За час Том успел собрать свои вещи, расплатиться по счету в гостинице и отменить заказанный столик в L’Enclume. К семи часам он был уже на станции Престон и нашел нужную платформу, от которой отходил вечерний поезд на Юстон. Амелия поехала в Лондон на машине, с Саймоном Хэйнесом. Предварительно она позвонила в Афины и Анкару и оставила инструкции насчет поездки Тома.
Том купил в ларьке в зале ожидания сэндвич с тунцом и пакет чипсов, запил все это двумя банками «Стеллы Артуа» – их он приобрел уже у разносчика в поезде – и дочитал «Предчувствие конца». Ни коллеги, ни друзья из МИ-6 к нему не присоединились. В поезде ехали шпионы с пяти континентов; все они были погружены в книги, или лэптопы, или разговоры с супругами, но никто из них не захотел при всех подсесть к опальному «свидетелю Х». Слишком рискованно. Мало ли что.
Домой Том прибыл к одиннадцати. Он знал, почему для выполнения такого важного задания Амелия выбрала именно его. В Воксхолл-Кросс было множество способных и умных офицеров, которые с радостью ухватились бы за возможность раскрыть тайну гибели Уоллингера. Но Томас Келл был одним из двух или трех самых доверенных людей, кто знал о длительном романе Амелии и Пола. По МИ-6 постоянно ходили слухи, что «шеф» никогда не была верна Жилю, что она изменяла мужу с неким американским бизнесменом. Однако большинство считало, что Левен и Уоллингера связывают чисто профессиональные отношения. Любое расследование предполагает вторжение в частную жизнь, и тогда на свет непременно выплывут неопровержимые доказательства любви Амелии и Пола. Разумеется, этого Амелия допустить не могла. А Том будет держать рот на замке, что бы ни узнал. Она рассчитывала на это.
Перед тем как лечь спать, Том разобрал сумки с вещами, нашел свой паспорт на фамилию Келл и послал фотографию текста на венгерском своему старому приятелю, служившему раньше в Агентстве национальной безопасности США. Теперь Тамаш Метка вышел на пенсию и держал бар в Сольноке. В семь утра Том уже сидел в такси, которое должно было отвезти его в аэропорт Гатвик. Затем он погрузился в обычную рутину. Путешествия по воздуху в двадцать первом веке. Длинные очереди, нервные пассажиры, жидкости, которые непременно нужно сдавать в багаж, бессмысленно снятые ремни и обувь.
Четыре часа спустя самолет приземлился в Афинах – колыбели цивилизации и центре мировых долгов. Связной ждал Тома в кафе в зале вылета; офицер МИ-6, которому Амелия приказала обеспечить документы для мистера Келла на время его пребывания на Хиосе. Молодой человек – он представился как Адам – явно трудился над легендой всю ночь: он старательно таращил слипающиеся глаза, и кожа его подбородка под отросшей щетиной была красной от раздражения. Он обхватил руками большую кружку черного кофе; на столе перед ним лежал сэндвич – Том так и не понял с чем – и толстый конверт, подписанный одной буквой «Х». На Адаме была толстовка с надписью «Гринпис» и черная бейсболка «Найк», чтобы Тому было легче его узнать.
– Хорошо долетели?
– Да, все прекрасно, спасибо. – Том пожал протянутую руку.
Они перекинулись еще парой ничего не значащих фраз, а потом Том взял в руки конверт. Он уже прошел греческую таможню, так что теперь риск, что его поймают с двумя разными комплектами документов, был минимален.
– Прикрытие у нас коммерческое. Вы – представитель страховой компании «Скоттиш Видоуз» и расследуете обстоятельства смерти Пола Уоллингера, чтобы написать доклад руководству. Вас зовут Крис Хардвик. – Адам говорил тихо и без запинок, как будто не раз репетировал эту речь. – Я забронировал вам номер в отеле Golden sands в Карфасе; это в десяти минутах к югу от города Хиос. В Chandris не было свободных мест.
– Chandris?
– Да, там все останавливаются. Когда приезжают на остров по делам. Это лучший отель в городе.
– Вы думаете, Уоллингер мог жить там под чужим именем?
– Вполне возможно, сэр.
Уже больше года никто из коллег не называл Тома «сэр». Он забыл – или позволил себе забыть – о своем достаточно высоком статусе, о том, чего сумел достичь за свою долгую карьеру. Адаму было, вероятно, лет двадцать шесть или двадцать семь, и встреча с офицером такого ранга, как Томас Келл, должна была казаться ему важным жизненным событием. И очевидно, он хотел произвести на Тома хорошее впечатление – особенно учитывая его связи с шефом.
– Я организовал вам машину. Она заказана на три дня. Стойка компании Еuropcar сразу за терминалом. Здесь пара кредитных карточек на имя Хардвика, обычный ПИН-код, разумеется, паспорт, права и несколько визиток. Боюсь, что единственная фотография, которую мы нашли в вашем файле, несколько устарела, сэр.
Том не обиделся. Он знал, о какой фотографии идет речь. Она была сделана на Воксхолл-Кросс 9 сентября 2001 года, в комнате без окон. Тогда его волосы были короче, на висках не пробивалась седина, а жизнь еще только должна была измениться. С тех пор каждый шпион на планете успел состариться по меньшей мере на двадцать лет.
– Я уверен, что все сойдет и так, – сказал он.
Адам посмотрел в потолок и несколько раз моргнул, как будто пытался вспомнить, какой пункт шел следующим в его мысленном списке.
– Авиадиспетчер, который дежурил в тот день, когда погиб мистер Уоллингер, готов встретиться с вами сегодня вечером в вашем отеле.
– Время?
– Я предложил семь часов.
– Это хорошо. Мне не хотелось бы тянуть. Спасибо.
Адам коротко кивнул, словно впитывая благодарность старшего офицера. «Я помню себя таким же, как ты, – подумал Том. – Я помню, как все было в самом начале». Его сердце чуть тронула ностальгия. Он представил себе жизнь Адама в Афинах: просторную квартиру от министерства иностранных дел, членские карточки ночных клубов, красивые местные девушки, очарованные гламурным, не стесняющимся в расходах дипломатическим образом жизни. Молодой человек, все будущее и карьера которого впереди, в одном из самых великолепных городов мира. Том сунул конверт в сумку и встал. Адам проводил его до ближайшего дьюти-фри, где они и расстались. Том зашел в магазин, купил бутылку Мacallan и упаковку Winston Lights для Хиоса и очень скоро снова оказался в небе над переливающимся солнечными бликами Средиземным морем. Он достал телефон и стал просматривать загруженные в аэропорту сообщения и почту.
Метка уже послал ему перевод той самой карточки, что читала Рэйчел.
«Мой дорогой Том!
Всегда рад получить от тебя весточку, и, конечно, я только счастлив, что могу тебе помочь.
Что с тобой произошло? Ты занялся поэзией? Пишешь любовные сонеты на венгерском? Может быть, у Клэр наконец-то хватило ума оставить тебя в покое и ты влюбился в девушку из Будапешта?
Вот что говорится в этом стихотворении – и прости, если мой перевод не так прекрасен, как оригинал.
«Дорогой мой. Именно сегодня я не могу быть рядом с тобой, и сердце мое разбито. Никогда еще тишина не была столь отчаянно безнадежной. Ты спишь, но я все еще слышу твое дыхание».
Очень трогательно. Очень грустно. Интересно, кто это написал? Я бы хотел познакомиться с этим человеком.
Разумеется, если будешь в наших краях, мы просто обязаны встретиться. Надеюсь, у тебя все хорошо и ты доволен жизнью. В Сольноке тебя всегда ждут. Сейчас я редко выбираюсь в Лондон.
Твой Тамаш».
Том выключил телефон и взглянул в иллюминатор, на клокастое белое облако. Теперь понятно, почему Рэйчел отреагировала так яростно: это было послание от одной из скорбящих любовниц Уоллингера. Но умела ли она читать по-венгерски или просто узнала почерк этой женщины, Том знать, конечно, не мог.
Самолет приземлился в маленьком, но очень удобном аэропорту с единственной взлетной полосой на восточном побережье Хиоса. Том опознал командно-диспетчерский пункт, заметил перед ангаром бородатого инженера, который возился с «лендкрузером», и сфотографировал вертолет и бизнес-джет[8], стоящие по обе стороны от Olympic Air Q400. Самолет Уоллингера поднялся в воздух всего в нескольких сотнях метров отсюда, затем сделал вираж и направился к востоку, к Измиру. «Сессна» вошла в турецкое воздушное пространство меньше чем через пять минут и упала в горах к юго-западу от Кютахьи примерно часом позже.
Водители такси на острове бастовали, и Том порадовался, что у него есть арендованный автомобиль. Ему нужно было проехать несколько миль к югу, в Карфас, по тихой дороге, по обеим сторонам которой тянулись лимонные и апельсиновые рощи и полуразвалившиеся дома, окруженные заборами. Оказалось, что отель Golden sands расположен в центре пляжа не меньше чем в километр длиной, откуда через Хиосский пролив виднелись берега Турции. Том разобрал сумку, принял душ, оделся в свежее и спустился в бар. Ожидая встречи с диспетчером, он вертел в руках бутылку лагера Efes и еле справлялся с желанием покурить прямо здесь, в помещении. Как изменились обстоятельства, подумал он вдруг. Меньше чем двадцать четыре часа назад он ел сэндвич с тунцом в поезде из Престона. Сейчас он один на греческом острове, в туристическом отеле, но вне сезона, изображает представителя страховой компании, который проводит расследование страхового случая. «Ты снова в игре, – сказал он себе. – Это то, чего ты хотел». Но знакомого ощущения радостной дрожи и предвкушения не было. Том вспомнил, как почти два года назад он приземлился в Ницце с заданием во что бы то ни стало разыскать Амелию Левен. Тогда все старые приемы и уловки его ремесла вернулись к нему автоматически, словно ими ведала мышечная память. Но в этот раз Том чувствовал только страх. Страх, что он откроет правду гибели своего друга. Не ошибка пилота. Не сбой механизмов. Просто тайный сговор и дымовая завеса. Просто убийство.
Мистеру Андонису Макрису, сотруднику службы гражданской авиации Греции, было около пятидесяти. Он имел типично греческую внешность, отличался плотным телосложением и говорил на отличном, разве что чересчур усложненном английском. От него сильно пахло одеколоном. Том представился, передал ему визитную карточку Хардвика, поддержал его в том, что Хиос – очень красивый остров, и поблагодарил Макриса за согласие встретиться с ним так скоро.
– Ваш помощник из офиса в Эдинбурге сказал мне, что время – это важный фактор, – сказал Макрис. На нем был темно-синий костюм в тонкую полоску и белая рубашка без галстука. Самоуверенный, даже почти надменный, он производил впечатление человека, который уже несколько лет как достиг полного личного удовлетворения во всех областях жизни. – Я рад вам помочь. Такая трагедия. Здесь, на острове, многие были шокированы, узнав о гибели мистера Уоллингера. Уверен, что его семья и коллеги, так же как и мы, хотят как можно скорее узнать, что именно случилось.
По тому, как держался Макрис, было очевидно, что он ни в какой степени не считает себя ответственным за автокатастрофу. Как только представится возможность, он попытается свалить вину за смерть британского дипломата на турецких диспетчеров. Том нисколько в этом не сомневался.
– Вы лично встречались с мистером Уоллингером?
Макрис как раз отпил вина. Он на мгновение задержал его во рту, проглотил, аккуратно промокнул губы салфеткой и только потом ответил:
– Нет. – Его тон был абсолютно ровным. В речи слышался едва заметный намек на американский акцент. – План полета был подан до того, как я заступил на смену. Я говорил с пилотом – с мистером Полом Уоллингером – по рации, пока он проверял оборудование, ехал по взлетной полосе и готовился подняться в воздух.
– И он был… в порядке?
– Что вы имеете в виду под «был в порядке»?
– Он не был слишком взволнован? Или пьян? Может быть, его голос звучал как-то напряженно?
– Пьян? – повторил Макрис так возмущенно, словно Том упрекнул его во лжи. – Конечно нет. Если я чувствую, что пилот находится в одном из тех состояний, что вы сейчас перечислили, я, разумеется, не разрешу ему взлет.
– Разумеется. – Тому никогда не хватало терпения на этих чересчур обидчивых бюрократов, и он не стал тратить время и придумывать извинения; и плевать он хотел, если нанес Макрису страшное оскорбление. – Вы должны понимать, почему я об этом спрашиваю. Чтобы составить полный отчет о произошедшем, я обязан узнать все малейшие детали…
Макрис, словно вдруг устав от разговора, нагнулся, поднял с пола тонкий кейс и положил его на стол. Том еще говорил, а толстые большие пальцы уже расстегивали замки. Легкий щелчок – и крышка отскочила, закрыв от Тома лицо Макриса.
– У меня с собой план полета, мистер Хардвик. Я сделал для вас копию.
– Очень предусмотрительно с вашей стороны.
Макрис опустил крышку и передал Тому лист бумаги, покрытый нечитабельными греческими иероглифами. В некоторых колонках рукой Пола были написаны его личные данные, но адреса проживания на острове Том не увидел.
– Согласно сведениям, изложенным в плане полета, самолет «сессна» должен был пролететь над островом Эгнуса, а затем направиться на восток, в Турцию. Как только самолет пересекает воздушную границу Турции, над ним берут контроль Чешме или Измир.
– Так и было?
Макрис кивнул:
– Так и было. Пилот объявил, что выходит из нашего круга, и изменил радиочастоту. Начиная с этого момента, за мистера Уоллингера мы больше не отвечали.
– Вы знаете, где именно он жил на Хиосе?
Макрис бросил выразительный взгляд на план полета:
– Разве тут не указано?
Том повертел листок в руках, потом поднес поближе к глазам.
– Трудно сказать, – хмыкнул он.
Макрис скривил губы, как будто англичанин нанес ему еще одно жестокое оскорбление. Не понимает современный греческий язык, надо же! Он взял у Тома план полета, внимательно изучил его и признал, что адрес указан не был.
– Здесь значится только резиденция мистера Уоллингера в Анкаре, – констатировал он. Разумеется, это было совсем незначительное нарушение протокола, но Том подумал, что завтра первым же делом Макрис отловит в аэропорту подчиненного, отвечавшего за эту часть работы, и будет долго и нудно отчитывать его за упущение. – Но здесь есть номер телефона, – заметил он, как будто старался компенсировать конторскую ошибку.
– Номер телефона на Хиосе?
Макрису даже не нужно было проверять код города.
– Да.
Согласно предварительному отчету, который получила Амелия накануне похорон, Уоллингер использовал свою собственную летную книжку и летную лицензию, чтобы нанять в Турции «сессну», свой настоящий паспорт, чтобы попасть в Анкару, но никаких следов его передвижения по Хиосу обнаружено не было. Во время пребывания на острове его мобильный был в основном выключен; никакой активности по кредитным картам Уоллингера тоже не выявлено – ни по личной, ни по одной из четырех, зарегистрированных МИ-6 на другие легенды. Он умудрился провести неделю на Хиосе невидимым, будто привидение. Том заключил, что Уоллингер был с женщиной, и старался скрыть, где он находится, и от Джозефин, и от Амелии. В то же время тщательность, с которой он все это проделал, позволяла предположить, что Пол мог и встречаться здесь с кем-то из контактеров.
– Номер не кажется вам знакомым?
– Знакомым? Мне? – довольно надменно переспросил Макрис. – Нет.
– Не известно ли вам ничего по поводу того, что мистер Уоллингер делал на острове? Зачем он сюда приезжал? Может быть, до вас дошли какие-нибудь слухи, или вы прочитали что-то в газетах?
Том понимал, что вопросы, подобные этим, в его кругах называют словом «трал», но тем не менее ему казалось важным их задать. И его нисколько не удивило, когда Макрис легким покашливанием дал ему понять, что мистер Хардвик чересчур углубляется в детали.
– Пол Уоллингер был просто туристом, разве нет? – спросил он, приподняв брови и совершенно не пытаясь придумать толковый ответ. – И я конечно же не читал и не слышал ничего такого, что могло бы предположить его другие интересы. Почему вы спрашиваете?
Том вежливо улыбнулся:
– О, это просто сведения общего характера для доклада. Мы должны точно установить, не может ли быть такого, что мистер Уоллингер намеренно лишил себя жизни.
Макрис немного подумал. С лица его при этом не сходило выражение достоинства и осознания собственной важности. Разумеется, он сразу же сообразил, что если по делу Уоллингера будет вынесен вердикт «самоубийство», то это сразу снимет с аэропорта Хиоса ответственность за произошедшую катастрофу и возможное дело против инженера, проверявшего «сессну», возбуждено не будет – по причине отсутствия оснований.
– Давайте я порасспрошу людей, – сказал наконец Макрис. – Если уж говорить начистоту, я еще не обсуждал катастрофу с моими коллегами из Турции.
– Как насчет ваших собственных инженеров?
– А что с ними такое? Я вас не совсем понимаю.
– Вы установили, кто дежурил в день полета?
– Конечно. – К этой, наиболее щекотливой, части беседы Макрис подготовился хорошо. Именно так Том и предполагал, а потому и представлял себе, что сейчас ответит грек. – Диспетчерская служба не отвечает за техобслуживание и инженерные работы. Это совершенно другой отдел. Полагаю, вы будете встречаться и с остальными нашими сотрудниками, чтобы наиболее полно представить себе картину произошедшей трагедии?
– Конечно. – Тому снова нестерпимо захотелось закурить. – У вас, случайно, не записано имя того самого инженера?
Макрис, похоже, прикинул, что будет, если отказать человеку из «Скоттиш Видоуз» в этой простой просьбе. Он раздраженно дернул шеей, снова недовольно покашлял и написал имя и фамилию на обратной стороне плана полета.
– Яннис Кристидис? – Том вгляделся в тонкий, неразборчивый, какой-то паукообразный почерк. Этого имени и телефонного номера будет вполне достаточно, чтобы выяснить, чем занимался на острове Уоллингер за несколько дней до смерти.
– Все верно, – подтвердил Макрис. К удивлению Тома, он резко встал и одним глотком допил остававшееся в бокале вино. – Что-нибудь еще, мистер Хардвик? Видите ли, жена ожидает меня к ужину.
Как только Макрис вышел из отеля, Том поднялся к себе и по городскому телефону позвонил по номеру, который значился в плане полета. Он попал на автоответчик, но сообщение было на греческом. Том спустился вниз, снова набрал номер и попросил администратора послушать, что говорят в трубке, и перевести ему. К его огромному разочарованию, голос оказался не настоящим, а компьютерным, и автоответчик не называл никаких имен или названий фирм. Том, уже очень голодный и думающий только об ужине, снова вернулся к себе и позвонил Адаму.
– Имя инженера, который обслуживал самолет Уоллингера, – Яннис Кристидис. Проверьте, пожалуйста, может, у нас на него что-нибудь есть.
– Конечно.
Судя по голосу Адама, звонок Тома прервал его сиесту. Он услышал стук – что-то упало, потом послышались шорохи – Адам искал ручку. На заднем плане лаяла собака.
– С такой фамилией, как Кристидис, вы, вероятно, получите весь греческий телефонный справочник, но постарайтесь посмотреть, есть ли у него профиль здесь, на острове.
– Будет сделано.
– Как насчет обратного телефонного справочника Хиоса?
– Мы что-нибудь придумаем.
Том продиктовал Адаму номер телефона, обозначенный с обратной стороны плана полета, проверил, что все записано правильно, повесил трубку и мысленно щелкнул выключателем. Он посмотрел анонсы новостей на CNN и пошел в ресторан на пляже, где заказал себе греческий салат и сибаса на гриле. Столик стоял на террасе, залитой лунным светом, и далеко впереди Том видел переливающиеся, подмигивающие огоньки на побережье Турции. Они напоминали взлетно-посадочную полосу.
В десять часов, закурив очередную сигарету, Том почувствовал, как в кармане завибрировал телефон. Адам прислал ему сообщение:
«Все еще работаю по Я. К. Номер принадлежит агентству по сдаче недвижимости в аренду. «Виллас Ангелис», 119, Катаника, у порта. Владельцем значится Николас Дельфас».
О проекте
О подписке