Человек в железной клетке

Эта история очень нравилась лорду Галифаксу. Ее предваряла следующая заметка: «Я подтверждаю, что это точная копия рассказа, записанного мистером Пеннименом, о привидении, обитавшем в гостинице в Лилле. О. Баррингтон».

Вы выразили желание узнать, как можно верить истории, искаженная версия которой появилась недавно, после тридцати- или сорокалетней паузы, как «подлинный рассказ о привидениях». Поэтому я изложу события, о которых около года назад напомнила мне моя старинная приятельница, дочь покойного сэра У. А. Курта. Она прислала мне альбом, в котором был записан этот рассказ, прося прочитать его и дать мне знать, есть ли в нем, по моему мнению, хоть доля истины. Она дружила с моей матерью и всей нашей семьей, и так как ни разу не слышала никаких упоминаний об этой истории, то и не могла поверить, что это правда. Я прочла рассказ с превеликим удивлением. Совершенно ясно, что он не мог быть написан ни одним членом нашей семьи, жившим в то время, или же близким человеком. В нем содержалось множество ошибок, например, в именах; тем не менее, отдельные части были так близки к истине, что я пришла в искреннее недоумение. С тех пор миновало столько лет, и так много всего случилось, что тот случай почти стерся из моей памяти, поэтому мне было непросто припомнить подробности. Однако в конце концов мне удалось это сделать, и теперь я готова удовлетворить ваш интерес.

Отец, мать, я, мои сестры и один из братьев (другой, Гарри, еще учился тогда в Вестминстере) уехали за границу поздней осенью 1785 или 1786 года. Мы, дети, должны были изучать французский. Посетив два или три города, наши родители решили обосноваться в Лилле. Там можно было получить неплохое образование, к тому же в тех местах у нас были хорошие знакомства.

Наше временное жилье оказалось чрезвычайно неудобным, и отец вскоре стал присматривать дом. Он нашел большой и красивый особняк, который всем нам пришелся по душе. Назначенная плата казалась необыкновенно низкой даже для тех мест. Разумеется, мы согласились и вскоре переехали.

Примерно три недели спустя мы с матерью отправились в банк, чтобы получить деньги по аккредитиву. И так как нам выдали большую сумму шестифранковыми монетами, которые мы не могли взять с собой, банкир предложил отправить к нам домой клерка. Он спросил адрес и, когда мы сообщили, что наш дом находится на площади Золотого Льва, очень удивился. Он сказал, что там нет ничего подходящего для нашей семьи, за исключением долго пустовавшего дома, в котором обитают призраки. (Это было произнесено самым естественным тоном и вполне серьезно).

Мы рассмеялись и попросили клерка не упоминать об этом при слугах. На обратном пути она заметила с улыбкой: – Думаю, Бесси, это то самое привидение, которое разбудило нас, топая наверху.

Мы с матерью спали в одной комнате, и три или четыре ночи подряд нас будили медленные шаркающие шаги наверху; мы думали, что это ходит кто-то из слуг. Наша прислуга состояла из трех англичан – лакея, служившего у нас много лет, кучера и конюха, а также трех англичанок – горничной моей матери, она же и экономка, моей личной служанки и няни. Все они потом возвратились с нами в Англию и никогда не думали оставлять нас. Прочая женская прислуга, а также дворецкий, повар, лакей и Луи (мальчик, который с нами приехал) были из местных.

Через несколько дней после нашего визита в банк, вновь проснувшись от звука шагов, матушка спросила Кресвел, свою горничную, кто спит в комнате над нами.

– Никто, госпожа. Там большая пустая мансарда, – ответила она.

Через неделю или дней десять как-то утром Кресвел подошла после завтрака к моей матушке и сообщила, что французские слуги поговаривают о том, чтобы взять расчет, так как считают, что в доме нечисто.

– И в самом деле, госпожа, рассказывают страшную историю о молодом человеке, который унаследовал этот особняк и поместье, где родной дядя заключил его в железную клетку в этом самом доме, – поведала она. – Поскольку он исчез и больше не появлялся, думали, что он был убит здесь. Дядя спешно покинул дом и после продал его отцу человека, у которого вы его сняли. Никто не задерживался в нем дольше нас, потому-то он и пустовал.

– А ты, Кресвел, сама в это веришь? – спросила матушка.

– Ну, – замялась она. – Железная клетка стоит в мансарде у вас над головой. Думаю, вам стоит подняться и поглядеть самим.

В этот момент зашел наш друг, старый офицер, кавалер креста Святого Людовика. Мы с воодушевлением рассказали ему историю, пригласив подняться за компанию, чтобы взглянуть на все своими глазами. Мы вошли в длинную просторную мансарду со стенами из неоштукатуренного кирпича. Она была совершенно пуста, лишь в дальнем углу у стены стояла железная клетка, напоминавшая те клетки, в которых держат диких зверей, только выше: около четырех квадратных футов и приблизительно восемь футов в высоту. Позади нее в стене торчало железное кольцо с ржавой цепью, заканчивавшейся ошейником.

Нам стало не по себе при мысли, что человеческое существо могло содержаться в столь ужасном месте, и наш французский друг был напуган не меньше нас. И все-таки мы были совершенно уверены, что топот по ночам – это часть какого-то плана, кому-то было выгодно, чтобы дом продолжал пустовать. Однако нас тревожило то обстоятельство, что в доме существовал тайный вход, о котором мы раньше не подозревали.

Дней через десять после нашего посещения мансарды Кресвел, пришедшая утром одевать матушку, имела такой бледный и больной вид, что мы спросили ее, в чем дело.

– Госпожа, мы до смерти напуганы, – ответила она. – Ни мисс Марш (моя служанка), ни я не сможем больше заснуть в нашей комнате.

– Вы можете перебраться в комнатку рядом с нашей, – ответила моя мать. – Но что случилось?

– Кто-то прошел через нашу комнату прошлой ночью, госпожа, – сказала она. – Мы обе видели силуэт, но спрятались под одеяло и пролежали так до утра, дрожа от ужаса.

Я начала смеяться, но Кресвел разрыдалась, и, увидев, что она и вправду верит тому, что говорит, я попыталась утешить ее. Я сказала, что мы слышали об очень хорошем доме и скоро переедем. А пока они могут спать в соседней комнате.

Дверь в комнату, где наши служанки испытали такой страх, помещалась в нише первого этажа, выходившей на широкую лестницу, ведшую в коридор, вдоль которого располагались лучшие комнаты. Дверь комнаты моей матушки находилась прямо напротив лестничной площадки. Кроме того, в прежней комнате Кресвел была вторая дверь на черную лестницу.

Несколько дней спустя после переезда девушек матушка попросила нас с Чарльзом принести из спальни ее пяльцы, чтобы она могла закончить вышивку. И хотя дело было после ужина и уже стемнело, мы не захватили свечу, потому что внизу лестницы стояла лампа, и мы решили, что найдем пяльцы при открытой двери. Спустившись, мы увидели высокую тонкую фигуру в развевающихся одеждах и с распущенными волосами. Мы оба решили, что это Хана, и закричали: – Ну, нет, Хана! Ты нас не испугаешь.

После этих слов фигура скрылась в нише, заглянув в которую, мы уже никого не увидели и решили, что она прошла через бывшую комнату Кресвел и спустилась по черной лестнице.

Вернувшись к матери с пяльцами, мы рассказали ей о проделке Ханы. На что она заметила:

– Странно. Незадолго до того, как вы вернулись с прогулки, Хана отправилась в постель с головной болью.

В комнате Ханы мы застали Эллис, которая сообщила, что Хана давно крепко спит. Через час, собираясь отправиться спать, мы встретили Кресвел. Когда мы рассказали ей о нашей ошибке, она побледнела и воскликнула:

– Это та самая фигура, которую видели мы!

В это время приехал Гарри, чтобы провести с нами десять дней. Он спал в комнате, выходившей на другую лестницу в дальнем конце дома. Однажды утром, спустившись к завтраку, он довольно сердито сказал матушке, что, верно, она вечером посчитала его пьяным и неспособным самостоятельно потушить свечу, раз послала к нему «этого французского шельмеца». И добавил:

– Я вскочил, открыл дверь и тут в лунном свете вижу парня в ночной рубахе внизу лестницы. Если бы я только был одет, то догнал бы его и научил, как за мной шпионить.

Матушка уверила Гарри, что никого не посылала.

В тот самый день мы договорились о переезде в симпатичный дом с очаровательным садом, принадлежавший одному благородному господину, который собирался уехать на несколько лет в Италию. За день или два до переезда нас навестили мистер и миссис Аткинс с сыном, жившие в трех или четырех милях от Лилля. Мы пожаловались на то, как напуганы наши слуги, и как неуютно жить в доме, куда могут проникнуть незнакомцы. Также мы сказали, что теперь никто не соглашается спать в комнате, где Кресвел и моя служанка видели призрака. Миссис Аткинс рассмеялась и уверила, что с позволения моей матушки с удовольствием проведет ночь в той самой комнате, а в компании с терьером ей будет вовсе не страшно. Когда моя матушка ответила, что не возражает, мистер Аткинс с мальчиком поехали домой, чтобы собрать вещи миссис Аткинс до того, как закроются городские ворота.

Наутро миссис Аткинс выглядела больной и, похоже, плохо спала. На наш вопрос, видела ли она что-то страшное, миссис Аткинс ответила, что проснулась оттого, что кто-то ходил по комнате. Пес не проявлял признаков беспокойства, хотя обычно лаял на входящих. Однако при свете камина она ясно увидела фигуру. Миссис Аткинс сказала, что попыталась натравить на гостью терьера, но нам показалось, что миссис Аткинс была слишком для этого испугана. Нас позабавила реакция миссис Аткинс: когда мистер Аткинс, приехав за супругой, сказал в своей шутливой манере, что, должно быть, ей все это приснилось, то вызвал настоящую бурю негодования.

После их отъезда моя мать произнесла:

– Я, конечно же, все равно не могу вообразить, чтобы это было привидение, но искренне надеюсь, что мы переедем в дом, где люди не будут испытывать таких неудобств; я вполне понимаю, что можно испугаться, увидев у себя в спальне незнакомца.

За три дня до нашего переезда в новый дом я была на длительной верховой прогулке и легла спать очень усталой. Стояла жара, и занавеси над кроватью были подняты. Я успела крепко заснуть, когда что-то меня разбудило, но что именно, я сказать не могла (к тому времени мы уже так привыкли к шагам наверху, что ни я, ни матушка от этого звука не просыпались). В комнате всегда горела лампа, и в ее свете я увидела высокую худую фигуру в рубахе. Одна рука незнакомца покоилась на сундуке, стоявшем между окном и дверью. Лицо было повернуто ко мне. Удлиненное, тонкое и бледное, это было лицо юноши, выражавшее такую грусть, которой я не забуду никогда. Разумеется, я была ужасно напугана, но больше всего я боялась, что проснется матушка. К счастью, она спала крепко. В этот миг часы пробили четыре, я пролежала без сна еще около часа, прежде чем решилась снова посмотреть в сторону сундука. Но когда осмелилась, то там уже никого не было, хотя я и не слышала, чтобы открывалась или закрывалась дверь.

Всю оставшуюся ночь я не сомкнула глаз, и когда Кресвел, как обычно, пришла утром, я крикнула ей:

– Дверь открыта, ты, должно быть, забыла вчера положить ключ на сундук.

Но она ответила, что дверь заперта, и, к своему удивлению, я обнаружила ключ на обычном месте. Когда я рассказала обо всем матери, она выразила признательность за то, что я не разбудила ее, и настояла на том, чтобы мы не рисковали и не задерживались в доме еще на одну ночь. Так что сразу после завтрака мы стали собирать вещи, чтобы успеть к вечеру переехать.

Перед отъездом Кресвел и я обследовали всю нашу комнату, но не обнаружили никаких потайных ходов.

Волнения, которые начались затем во Франции, и наши семейные заботы постепенно вытеснили из памяти историю о призраке. Однако одним зимним вечером моя матушка заставила меня рассказать эту историю миссис Хор.

Искаженная версия, упомянутая вначале, очевидно, является историей, которая появилась в «Корнхилл Мэгэзин» и принадлежала перу преподобного С. Баринг-Гуда, довольно известного автора. Впоследствии он написал лорду Галифаксу, приложив полученное им письмо:

Дорогой сэр!

Ноябрьский номер «Корнхилл мэгэзин» попал мне в руки лишь недавно. И я нашла в нем Ваш рассказ «Человек в железной клетке», особенно заинтересовавший меня из-за происшествия, приключившегося со мной в отеле «Золотой лев» в Лилле, лет около тридцати назад. И, подумав, что это может быть для Вас небезынтересно, решилась Вам написать.

В мае 1887 года я путешествовала с двумя приятельницами из Булони в Брюссель. Одна из моих спутниц, пожилая леди, непривычная к столь длительным поездкам по железной дороге, так устала, что ее сестра решила остановиться на ночь в Лилле. Мы прибыли туда ближе к вечеру. Очутившись в незнакомом городе и намереваясь завтра же утром вновь тронуться в путь, мы спросили ближайший к станции отель, который оказался непритязательной старомодной гостиницей под названием «Золотой лев».

Нас разместили в довольно удобных комнатах на первом этаже. В большей по размерам спальне, которую заняли мои приятельницы, было две двери. Одна выходила на лестницу, другая – в маленькую гардеробную, примыкавшую к моей комнате. Вначале мы думали, что это единственный вход в мою спальню, но, осмотревшись, обнаружили вторую дверь в противоположном конце комнаты. Она, как пояснил хозяин гостиницы, обычно оставалась запертой, и он, казалось, был не намерен ее открывать. Однако моя приятельница настояла, чтобы дверь открыли, а ключ оставили нам. Насколько я помню, она выходила в небольшую нишу, располагавшуюся почти напротив лестницы. Эта ниша, вероятно, использовалась прислугой как кладовка, потому что мы обнаружили там множество веников и ведер, чем, как мы думали, и объяснялось нежелание хозяина отпирать дверь.

Мои приятельницы рано отправились спать, причем горничные уверили их, что ночь будет спокойной, так как мы единственные постояльцы на этаже. На самом деле мы, скорее всего, были единственными постояльцами во всей гостинице, что не удивило нас, ведь сезон еще не начался.

А так как я совершенно не чувствовала усталости, то, пожелав подругам спокойной ночи, села писать письма домой. Я настолько погрузилась в это занятие, что время пролетело незаметно, и было уже между одиннадцатью и двенадцатью, когда я услышала, что тишину в доме нарушают чьи-то довольно тяжелые шаги за дверью, выходившей на лестницу. «Медленная, шаркающая поступь», о которой говорится в вашей истории, – точное описание слышанных мною звуков.

Я не обратила на них особенного внимания, решив, что это кто-то из припозднившихся слуг. Внезапно в другую дверь постучали, и младшая из моих приятельниц, которая, как я думала, уже несколько часов спит, заглянула ко мне и спросила, не случилось ли чего, – ее разбудили мои шаги. Я заверила ее, что не вставала со стула, но тоже слышала шум, который, как показалось мне, доносится из коридора. Мы открыли дверь и с лампой в руке осмотрели нишу и лестничную площадку, но никого не увидели.

Несмотря на то, что шаги, казалось, звучали где-то поблизости, мы заключили, что они доносятся сверху, и вновь заперли дверь. Моя приятельница ушла к себе. А я легла в постель, все еще слыша порой тяжелую, шаркающую поступь.

Мы уехали из Лилля утренним поездом, и я не придала большого значения этому происшествию. Оно, однако, не стерлось вовсе из моей памяти, так как два месяца спустя я упомянула о нем в записках о своем путешествии. Скорее всего, я бы и не вспомнила об этом, если бы приятельница моей матери, которая интересовалась всякими необычными историями, не передала ей написанный от руки рассказ о призраке в «Золотом льве» в Лилле, очень похожий на Ваш. Тут мне и пришел на память случай, произошедший со мной, и шаги, не принадлежавшие ни одному из живых обитателей гостиницы.

Я написала об этом событии, полагая, что благодаря этому удастся установить, в каком именно доме произошла та печальная история.

Остаюсь искренне ваша…