Чтобы показать разницу в росте, Ммуо наклонился к Андресу, рост которого составлял сто девяносто один, сделал глубокий вдох широкими ноздрями и ухмыльнулся:

– Свежий аромат. Посадим тебя в четвёртый павильон к бальзаминам. Будешь расти и благоухать.

От такого наглого вторжения в личное пространство Андрес разозлился окончательно. Его избивали в его доме, избивали на улице. Его чаша терпения полнилась с каждым ударом и вылилась в неконтролируемое бешенство. Ярость ударила в голову, и Хи не успел его остановить. Лоб Андреса угодил прямо в челюсть Ммуо, тот от неожиданности покачнулся и сел на землю. У него из дёсен сочилась кровь, а два передних зуба были неестественно вогнуты внутрь. Кроме того, его нос оказался сломан, и надзиратель хватал воздух ртом.

В следующее мгновение шестеро конвоиров и трое оставшихся надзирателей схватили Андреса и потащили в сторону тюрьмы. Его никто не ударил, и это показалось дурным знаком.

Андреса пронесли через двое ворот, и он очутился во внутреннем дворе. Двор был очень большой и делился на две части, их хватило бы на несколько футбольных полей. Здесь было сотни две заключённых, и все одеты в обноски, произведённые десятки лет назад. Ни у кого не было красивой униформы. Здесь каждый был одет в собственную одежду.

Охрана же делилась на две части: меньшая была в синей униформе, они носили на поясе пистолеты, дубинки, рацию и газовые баллончики; большая часть – в зелёной униформе, они при себе имели только дубинку и свисток.

Некоторые из заключённых были голые по пояс и носили сложенные майки в руках. Находящиеся в центре двора сидели в тени и играли в карты, лежали на голой земле, подтягивались на турниках. Остальные бесцельно бродили по территории. При появлении Андреса и Хи в сопровождении охраны все бросили свои дела и отправились посмотреть на прибывших. Узкий коридор между центральными воротами и зданием администрации с обеих сторон огораживала металлическая сетка, вдоль которой выстроились толпы заключённых в виде почётного караула. Они матерились, показывали на Андреса пальцами, смеялись, угрожали, делали неприличные жесты, смысл которых он не мог понять.

– Тебе крышка, парень, – послышались английские слова в арабском гомоне. – Тебе конец.

– Отпустите его! – кричал Хи позади надзирателей, он не прикасался к людям в униформе, пытался договориться словами, а не кулаками. – Он не знает, как себя вести – кровь горячая, что с него взять.

Здание администрации представляло собой очень старую постройку. Краска внутри облезла, половина ламп не горела, железные двери покрывал сплошной слой ржавчины. Андреса положили грудью на холодный пол, один из надзирателей наступил ему на спину. Другой принёс бухту десятимиллиметровой верёвки, которой надзиратели связали Андреса по рукам и ногам.

Хи в этот момент рядом не было – он остался позади, – никто не мог его сейчас защитить.

– Вертолёт, – произнёс Ммуо.

– Будешь командовать – получишь по зубам ещё раз, – ответил ему низкий надзиратель в синем, с животом, свисающим над ремнём.

Несколько рук подняли Андреса ногами кверху и повесили на крюк под потолком. Кровь прилила к голове, каждый синяк на его теле отзывался болью. Андреса начали крутить вокруг своей оси, пока у него не закружилась голова и он не потерял пространственную ориентацию. Ему казалось, что он находится в невесомости, улетел далеко от Земли и сейчас находится в далёком межзвёздном вакууме. А затем его начали избивать.

Дубинки надзирателей хлестали по нему со всех сторон, силы они не жалели. Удары попадали по всем частям тела, кроме головы. Один из ударов попал ему в пах, и эта боль затмила всё, что происходило с ним прежде. Казалось, что его разрывают на части. Его стошнило, и рвота разлетелась вокруг, запачкав ботинки всем, кто стоял рядом с ним. Это заставило их бить ещё сильнее. Когда они закончили и опустили его на пол, Андрес ничего не видел: кровь залила ему глаза, а тело превратилось в один багровый синяк.

Несколько минут он лежал на полу. Ему хотелось протереть лицо, но руки были связаны. По полу в коридоре застучали каблуки тяжёлых ботинок. Именно этого человека ждали сейчас надзиратели – начальника тюрьмы. Невидимый человек остановился у порога и посмотрел издалека на лежащее на полу тело.

– Если он умер, то вашими головами я украшу свой задний двор, – произнёс голос тихо, почти неслышно.

– Он меня ударил, – ответил ему Ммуо. – Сломал мне нос, выбил два зуба.

– Будь у меня плохое настроение, я бы прямо сейчас приказал врачу вырвать тебе все оставшиеся. Пошли вон!

Все надзиратели вышли, и Андрес остался в комнате наедине с начальником тюрьмы. Тот вышагивал вокруг него и что-то читал на планшете, наверняка досье, составленное коалицией. Полная инструкция по пыткам, которые должны применяться к нему, чтобы заставить подписать развал «Транстека». Молчание затянулось надолго. Здесь, на вершине Атласских гор, время текло иначе. Люди здесь не спешили.

– Сколько они вам заплатили? – спросил Андрес, не выдержав тягучей тишины. – Я могу удвоить плату. Могу заплатить в десять раз больше.

В ответ на это предложение начальник тюрьмы наклонился к нему, достал из кармана белый платок и протёр глаза Андресу, чтобы тот смог его увидеть. Это был старый марокканец, с круглой головой и густой бородой. Его уставшие глаза смотрели на Андреса без любопытства. Так мастер смотрит на деревянную заготовку, миллионную в его жизни. То, что Андрес обладал богатствами, нисколько его не интересовало.

– Посмотри на это лицо, – сказал он. – Что ты видишь?

– Старика, – предположил Андрес.

– Нет, что ты видишь?

– Мужчину, темнокожего.

– Я не чёрный, у марокканцев бронзовый цвет кожи. Ты видишь перед собой человека, которому ничего не нужно. Меня зовут Зафар Алики, я директор этого заведения, – сказал он. – Мне наплевать на всех, кто находится на моей территории, на тебя, на стражу, на заключённых. Плевать, держат ли здесь невиновных. Плевать на ужасное, разваливающееся состояние стен. Плевать на того идиота, который привёз тебя сюда. Через полгода я ухожу на пенсию и поеду плести корзины на ферме моей дочери. Весь отрезок времени между этим моментом и сегодняшним днём можешь считать, что здесь находится лишь моё тело, не мой разум. Ты не сможешь договориться с тем, кого нет.

– Неужели вам вообще ничего не нужно?

– Есть кое-что. Если бы ты оказался знахарем и вылечил мою простату, чтобы я мог нормально помочиться, я бы тут же выпустил тебя. Но у тебя нет с собой ни волшебных трав, ни бубна для ритуальных танцев, поэтому замолкни. У тебя ничего нет.

С неподдельным равнодушием директор выпрямился и продолжил ходить вокруг Андреса с бумагами в руках. Несколько раз он останавливался, поднимал взгляд к потолку и мечтательно смотрел вверх. В каждом его движении виднелась вселенская неторопливость. Если и был на свете более медлительный человек, то он находился здесь же, в этой отделённой от времени тюрьме.

Из здания администрации Андреса вывезли на строительной тележке, потому что его ноги подкашивались, когда он выпрямлялся. Избитого и окровавленного, его отвезли на внутренний двор и выгрузили на землю, как кучу песка. Вокруг него образовалось полукольцо заключённых. Они смотрели на него со злобой, любопытством и удивлением. Почти все они были чёрные или бронзовые, как назвал себя директор.

Рядом с ним стоял Хи, успевший переодеться в обноски, майки на нём не было, и на всеобщее обозрение представала сетка его худых мышц, которых было в неколько раз меньше, чем у Андреса.

– Это Андрес Келвин, – послышался голос из толпы – говорил один из темнокожих заключённых, ростом лишь едва уступающий Ммуо. – Сын свиньи Эдварда Келвина, поддерживавшего революционеров в Индии. Из-за него погиб мой брат, служивший в регулярных войсках миротворцев.

– А я Хи Дун, – ответил Хи. – Личный телохранитель генерала Сераджа Гаджара, предотвративший июньское покушение в восемьдесят девятом. Если бы не я, война закончилась бы на четыре месяца раньше и твой брат наверняка остался бы жив.

– Слышали, что он сказал? – завопил темнокожий бугай. Он накапливал в себе ярость, как огромный конденсатор. – Этот мелкий ханзир виновен в смертях наших близких!

– Вы выбрали не ту сторону, чтобы сражаться, – спокойно ответил ему Хи. Он стоял перед Андресом, отгораживая его от разъярённой толпы и отвлекая всё внимание на себя. Несмотря на бурлившую перед ним массу негодования, Хи оставался спокоен.

В приступе ярости великан потянул руку за спину и вытянул оружие – тонкую отвёртку, заточенную на месте крестовины. Он сжимал её в кулаке так сильно, что побелели костяшки пальцев.

– Ты неправильно держишь оружие, приятель, – сказал ему Хи. – В такой позе ты даже не пробьёшь грудную клетку, а удар в живот заблокируется одной рукой.

– Сейчас ты увидишь мой удар! – крикнул тот, размахнулся и направил острие в живот Хи.

Что дальше произошло, Андрес не смог даже понять. Рука бугая будто сама собой ушла в сторону, Хи даже не делал ничего, он лишь выставил руку наперерез движению. Парень понял, что промахнулся и теперь стоит в уязвимой позе, его огромные лошадиные глаза уставились на своего соперника. Медленно, чтобы все увидели его движение, Хи поднял свободную левую ладонь и с криком «Уф!» опустил её на шею неудачливого убийцы. Тот подкосился и упал на землю, его глаза вращались во все стороны.

– Живой? – удивился Хи, посмотрев на лежащего соперника. – Как неожиданно. Это потому, что у тебя шея как у быка: мышц больше, чем мозгов. Но ты не радуйся, я отчётливо слышал хруст, значит, ты останешься парализованным до конца своих дней.

Парень был в сознании и слышал всё сказанное. Андрес даже представить не мог, каково это лежать на земле и слышать, что с сегодняшнего дня руки и ноги тебе не принадлежат. Однако это была заслуженная плата за попытку убийства.

Тут же Хи вырвал из руки великана отвёртку и посмотрел на толпу перед ним. Он чувствовал себя уверенно, несмотря на то что людей вокруг него были десятки, а он один. Андрес не читал на их лицах вражду, это были обыкновенные любопытные зеваки, лишь маленькая горстка желала над ними расправы.

– Я не хотел его бить, это была самооборона. Я знаю, что вы ненавидите и меня, и моего друга. Ваше право. Но не вздумайте тронуть нас.

Собравшись с силами, Андрес встал на ноги. Его покачивало. Казалось, он стоит на огромной карусели и земля пытается сбросить его с себя.

– Смотрите, живой, – раздалось из толпы. Это говорил худощавый марокканец в шортах. – Паренёк ударил надзирателя и остался жив. Это достижение.

– Меня отделали как лангет, – ответил Андрес.

– Разве это избиение? У нас москиты кусают сильнее.

– Покажите мне мою камеру. Я хочу поспать.

– Твою камеру? – усмехнулся марокканец. – Ребята, он хочет, чтобы мы показали ему его камеру.

Эту же фразу он повторил на арабском, и по толпе поползли неловкие смешки.

– Сколько тебе лет? – спросил тот. – Выглядишь крепко.

– Двадцать четыре, – ответил Андрес.

– Такой молодой и такой огромный. Сколько ты весишь? Килограммов сто? Не переживай, через год скинешь до шестидесяти.

Под руку Хи отвёл Андреса в лазарет, где к его ранам отнеслись так же, как и в тюремном дворе. Старый и почти слепой врач, явно из заключённых, перевязывал его с таким видом, будто тратит бинты на порез бумагой.

Во дворе к ним не приближались, хотя Андрес видел много недружелюбных взглядов, направленных на него. Он был не обычным заключённым – директор запретил его сильно избивать, лишь слегка, и многим это не нравилось. Однажды они решат на него напасть, Андрес знал это точно, но не сегодня. В этот день он мог быть спокоен. Только одно его тревожило – Ммуо. Огромный надзиратель пересёкся с ним на выходе из лазарета и окинул Андреса таким взглядом, словно обещал: «Ты запомнишь меня на всю свою жизнь. На всю свою короткую жизнь».

– Зря ты его ударил, – сказал ему Хи, когда они подходили к лавке, расположенной на холме. – Здесь, в этой тюрьме, работают двенадцать человек – директор и одиннадцать охранников в синем. Те, что ходят в зелёном, – это не охрана, а такие же заключённые, как и мы, только им дали дубинки и полномочия следить за остальными. Они чувствуют свою власть и ведут себя ещё хуже, чем настоящие охранники. Остальные заключённые их ненавидят и называют Кхайнон – предатели. Их надо злить в последнюю очередь.

– Я не буду вести себя подобострастно, – ответил Андрес. – Пусть лучше меня десять раз изобьют, чем я покажу свою слабость.

– Пожалуйста, не делай ничего необдуманного, – попросил Хи. – Я не могу защитить тебя здесь. Если на тебя будут нападать заключённые, это не проблема, но надзиратели – самые презренные и мстительные люди. Лучше проглотить гордость и склонить голову, чем получить по шее дубинкой.

Весь оставшийся день они сидели на этой лавке и смотрели на горизонт. Местные называли это место трибуной. Она располагалась выше уровня стены, и с неё можно было обозревать окрестности. Видимо, это было сделано специально, чтобы заключённые видели, какие красивые места располагаются вокруг. Красивые и недоступные.

В который раз Андрес думал о том, когда же его испытания закончатся. У его семьи есть множество влиятельных союзников, и они обязательно вытащат его из тюрьмы, если узнают, где он находится. Мама, его братья и сёстры наверняка уже собирают вокруг себя силы, чтобы дать отпор Тауэру. Если посчастливится и ему удастся подкупить охрану, сбежать из этой тюрьмы, он наймёт самую дорогую антитеррористическую частную армию – ПиВотч Элтиди. Две тысячи элитных военных в самом современном обмундировании. Они участвовали в каждой крупной и мелкой войнах за последние двадцать лет. При взгляде на них наёмники Тауэра исчезнут быстрее, чем стервятники перед львами. Быстрее, чем огонь перед дождём. Быстрее, чем сливочное пирожное на столе перед Дарвином.

Надо только сбежать. Андрес надеялся, что это произойдёт в ближайшее время, а не через двадцать лет. Такой срок он не выдержит.