Цитаты из книги «Американха»

Она оперлась головой о его голову и почувствовала – впервые – то, что часто будет с ним чувствовать: любовь к себе. Из-за него она себе нравилась.

все до единого сочувствовали побегу от войны, от нищеты, какая сокрушает человеческие души, но не понимали нужду побега от гнетущей летаргии отсутствия выбора

черные американцы (и уж точно его сверстники) знают Америку, отличную от Америки белых, – они знают Америку жестче, уродливее. Но такое говорить не полагается, потому что в Америке все хорошо и все одинаковые.

Как можно скучать по чему-то, чего уже не хочешь?

Настоящая трагедия Эмметта Тилла[181], сказал он ей как-то раз, не в убийстве черного ребенка за свист в сторону белой женщины, а в том, что некоторые черные подумали: а чего он свистел?

Они смотрели на мир с непрактичной, сияющей рьяностью, которая трогала Ифемелу, но не убеждала.

Она научила сына уметь уютно пребывать внутри себя самого даже в толпе.

Во многих людях, вернувшихся из Америки в последние годы, он отмечал маниакальный оптимизм легкой головы, вечных улыбок, чрезмерного рвения, и этот маниакальный оптимизм был ему скучен, потому что слишком уж он мультяшный, никакой плоти в нем, никакой глубины.

Американха! – дразнила ее Раньинудо. – Ты смотришь на все американскими глазами. Но штука в том, что ты даже не настоящая американха. Будь у тебя американский акцент, мы бы потерпели твое нытье!

В детской Афина расплакалась. Лора отправилась к ней, и вскоре последовали уговоры: – Хочешь эту, милая? Желтую, или синюю, или красную? Какую хочешь? Дай ей одну любую, подумала Ифемелу. Перегружать четырехлетнего ребенка выбором, налагать на него бремя принятия решения означает отнимать у него безмятежность детства. Взрослость уже не за горами, и там человеку предстоит принимать все более и более сумрачные решения.