стариков. Сейчас миллионы долларов есть только у бизнесменов или чиновников. Такой алмаз мог бы купить Вахид Алекперов или Тельман Исмайлов. Но обычные люди не могут понять истинной стоимости алмаза «Шах Аббас». А если бы кто-то выставил такой алмаз на продажу, покупатель сразу бы обратился к одному из нас. Чтобы проверить его подлинность. Нас осталось трое или четверо знатоков. И мы бы сразу узнали о том, что алмаз продают. Нет, его никто не продает. Я знаю, что Семен умер три месяца назад. И я был на его похоронах. Он был совсем молодой, только шестьдесят шесть лет. Самый молодой среди нас. И самый дерзкий. Он ведь давно хотел переехать в Израиль, говорил, что собирается купить там дом и жить на берегу моря. Как в Баку. Но не получилось. Он был большой Мастер, настоящий профессионал. Учился еще у старых мастеров бакинской школы. Совсем мальчиком был, а ходил учиться. И никогда не стеснялся узнавать что-то новое. Ему уже сорок лет было, а он мог зайти ко мне и попросить совета. Умный был. Очень толковый. Но алмаза он не продавал. И его племянники продавать не будут. Они цену камню знают.

– Вы слышали о Зинуре Марчиеве? Говорят, что он сейчас хозяин в магазине Семена Измайлова.

– Зинур еще очень молод. Ему только сорок пять. Настоящий ювелир обретает мудрость только к шестидесяти годам. Не раньше. Нужно, чтобы тебя не слепил блеск алмазов, чтобы ты чувствовал все грани бриллианта, чтобы умел отличить настоящую работу от подделки. А это приходит только с опытом. Но Зинур учится, у него хорошее будущее.

– Если бы камень вдруг попал к Зинуру, к кому бы он обратился за советом?

– Ему не нужны советы. Он двадцать пять лет работал помощником Семена Измайлова. Все, что нужно знать, он знает. Остальное придет с опытом.

Натик выразительно взглянул на Дронго, давая понять, чтобы тот заканчивал разговор.

– Большое спасибо, – вежливо поблагодарил Дронго, – вы мне очень помогли. – Он хотел подняться.

– Подожди, – остановил его ювелир, – я хочу, чтобы ты понял. Это не просто алмаз. На нем крови больше, чем ты можешь себе представить. Все, кто оказывается рядом с таким камнем, должны быть очень осторожны. Он может разбудить в человеке такие страсти, о которых тот даже не подозревает. Ты меня понимаешь?

– Да, спасибо вам за все. И извините, что я вас побеспокоил.

Они вдвоем спустились по лестнице, вышли из дома.

– Что это за камень, о котором ты все время спрашивал? – поинтересовался Натик. – Как такой алмаз мог попасть в Баку?

– Сейчас я поеду это выяснять, – вздохнул Дронго, – и, судя по всему, твой отец прав. Такой камень опасно держать рядом, он может принести несчастье тому, кто им владеет. Ведь даже великий Надир-шах плохо кончил, его предали самые близкие люди, его собственные телохранители.

– Будь осторожен, – посоветовал ему Натик, – я своего отца знаю. Он бы никогда не стал тебя просто так предупреждать.

Дронго мрачно кивнул. Он принял это предостережение достаточно серьезно, даже не предполагая, что уже сегодня прольется кровь из-за этого алмаза.