Берлин. 10 мая

В камере было чисто, как в хорошей немецкой гостинице. Но Чиряев воспринимал это поначалу как издевательство над заключенными. Особенно поражали постельные принадлежности, о таких узники бывших советских колоний могли только мечтать. В немецкой тюрьме все было по-другому. Предупредительные вежливые надзиратели, заключенные, больше похожие на великовозрастных студентов показательного курса, питание, как на курорте, в общем, условия жизни здесь соответствовали лучшим стандартам западных образцов. И все-таки это была тюрьма. Когда его вели на свидание с адвокатом, он психовал, видя камеры слежения и автоматически открывающиеся двери. Из тюрьмы, буквально нашпигованной компьютерной техникой, не очень-то убежишь.

В комнате, куда его привели, адвокат Аркадий Федорович Тумасов читал переведенные на русский язык материалы дела. Адвокат был высокого роста, худощавый, темноволосый. В свои сорок три года Тумасов успел завоевать себе репутацию дотошного жесткого защитника, участвовавшего в нескольких громких делах, по которым проходили уголовные авторитеты. Ко всем прочим достоинствам он неплохо владел немецким, поскольку работал в свое время в инюрколлегии.

Как только конвоир удалился, Чиряев сел напротив адвоката и поинтересовался:

– Как дела?

– Звонили из Москвы, – тихо сообщил Тумасов, – все в порядке.

Чиряев удовлетворенно кивнул. Он не сомневался, что все пройдет нормально. В конце концов, они знали, кому и за что платят. Московские ребята его никогда не подводили. Труфилов не долетел до Берлина.

– Показаний не будет, – твердо сказал Чиряев, – ты говорил, что в этом случае решение суда может измениться.

– Да, – ответил Тумасов, – я уже переговорил со здешними адвокатами. Суд может отказать в иске Москве и выпустить тебя под залог. Ты уже отсидел десять месяцев за неуплату налогов в Австрии и в Германии. А теперь все налоги по твоей недвижимости уплачены.

– Залог большой?

– Большой, – признался Тумасов, – они считают, что у тебя слишком много денег. Залог будет определен с учетом твоей недвижимости.

– Сколько по максимуму? – быстро спросил Чиряев.

– До полумиллиона долларов, – ответил адвокат.

– Ничего страшного, – отмахнулся Чиряев, – заплатим. Я прикажу перевести деньги из американского Сити-банка.

– Могут возникнуть проблемы, – понизив голос, возразил адвокат.

– Какие еще проблемы? – нахмурился Чиряев.

Тумасов написал на листе бумаги «долг» и передал лист Чиряеву. Тот взял бумагу, прочитал и, вскинув голову, гневно воскликнул:

– При чем тут мой...

– Тихо, – перебил его Тумасов, – не нужно нервничать. Это дело не имеет отношения к немецкому правосудию. Кое-кто в Москве недоволен, что тебя давно нет в городе.

– Кто именно?

Тумасов написал на бумаге имя «Георгий». Чиряев прочел и сразу понял, о ком идет речь.

– Сволочь, – он разорвал листок, – ничего не получит. Ни копейки...

Адвокат кивнул на стены. Их разговор могли прослушивать. Но Чиряев гневно отмахнулся.

– Решил показать, кто в городе хозяин. Обрадовались, что я в тюрьме. Доить меня собрались. Как корову.

– Тише, – не выдержал Тумасов, – не так громко. Мы все решим.

– Нечего тут решать, – вскочил со стула Чиряев, – у меня с ними другой разговор будет. Ты только вытащи меня отсюда. Он думает, я забыл девяносто второй год. Как они моих...

– Не говори ничего, – быстро вставил адвокат, – я все помню. Успокойся, сядь. Мы в тюрьме, в немецкой тюрьме. Понимаешь?

– Плевал я на твою тюрьму, – заорал Чиряев, – и вообще на всех наплевал. Он мне угрожать вздумал. Хочет силу свою показать. Сволочь, мразь. – Далее последовал отборнейший мат. Выпустив пар, Чиряев поостыл и опустился на стул.

Тумасов облегченно вздохнул. Иметь дело с таким взрывным клиентом было непросто. Адвокат нервничал, но это окупалось с лихвой. Плата за услуги была достаточно высока. Но выиграть этот процесс было делом его профессиональной чести. Он и так затянулся.

– Послезавтра нужно отбиться от иска российской прокуратуры выдать тебя Москве, – напомнил адвокат, – и если все пройдет нормально, я поставлю вопрос о твоем освобождении под залог.

– Что значит «если все пройдет нормально»? Ты ведь говорил, что главное – это свидетельские показания на суде. Если их у прокуратуры не будет, немецкий суд отклонит их требование. Ты говорил или не говорил?

– Говорил. Но по ходу дела могут появиться еще какие-нибудь факты или показания. Мы пока ничего не знаем.

– Их главным свидетелем был Труфилов, – снова занервничал Чиряев.

Тумасов сокрушенно покачал головой. С Истребителем вечно проблемы.

– Он и сейчас главный свидетель, – сказал адвокат, оглядываясь на дверь, – и если выступит на суде, нам нужно найти контраргументы.

Чиряев усмехнулся. Оба хорошо знали, что Труфилов не выступит. Но их могли прослушивать, а судьи ничего не должны были знать о смерти главного свидетеля, сам этот факт мог вызвать у них подозрения.

– Пусть выступает, – согласился Чиряев, – что еще у них может быть против меня?

– Показания самого Ахметова, если, конечно, он согласится их дать. Думаю, это исключено. Не станет же он давать показания против самого себя.

– Очень хорошо. Что еще?

– Появились некоторые проблемы в Европе, – сообщил Тумасов, – наши друзья в Москве просили передать, что полковник еще до того, как его убрали, месяц назад... организовал экспедицию, правда, с нулевым результатом. Полковник уверял, что ему помешали. И не только известный тебе эксперт.

– Знаю, – скривился Чиряев, – это он нашел Труфилова. Говорят, у него странное имя. Собачья кличка.

– Птичья, – поправил его адвокат.

– Какая разница, – отмахнулся Истребитель. – Это он подложил нам свинью. Помешал нашим ребятам. Из-за него погиб полковник. Позвони в Москву, скажи Толику, что эксперт мне очень не нравится. Так и скажи – не нравится. И вообще, почему они медлят. Ждут, когда он подложит нам вторую свинью?

Тумасов снова кивнул на стены. Чиряев схватил лист бумаги, написал «убить» и передал листок адвокату. Тот лишь развел руками. Передавать подобные поручения через адвоката было верхом идиотизма. Впрочем, Чиряев никогда не отличался рассудительностью. Тумасов густо зачеркнул ручкой написанное слово и сунул листок в карман.

– Проблема не в этом, – сказал он, – наши люди считают, что за Труфиловым охотилась еще одна группа. Они сейчас арестованы в Париже и ждут решения французского суда за убийство троих людей полковника. Ты слышал о Самаре Хашимове?

– Человек хромого Абаскули, – снова вскочил на ноги Чиряев, – конечно, слышал. Они искали Труфилова?

– По всей Европе, – подтвердил адвокат, – но нарвались на Дронго, который их переиграл. И сейчас они во французской тюрьме.

– Зачем им понадобился Труфилов? Чтобы помочь прокурорам? – удивился Чиряев.

– Чтобы шантажировать тебя. Оказать на тебя давление. Вот для чего Труфилова искали по всей Европе.

На этот раз Чиряев не вскочил, только сжал кулаки, задумался. Похоже, адвокат прав. Георгий и хромой Абаскули объединились, чтобы показать ему, кто в городе хозяин. Неужели и остальные их поддержали? Напрасно он уступил в девяносто втором. Напрасно разрешил тогда своим людям после нескольких месяцев войны пойти на мировую с этими наркодельцами. Они убрали четверых его боевиков, а он им все простил. И вот теперь они решили показать ему, кто в городе хозяин. Он тряхнул головой. Нужно выйти отсюда. И тогда они узнают, на что способен Истребитель. Конечно, они будут давить на него, попытаются вернуть свои деньги, считая, что он должен платить за казино. Кажется, три миллиона долларов. Но заплатить значит признать свое полное поражение, пойти на уступки этим черножопым. Кавказцам и азиатам. Нет, такого он не потерпит.

– Слушай, Аркадий, объясни мне подробно, что именно я должен говорить на суде. Сделай все, чтобы я вышел отсюда. Если полмиллиона мало, дадим миллион. А там поглядим, кто из нас круче. Поглядим.

– Слава богу, – обрадовался адвокат, – давно бы так. Сейчас я тебе все объясню.

– Подожди, – жестом остановил его Чиряев, – ты уверен, что в Москве все в порядке?

– Звонил Толик Шпицын, так и сказал: все в порядке.

– Отлично, – удовлетворенно заметил Истребитель, – теперь давай, объясняй. – Он взглянул на адвоката и улыбнулся.

Москва. 10 мая

Если для многих мужчин вождение автомобиля – почти удовольствие, то для большинства женщин это ответственная и сложная работа. Однако возможность поехать куда хочется и возможность побыть одной заставляет женщину садиться за руль. Мара не была исключением. Она не без оснований подозревала, что водитель, приставленный к ней Чиряевым, сообщал Истребителю о каждом ее шаге. А она, по существу, находилась на полном содержании этого уголовного авторитета.

После развода с хоккеистом она некоторое время жила с Егором Фанилиным и только сейчас поняла, что это были счастливейшие дни в ее жизни. Фанилин оказался добрым, покладистым, с очень мягким характером. К тому же неистощимым на выдумки, особенно в постели. Он ни за что не лег бы с женщиной, не почистив зубы или не приняв душ.

Но Фанилин страдал одним существенным недостатком. Был катастрофически беден. Во всяком случае, для той жизни, которую вела Мара Киршентале. И когда появился Чиряев, она за него ухватилась. Он не умел красиво говорить о своих чувствах, зато дарил подарки, от которых кружилась голова и захватывало дух. На Новый год у нее появилась шуба из шиншиллы, мечта любой женщины из цивилизованного мира. Автомобиль «Ауди», колье с бриллиантами, суперсовременная стереосистема известной датской фирмы.

Она понимала, что за это придется платить. И когда он остался у нее ночевать, почувствовала разницу между альфонсом-фарцовщиком и своим новым другом. От Чиряева буквально разило табаком. И еще пахло чем-то кислым. Может, потом. Мылся он редко, неохотно, и Мара, как ни старалась, ничего не могла сделать. В постели он был груб, удовлетворив свою похоть, поворачивался к Маре спиной. И тут же забывал о ней. Женщина чувствовала себя оскорбленной.

Иногда в порыве возбуждения он прямо в машине расстегивал ширинку, нисколько не смущаясь присутствием водителя, и требовал близости. В первое время Мару это возмущало, а потом она привыкла, понимая, что переделать его невозможно. К счастью, он не был особенно сексуальным и по нескольку дней не трогал Мару. Сказывалось лагерное прошлое, когда длительное воздержание сменялось приступами безумной активности.

Он по-прежнему проявлял неслыханную щедрость, но ему даже в голову не приходило, что женщина тоже хочет получать удовольствие. Мара стала нервной, несколько раз даже пыталась мастурбировать, презирая себя за это.

Вдобавок ко всему он был ревнив, не разрешал ей ни с кем встречаться. И приставил к ней для слежки водителя. В прошлом году он уехал в Германию, и там его посадили. Мара была убеждена, что их отношения кончились. Но водитель на своем «БМВ» по-прежнему приезжал к ней каждое утро, видимо где-то получая зарплату. Ей по-прежнему ежемесячно привозили домой по десять тысяч долларов на мелкие расходы. Создавалось впечатление, что Чиряев в командировке и скоро вернется.

Хозяйка дамского салона, с которой Мара дружила, посоветовала ей завести подругу, с которой можно не только весело проводить время, но и предаваться разного рода сексуальным удовольствиям. Лесбийская любовь получила широкое распространение в Москве и Петербурге, особенно среди жен и любовниц известных бизнесменов.

Девять из десяти новых бизнесменов добывали деньги нечестными путями – обманывали партнеров, присваивали государственные деньги, расхищали государственное имущество, обворовывали клиентов, убивали конкурентов и соперников. У любого из оказавшихся на вершине успеха руки были по локоть в крови. Разумеется, все они нуждались в усиленной охране, так же, как их близкие. Завести в сложившейся ситуации друга или любовника было небезопасно. Любой бизнесмен не остановился бы ни перед чем, чтобы отомстить за поруганную честь. А рисковать жизнью и своим положением женщинам не хотелось. Вот почему многие из них заводили себе подругу и занимались лесбийской любовью, что вполне устраивало их мужей и любовников. Как правило, они ревновали только к мужчинам. Почти все, преуспевшие в бизнесе, придерживались традиционной сексуальной ориентации, за исключением ведущих дизайнеров, визажистов, людей творческого труда. Бывало, что и бизнесмены становились бисексуалами, чаще от переизбытка секса, чем от его недостатка.

Но Мара, еще не забывшая Фанилина, ничего подобного даже представить себе не могла. Однако одиночество тяготило. После ареста Чиряева у нее было несколько встреч. Мужчины попадались семейные и солидные, на длительную связь с такой «дорогой» женщиной, как Мара, не шли: не было ни желания, ни возможностей, особенно после августовского финансового кризиса.

Утром она позвонила в косметический салон и попросила записать ее на четыре часа. Взяла машину со стоянки в половине четвертого, вырулила на проспект и загрустила: грядущим вечером ей ничего, кроме скуки, не светило, впрочем, как и в прошлые вечера. Ее пригласили на вернисаж, где обычно собираются феминистки. Идти не хотелось, но не сидеть же дома одной.

Свернув направо, заметила, что ей сигналит водитель «Волги». Проезжая мимо, он показал на колесо. Она проехала еще немного, прижалась к тротуару и вылезла. Сразу увидела спущенное колесо. Нужно менять. Но она не умеет. Мара беспомощно огляделась. Придется останавливать такси, заплатить водителю, чтобы помог. Мара шагнула в сторону движущегося потока машин, и тут рядом затормозил «шестисотый» «Мерседес». Она даже не повернула головы. Водитель такого автомобиля вряд ли станет ей помогать. Но машина подъехала ближе, затормозила, дверца открылась, и показалось знакомое лицо... Егор Фанилин.

От неожиданности она потеряла дар речи. Он подошел и с улыбкой спросил:

– Как дела, Мара?

– Ой, как хорошо, что я тебя встретила! – Она чмокнула его в щеку. Он по-прежнему был элегантен, чисто выбрит, благоухал дорогим парфюмом.

– Здравствуй! – Он тоже поцеловал ее и оглядел с ног до головы. – Выглядишь потрясающе.

Сердце радостно забилось. Если мужчина встречает женщину, общение с которой раньше доставляло ему удовольствие, то он может подумать о повторной встрече только в том случае, если нет нового объекта, доставляющего еще большее удовольствие. Или совмещая встречу со старой и новой подругой. Если женщина встречает своего старого знакомого, то она предпочитает не сравнивать лучшего с худшим, а встречаться только с лучшим.

– У тебя спустило колесо, – сказал он. – Интересно, ты так и выехала из гаража?

– Машина была на стоянке, – призналась она. За эти годы он нисколько не изменился. Появились некая уверенность в себе и непривычный лоск. Судя по «Мерседесу», дела у Фанилина шли достаточно хорошо.

– Ты куда ехала? – спросил он, все еще разглядывая машину.

– В дамский салон. – Она взглянула на часы. – Уже опаздываю.

– Могу подвезти, – предложил Фанилин.

– А моя машина?

– Подъедет к салону. Ты адрес скажи. Мой водитель колесо сменит. Он в машине рядом со мной сидит. Просто мне иногда самому хочется порулить. «Мерседес» – прекрасная игрушка для взрослых.

– Да, конечно. – Она радовалась, что у него все хорошо. Радовалась неожиданной встрече. Жаль только, волосы у нее не уложены. Она ведь в салон ехала, делать прическу. Впрочем, Фанилин больше смотрел на машину, чем на нее. И это задело Мару. Он как будто и не радовался встрече.

– Саня, иди сюда! – позвал Фанилин сидевшего в салоне «мерса» молодого парня. – Поменяй колесо и подай машину к салону. – Парень кивнул. Мара сказала адрес и, пройдя к «Мерседесу», устроилась на переднем сиденье, поближе к Фанилину.

Фанилин, сказав еще несколько слов водителю, тоже залез в «Мерседес», сел за руль, и машина тронулась с места. Мара то и дело поглядывала на Егора. Он возмужал, лицо стало округлым. Но он все равно ей нравился. Фанилин чувствовал на себе ее взгляд, хотя смотрел на дорогу. Пока все шло так, как было задумано.

– Нашел приличную работу?

Егор кивнул:

– Я возглавляю одну известную фирму.

– Дела идут неплохо? – улыбнулась Мара. – Машина у тебя классная.

– Ничего особенного, сто пятьдесят штук заплатил, – соврал он, не моргнув, все еще не поворачивая головы.

– Я вижу, – счастливым голосом произнесла Мара, – ты совсем не изменился. Какой у тебя парфюм?

– Это новый запах. От «Тьерри Мюглера». Нравится?

– Мне всегда нравились твои парфюмы. Разве не помнишь?

– Конечно, помню, – он притормозил перед светофором и наконец посмотрел на нее. – Ты тоже отлично выглядишь, я тебе это сразу сказал, как только увидел.

– Постарела, – притворно вздохнула Мара.

– Ничего не постарела, – улыбнулся Фанилин, – совсем не изменилась. Ни капельки. Помнишь, как мы кувыркались в Риге? Нам потом сказали, что внизу свалилась люстра.

– Помню, – засмеялась она. – Было так весело!

– Ты когда освободишься? – спросил он. В это время на светофоре загорелся зеленый свет.

– Часа через три, – чуть дрогнувшим голосом ответила она, – а почему ты спрашиваешь?

– Может, сходим куда-нибудь, поужинаем.

– У меня вечером важное свидание, – как-то неуверенно сказала она.