– Хотел уточнить у вас, – начал он, когда тот ответил на звонок. – Ваша младшая сестра работала в педагогическом институте. Наверное, ее туда кто-то устроил. У вас есть в этом институте знакомые или родственники?

– Проректор института наш родственник, – вспомнил Мовсум. – А откуда вы узнали, что он помогал ей устраиваться на работу.

– Как же без этого, – загадочно произнес Дронго. – Местные традиции. Родственники и знакомые помогают друг другу. Или вы сами попали в налоговую службу случайно?

– Нет, – рассмеялся Мовсум. – У нас нельзя случайно попасть в Министерство налогов или в таможню. Нужна протекция.

– Я понимаю, очень ответственная работа, – весело заметил Дронго. – Можете позвонить вашему родственнику и попросить его о протекции для меня? Как его зовут?

– Салман Пириевич Сеидов, – сообщил Мовсум. – Сейчас я постараюсь найти номер его телефона и перезвоню ему.

– Договорились.

Дронго прождал довольно долго, около получаса, пока, наконец, ему не перезвонил Мовсум.

– Он был занят на кафедре и не отвечал на мои звонки. Я предупредил его, что вы приедете, и он вас ждет. Вы знаете, где находится институт?

– Конечно, знаю. Если все будет нормально, то уже завтра мы поедем с вами в Габалу.

– Хорошо. Я буду ждать вашего звонка, – ответил Мурадбеков.

Дронго повернулся, чтобы выйти к зданию Милли меджлиса и спуститься вниз на набережную, держа путь к корпусу педагогического института. Вскоре он приблизился к нужному ему зданию.

Его уже ждали у дверей. Совсем молодая особа, очевидно студентка, провела его к кабинету проректора. Салман Сеидов оказался человеком невысокого роста, пузатым, с суетливыми быстрыми движениями, круглой головой и коротко остриженными волосами. Он доходил Дронго до груди. Энергично потряс ему руку и пригласил гостя за стол. Секретарь тотчас внесла чай, коробку шоколадных конфет, сахарницу, печенье, бисквиты, нарезанный лимон. Сеидов с радостным видом кивал, предлагая угощение, но не начинал серьезного разговора до тех пор, пока секретарь не вышла из кабинета. Сказывалась многолетняя привычка к осторожности.

– Мне звонил Мовсум, – радостно подтвердил Салман Пириевич, – и я готов оказать вам любую помощь. Он назвал мне такое странное имя.

– Меня обычно называют Дронго.

– Да-да, такое не совсем привычное для уха жителей нашей страны имя. Вы приезжий? Вы так хорошо говорите по-азербайджански.

– Нет. Я местный.

– Я так и подумал. Мовсум попросил меня вам помочь, и я готов оказать вам посильную помощь.

– Спасибо, – кивнул Дронго. – Я хочу поговорить о педагоге, которая работала у вас. О погибшей Самире Хаквердиевой. Она ведь работала в вашем институте?

– Да, – кивнул Сеидов, всплеснув маленькими руками. – Такая ужасная история. Кто бы мог подумать, что такое может произойти? Ужасно, просто ужасно. Она работала у нас. Я принимал ее на работу, еще когда она пришла к нам совсем молодой. Очень толковая и умная женщина была. И я был на ее свадьбе с Этибаром Хаквердиевым. Такая была свадьба, на весь город. Он ведь сын самого Микаила Хаквердиева. И вот ужасный несчастный случай. У меня в том районе работает сын, и когда он сообщил мне о смерти Самиры, я даже поначалу не поверил. Вы знаете, подобные несчастные случаи выбивают нас из привычного ритма жизни…

Он мог говорить еще долго, но Дронго решил его перебить.

– Где именно она у вас работала?

– На кафедре немецкой литературы, – ответил Сеидов. – Она и немецкий язык хорошо знала. Такая была умница.

– Кто там заведующий кафедрой?

– Рахиль Михайловна Минц. Потрясающая женщина. Наша легенда. Ей уже за восемьдесят, но она все еще работает.

– Вы можете пригласить ее к нам?

– Да, прямо сейчас. – Он поднял трубку, набирая номер телефона заведующей кафедрой. Услышав ее голос, попросил: – Рахиль Михайловна, вы можете зайти ко мне прямо сейчас. Да, я вас жду. – Он положил трубку телефона и взглянул на гостя. – Она очень известный ученый. Вы знаете, недавно институт Гёте даже вручил ей какую-то награду. Ее все время приглашают приехать в Германию. Наверно, немного смешно: еврейка, которую очень уважают в Германии и которая так хорошо знает немецкую литературу, – пошутил Салман Пириевич.

– Между прочим, Лион Фейхтвангер был евреем, – меланхолично заметил Дронго. – И Стефан Цвейг тоже.

– Я знаю об этом, – сказал Сеидов.

– А у погибшей были подруги?

– На кафедре очень хороший и здоровый коллектив, – ответил Салман Пириевич, – но вам лучше задавать такие вопросы Рахиль Михайловне. Она работает на кафедре уже почти шестьдесят лет. Сразу после войны приехала с мужем к своей тете, которая жила здесь. Тетя была известным детским врачом. А вот Западная Украина, откуда они приехали, сразу после войны была в таком состоянии, что там невозможно было жить. Можете себе представить, что ее дети, внуки и даже правнуки живут в Израиле и Германии. А она не хочет уезжать из Баку. Говорит, что здесь могила ее мужа и Баку ее родной город. Не хочет никуда уезжать. Вы можете не поверить, но ее тетя училась в Баку с самим Ландау. Вы, наверное, слышали о таком физике, лауреате Нобелевской премии?

– Слышал, – улыбнулся Дронго. – Более того, в его доме жил мой учитель истории Марк Абрамович Бернштейн, который готовил меня к экзаменам в университет. На доме есть вывеска, что в нем жил Ландау. Многие физики считают, что по-настоящему великими были Ньютон, Эйнштейн и Ландау.

– Три еврея, – снова всплеснул своими маленькими руками Салман Пириевич. – Вот так бывает в жизни. Даже обидно. Почему они все такие умные?

– А мне не обидно, – возразил Дронго. – Мне кажется, что все педагоги мира и все родители должны учиться у этого народа умению воспитывать детей. Они знают какой-то секрет, как воспитывать детей, как нужно их учить и обучать.

– Это просто такая всемирная мафия. Они все время поддерживают друг друга, – попытался возразить Сеидов.

– Что мешает другим народам делать то же самое? Нет, дело совсем в другом. Я могу узнать, в какой школе вы учились, уважаемый Салман Пириевич? Где расположена школа?

– В Агдаше.

– В сельском районе, – понял Дронго. – Наверно, в вашем классе не было евреев. Они жили в основном в крупных городах и в Кубе, где до сих пор в Красной Слободе компактно проживают горские евреи. А я учился в русскоязычной школе в центре Баку, в которой в каждом классе были еврейские мальчики и девочки. Так вот. Если в классе был хотя бы один еврей, то этот школьник обязательно изучал иностранные языки, ходил на музыку и читал книги. Понимаете, как правильно евреи воспитывают своих детей. И всему миру нужно у них этому учиться. Но вместо этого процветает массовый антисемитизм, который идет от постыдной ущербности.

Сеидов открыл было рот, собираясь что-то возразить, но в этот момент секретарь сообщила по селектору о том, что Рахиль Михайловна ждет в приемной. Салман Пириевич распорядился ее впустить и, поднявшись с места, побежал к дверям.

В кабинет вошла пожилая женщина с хорошо уложенными седыми волосами. Худая, подтянутая, в строгом сером костюме, она выглядела гораздо моложе своих лет. Гостья поправила очки.

– Вы меня вызывали? – спросила она.

– Да-да. Садитесь, Рахиль Михайловна, – суетливо предложил Сеидов. – Я рад вас видеть. С вами хотел поговорить наш гость. Его зовут… В общем, вы можете называть его господином Дронго.

Она с интересом посмотрела на гостя. Уселась напротив него, поправила очки.

– Вы тот самый эксперт, о котором так много говорят? – уточнила Рахиль Михайловна.

– Не знаю, что именно говорят, но я действительно эксперт.

– Не кокетничайте, – строго произнесла пожилая женщина. – Вы прекрасно знаете, что в нашем городе очень многие слышали о ваших приключениях. Надеюсь, что вы приехали сюда не из-за меня. Преступницей себя никогда не чувствовала.

– Только свидетелем, – улыбнулся Дронго. – Дело в том, что на вашей кафедре работала погибшая Самира Хаквердиева.

– Я так и решила, – кивнула Рахиль Михайловна. – Такое дикое событие. Кто мог подумать, что она сорвется с этой скалы или горы, я точно не знаю, откуда именно она упала. Меня пригласили на поминки в мечеть, и я, конечно, пошла. Хотя, как вы понимаете, я не мусульманка.

– Вы хорошо ее знали?

– Неплохо.

– Можете ее охарактеризовать?

– Она была грамотным, начитанным специалистом. Часто ездила в Германию, Швейцарию, Австрию. Совершенствовала язык и свои знания. Была очень контактным человеком, довольно либеральным педагогом. Не могу сказать, что она была самым дисциплинированным сотрудником. Могла опоздать или вообще не прийти на работу, за что ей часто доставалось от меня. Но подруги ее любили. Она обычно была душой компании, когда мы отмечали какие-то события на кафедре.

– Какие у нее были отношения с мужем?

– По-моему, нормальные. Она была разумным человеком. Сама из обеспеченной семьи. И муж был не самым бедным человеком. В отличие от обычных богатых дурочек она понимала, что ей повезло больше, чем остальным. И ценила эту жизнь. Для этого нужно читать книги и иметь мозги.

– Ценить – это еще не значит любить.

– Прекратите, – поморщилась Рахиль Михайловна. – Сейчас все стали очень прагматичными, даже очень молодые женщины. Времена романтической любви давно закончились. Все понимают, что для нормальной жизни нужен не бездомный Ромео, которого выгнали из города, а богатый Тибальт, которого так любят его родные. И я понимаю наших девочек.

– Я думал, что старшее поколение еще хранит романтические традиции.

– Старшее поколение хочет понимать своих детей и внуков, – пояснила Рахиль Михайловна. – Когда моя старшая внучка выходила замуж, она позвонила мне и сообщила, что сделавший ей предложение американский бизнесмен на шестнадцать лет старше ее. Он чуть ниже ее ростом, был дважды женат, имеет пятерых детей и лысый, простите за такую пикантную подробность. И вы знаете, что я ей посоветовала?

– Выйти за него замуж?

– Конечно. Не раздумывая. Он был в нее влюблен. Сейчас они женаты уже пять лет, у них двое детей и свои дома в Америке, Германии и России. А еще она отдыхает на своей яхте. Зато другая внучка вышла замуж за бедного еврейского парня, который работает в исследовательском институте в Израиле. Я думаю, что со временем он получит Нобелевскую премию и станет всемирно известным ученым. Но пока они живут на свои скудные зарплаты, и родители постоянно помогают их семье. У них небольшая квартира и маленький ребенок. Вот такие сегодня реалии, господин эксперт.

– И вам они нравятся?

– Нет. Совсем не нравятся. Но мы живем сегодня и здесь, и выбирать не приходиться. Сегодняшние молодые люди более прагматичны. И не только девушки, но и парни.

– У Самиры были близкие подруги, с которыми она тесно общалась?

– Я думаю, что Эльвира, – неожиданно сообщила Рахиль Михайловна. – В последнее время они все время были вместе. Кстати, Эльвира сейчас в институте. Вы можете переговорить и с ней.

Дронго понимал, о какой Эльвире идет речь. Это была та самая особа, с которой он встречался на свадьбе. Родственница Наили Керимовой. Он посмотрел на хозяина кабинета.

– Позвать Эльвиру, – оживился Сеидов.

– Нет, – ответил Дронго. – Будет лучше, если я сам с ней поговорю, и без свидетелей. Я лучше пройду с Рахилью Михайловной, и она покажет мне, где находится ее кафедра.

– Пойдемте, – согласилась пожилая женщина.

– Если понадобится моя помощь, – напомнил Салман Пириевич, – обращайтесь.

– Спасибо, пока не нужно. – Дронго поднялся следом за заведующей кафедрой, и они вышли из кабинета.

Когда шли по коридору, Рахиль Михайловна взглянула на Дронго и неожиданно негромко спросила:

– Вас не удивила моя позиция по моим внучкам?

– Немного, – признался Дронго. – Получается, что вы верите только в силу золотого тельца и не верите в силу любви.

Она покачала головой и грустно улыбнулась.

– Мы прожили вместе с мужем пятьдесят шесть лет, – сказала Рахиль Михайловна, – и я знаю, что такое верность и настоящая любовь. Но были нюансы, о которых я не стала распространяться. В первом случае будущий муж моей старшей внучки развелся со своей женой. И готов был даже взять своих детей в новую семью. А такой человек не может быть истинным адептом золотого тельца. А во втором случае моя младшая внучка была уже на пятом месяцев беременности, и советовать ей сделать аборт я не могла решиться. К тому же молодой человек ее очень любил. Вот и два небольших нюанса. А вы решили, что я старая еврейская карга, ставящая деньги выше любых чувств.

– Ничего я не решил, – возразил Дронго. – Достаточно было увидеть вас и услышать ваши высказывания, чтобы все понять.

– Польщена, – кивнула пожилая женщина. – Вот мы и пришли. Здесь наша кафедра. – Она открыла дверь и вошла в просторное помещение.