Все возвратились в поместье, неся Фрэнка, который постепенно пришел в себя. Он получил скорее ушибы, чем раны, так как противник в бешенстве наносил удары дрожащей рукой.

Полчаса спустя Эмиас, старик Карри и его сын Билл держали тайный совет по поводу следующего послания – единственной бумаги в пакете, которая не была зашифрована:

«Дорогой брат во Христе!

Извещаю вас и всех друзей нашего дела, что Джозефус высадился в Смервикке с восемьюстами доблестными крестоносцами, горящими священным рвением искупить свои преступления (которых, боюсь, было много) распространением святой католической веры. Молитвами и святой водой я очистил крепость от грязных следов еретиков и вновь посвятил ее Богу. Если вы можете что-либо сделать, сделайте скорее, так как широкий и верный путь открыт, а врагов много. Но действуйте быстро. Бедные Божьи овцы так напуганы, что сотни побегут перед одним англичанином. Земному суждению ни они, ни их страна не представляются достойными заботы о них. Они предаются воровству, лжи, пьянству, пустословию, нечестивым танцам и пению. В то же время их страна, по причине тирании вождей и беспрестанных грабежей и войн между племенами, которые, дробясь и слабея, делаются легкой добычей нечестивой, похитившей престол англичанки, совершенно опустошена огнем и обезображена телами умерших и убитых. Но что значит все это, когда добродетель католической покорности уже расцветает в их сердцах?

Церковь беспокоится не о сохранении тел и имуществ, а лишь о бессмертных душах.

Если какая-нибудь благочестивая леди пожелает, вы можете получить от ее щедрости для этой недостойной обители рубашку и пару штанов, так как я противен себе и другим, а здесь нет излишка такой роскоши. Все живут в святой бедности, за исключением блох; они единственные получают в нашем мире то утешение, которого этот несчастный народ и те, кто работает среди него, должны ждать до будущего мира.

Любящий вас брат».

– Сэр Ричард должен узнать об этом до рассвета! – воскликнул старый Карри.

– Восемьсот человек высадились! Мы должны созвать комитет граждан и все отправиться против них. Я сам пойду, как я ни стар. Ни одна собака не должна вернуться домой.

– Ни одна собака из них, – ответил Билл. – Но где мистер Винтер и его отряд?

– В безопасности, в Милфордской гавани. К нему также нужно послать гонца.

– Я поеду, – сказал Эмиас. – Но Карри прав. Сэр Ричард должен знать все первым.

– И мы должны захватить этих иезуитов.

– Что? Мистера Эванса и мистера Моргана? Они находятся в доме моего дяди. Подумайте о чести нашей семьи.

– Посудите сами, дорогой мальчик, – ласково сказал старый Карри, – разве не будет сущей изменой позволить этим лисицам бежать, когда в наших руках такое неопровержимое доказательство против них?

– Тогда я сам поеду.

– Почему нет? Вы сможете все уладить, а Билл поедет с вами. Кликни грума, Билл. Пусть оседлают твою лошадь и моего серого йоркширца. Он веселее повезет этого великана, чем маленький пони, верхом на котором изволил приехать (как я слышал) мистер Лэй сегодня утром. Что касается Фрэнка – за ним присмотрят дамы: они сделают это достаточно хорошо и будут очень рады залучить в свою клетку на одну-две недели такую чудесную птицу.

– А моя мать?

– Мы пошлем к ней завтра на рассвете.

– Ну, прощальный кубок перед отъездом! Теперь сапоги, мечи, плащи и прощайте!

Подвижной старик стал торопить молодых людей выйти и вскочить на лошадей, пока светит ясная зимняя луна.

– Вы должны ехать рысью, не то луна зайдет прежде, чем вы выберетесь из болот.

Итак, они отправились. Много миль они ехали молча. Эмиас потому, что его мозг был занят одной упорной мыслью: как спасти честь своего дома, а Билл потому, что колебался между Ирландией, и войной, и Розой Солтерн, и любовью. Наконец он внезапно сказал:

– Я поеду, Эмиас.

– Куда?

– С тобой в Ирландию, старина. Я наконец бросил якорь.

– Какой якорь, мой загадочный друг?

– Смотри, вот я – большое и храброе судно.

– Скромно, даже если неверно.

– Склонность, как якорь, крепко держит меня.

– В тине?

– Нет, на ложе из роз, не лишенном шипов.

– Ого! Я видел устриц на плодовых деревьях, но никогда не видел якоря в розовом саду.

– Молчи, а то моя аллегория разобьется.

– О скалу моего бессердечия.

– Пф! Ладно. Появляется долг, как живительный ветер, изо всех сил дующий с северо-востока, такой же резкий и упорный, и тянет меня к Ирландии. Я держусь за свое розовое ложе – плохая защита в шторм. Наконец все препятствия исчезают, и я отправлюсь вперед на запад! Меняю свое разбойничье гнездо на болотистую нору с Эмиасом Лэем.

– Серьезно, Билл?

– Клянусь моими грехами.

– По рукам, молодой сокол с Белой скалы.

– Хотя я больше привык называть ее «Убежищем влюбленных».

– Да, на берегу мы так зовем ее, но мы всегда говорим «Белая скала», когда смотрим на нее с моря – как мы с тобой станем смотреть, надеюсь, не позже, чем завтра вечером.

– Почему так скоро?

– Разве смеем мы терять день?

– Я полагаю – нет. Итак, вперед!

И они снова поехали молча. Эмиас был доволен (невзирая на свое недавнее отречение), что по крайней мере один из его соперников снимет на несколько месяцев осаду с сердца Рози.

Когда они проезжали над Кэредоном, Эмиас внезапно остановился.

– Ты не слышишь лошадиного топота с левой стороны?

– С левой – со стороны Вельсфордских болот? Немыслимо в этот час. Это, должно быть, олень или дикий кабан, возможно, просто старая корова.

– Это был звон железа, друг. Остановимся и подождем.

И молодые люди стали внимательно всматриваться в лежащее слева пространство болот и вереска, блестящее при лунном свете, как сплошная полоса холодного серебра, покрытого унылой осенней росой.

– Если кто-либо из сообщников Евстафия пробирается домой из Фрешуотера, он, желая сберечь парочку миль, мог проехать через Вельсфорд, вместо того, чтобы ехать, как мы по большой дороге, – сказал Эмиас, который был хитер, как лисица во всех вопросах тактики и страсти. – Если кто-нибудь из них сошел с ума, он мог попытаться это сделать и завязнуть. Там есть болота в двадцать футов глубины. Черт бы побрал этого молодца! Кто бы он ни был, он перехитрил нас! Смотри.

Он был прав. Неизвестный всадник, по-видимому, слез с лошади внизу и повел ее вверх по другой стороне длинного рва, заросшего вереском; затем, дойдя до места, где ров сворачивает в сторону с намеченного им пути, он появился на фоне неба, собираясь вывести свою лошадку из дыры.

– Летим, как ветер!

И оба – Билл и Эмиас – помчались галопом через терн и вереск. Неизвестный успел вскочить на лошадь, когда оставалось еще около ста ярдов расстояния, и далеко обогнал их.

– Вот чертов сын! – воскликнул Карри.

– Только чертов слуга. Мы никогда не поймаем его.

– Я все-таки попытаюсь, а ты можешь тащиться сзади, старый тяжеловоз!

И Карри сильнее погнал коня.

Эмиас минут на десять потерял Билла из виду, а затем увидел, что тот стоит около лошади и безутешно ощупывает ее колени.

– Поищи мою голову – она валяется где-нибудь среди вереска. Ох, я бесполезен, как старая баба.

– Колени сломаны?

– Я не решился посмотреть. Думаю, что нет. Поезжай вперед и сделай все, что возможно в этом скверном деле. Парень уехал на милю вперед вправо.

– Тогда он направляется в Мурвинстоу; но где же мой кузен?

– Позади нас, смею сказать. Мы сцапаем по крайней мере его.

– Карри, обещай мне, что если мы это сделаем, ты скроешься из виду и предоставишь мне расправиться с ним.

– Мой мальчик, мне нужны только Эванс Морган и Морган Эванс. Твой кузен – только руки, а мы гонимся за головой.

Итак, они проехали еще шесть мрачных миль по все опускающейся местности.

– Теперь как? Прямо в Чепл – заткнуть лисью нору или через королевский парк в Стоу спустить собак сэра Ричарда и явиться с шумом и приказом об аресте в должной форме.

– Повидаемся сначала с сэром Ричардом, и, что бы он ни решил относительно моего дяди, я подчиняюсь.

Они поехали через королевский парк. Близ Стоу проехали мимо мельницы и группы закрытых цветами коттеджей. В окне одного из них еще горел огонь. Оба молодых человека хорошо знали, чье это окно, у обоих сердца быстро забились. В этой комнате спала или, вернее, еще не спала Рози Солтерн.

– Поздно не спят сегодня в Комве, – произнес Эмиас так беззаботно, как только мог. Карри внимательно посмотрел в окно, а затем довольно едко на Эмиаса, но Эмиас с деловым видом приводил в порядок свои стремена. И Карри поехал дальше, не зная, что каждая жилка в теле его товарища трепещет, как в его собственном.

– Сыро и мрачно здесь внизу, – сказал Эмиас, в самом деле почти изнемогший от внутренней борьбы.

– Через пять минут мы будем у ворот Стоу, – ответил Карри, оглядываясь назад, пока его лошадь взбиралась на противоположный холм, но коттедж скрылся за поворотом извилистой дороги. Следующая их мысль была о том, как попасть в Стоу в три часа утра и не быть съеденными сторожевыми псами, уже начавшими рычать и лаять, заслышав шум лошадиных копыт.

Как бы там ни было, после долгого стука и зова они благополучно попали в дом через задние ворота в высокой западной стене. Сэр Ричард в длинном ночном одеянии скоро спустился в зал. Письмо было прочитано, история рассказана. Но прежде чем она была наполовину окончена, он сказал:

– Антоний, позови грума. Пусть он приготовит мне лошадь. Джентльмены, если вы извините меня, то через пять минут я буду к вашим услугам.

Через полчаса они вновь спустились, пересекли равнину и очутились под малочисленными низкими сплющенными морским ветром ясенями, стоящими вокруг одиноких ворот Чепла.

– Карри, там позади есть тропинка, ведущая через дюны к Марсленду. Ступайте охранять ее.

Карри уехал, а сэр Ричард громко постучал в ворота.

– Лэй, вы видите, я принял во внимание вашу честь и честь вашего бедного дяди – мы входим сюда одни. Чего еще вы хотите от меня, как внимательнее могу я отнестись к вашей чести?

– О, сэр! – воскликнул Эмиас со слезами на глазах. – Вы выказали себя еще раз тем, чем всегда были – моим дорогим и любимым руководителем, не уступающим даже моему адмиралу, сэру Фрэнсису Дрейку.

– Что же мы будем делать?

– Мой несчастный кузен, сэр, еще не мог вернуться – и я хотел бы ждать его на большой дороге, если только я не нужен вам.

– Ричард Гренвайль может войти один, юноша. Но что вы хотите сделать со своим кузеном?

– Заставить его навсегда покинуть страну или, если он откажется, тотчас проткнуть его насквозь.

– Идите, юноша!

В то время как он говорил, заспанный голос из-за ворот спросил:

– Кто здесь?

– Ричард Гренвайль. Именем королевы, откройте!

– Сэр Ричард? Он в своей постели, черт вас подери. Честные люди не приходят в такое время.

– Эмиас! – крикнул Ричард.

Эмиас вернулся.

– Откройте мне эти ворота, я подержу вашу лошадь.

Эмиас слез с коня, поднял с дороги камень такой, какие герои Гомера имели обыкновение швырять друг другу в головы, и в одно мгновение дверь оказалась на земле, а стоявший сзади слуга – под ней. Сэр Ричард спокойно переступил через нее и велел малому встать и взять его лошадь, а затем направился прямо к главному входу. Он был открыт. Слуги были на ногах и выстроились вдоль всего пути. По-видимому, шум разбудил их. Сэр Ричард тем не менее постучал в открытую дверь. К его удивлению, на стук ответил сам старый Лэй, вполне одетый, со свечой в руках.

– Сэр Ричард Гренвайль! Разве это по-соседски, не говоря о вежливости, врываться в мой дом глубокой ночью?

– Я разбил вашу наружную дверь, сэр, потому, что меня отказались впустить, когда я попросил именем королевы. Я постучал в вашу внутреннюю дверь, как должен был бы постучать в дверь беднейшего коттеджа в приходе, так как нашел ее открытой. Здесь у вас находятся два иезуита! А вот королевский приказ о задержании их. Я подписал его собственной рукой и, больше того, теперь предъявляю его собственной рукой, дабы спасти вас от скандала, а может быть, и отчего-либо худшего. Я должен получить этих людей, мистер Лэй.

– Мой дорогой сэр Ричард!

– Я должен получить их, или я буду вынужден обыскать дом; вы не захотите подвергнуть ни себя, ни меня столь позорной необходимости?

– Мой дорогой сэр Ричард!

– Должен ли я в таком случае просить вас отойти от собственных дверей, мой дорогой сэр? – спросил Гренвайль, а затем, меняя свой голос на тот ужасающий львиный рык, которым он был знаменит, загрохотал:

– Слуги, прочь, назад!

Это было сказано полудюжине хорошо вооруженных грумов и лакеев, столпившихся в проходе.

– Что? Сабли наголо, заячьи уши?

В одно мгновенье сэр Ричард также выхватил свой длинный меч и, тихонько, как ребенка, отодвинув в сторону старого Лэя, двинулся к вооруженным людям, которые тотчас расступились в обе стороны. Они были отважными молодцами в открытом бою, но не испытывали желания быть повешенными в ряд в Лаунчестонском замке, после того как их насквозь проткнет этот страшный адмирал – самый «немирный» из всех «мировых» судей.

– А теперь, мой дорогой мистер Лэй, – заговорил сэр Ричард кротко, как всегда, – где нужные мне люди? Ночь холодна, и вам, как и мне, пора в постель.

– Сэр Ричард, иезуиты не здесь, конечно.

– Не здесь, сэр?

– Даю слово джентльмена – они оставили мой дом час тому назад. Поверьте мне, сэр, я поклянусь вам, если нужно.

– Я верю слову мистера Лэя из Чепла без всяких клятв. Куда они направились?

– Но, сэр, откуда мне знать? Они, могу сказать, удрали, сэр, исчезли.

– При вашей помощи. По крайней мере при помощи вашего сына. Куда они поехали?

– Жизнью клянусь, я не знаю.

– Мистер Лэй, возможно ли это? Решитесь ли вы присоединить ложь к той измене, от наказания за которую я стараюсь вас избавить?

Несчастный мистер Лэй разрыдался.

– О боже мой, боже мой! О! Неужто дошло до этого? Вдобавок ко всему страху и беспокойству от пребывания этих черных негодяев в моем доме, когда я должен был каждую минуту затыкать их подлые рты, дрожа, что они доведут до виселицы и себя и меня, меня называют изменником и лжецом – в мои годы! Лучше бы мне не родиться на свет!

Бедный старик упал в кресло и закрыл лицо руками. Затем он опять встал.

– Простите меня, сэр Ричард, я сел, оставив вас стоять. Горе сделало меня чурбаном. Садитесь, мой дорогой сэр, уважаемый сэр! Или лучше пойдемте со мной ко мне в комнату и выслушайте мою злополучную историю. Клянусь вам, что иезуиты бежали, а мой бедный мальчик Евстафий все еще не вернулся. Грум рассказал мне, что этот дьявол – его кузен – сломал ему челюсть. Его мать почти обезумела за этот час. Горе нам! Горе!

– Ваш сын чуть не убил своего кузена, сэр, – сурово сказал Ричард.

– Как? Об этом грум не говорил мне.

– Ваш сын, прежде чем Эмиас опрокинул его, три раза ударил кинжалом своего кузена Фрэнка. И ради чего взял Евстафий на себя роль злодея и убийцы? Только, чтобы доставить в ваш дом это письмо, которое я прочту вам, как только отдам распоряжение насчет ваших патеров.

Выйдя из дому, сэр Ричард обошел вокруг и подозвал к себе Карри.

– Птички улетели, Билл, – прошептал он. – У нас один только шанс поймать их – у устья Марсленда. Если они стараются достать там лодку, вы еще можете поспеть вовремя. Если они ушли внутрь страны, мы ничего не можем сделать до завтра, пока не подымем шума.

И Билл галопом помчался через дюны к Марсленду, а Ричард Гренвайль вернулся в дом и по всем правилам этикета объявил, что готов и счастлив иметь честь быть принятым в собственной комнате мистера Лэя.