– Не так уж далеко до Флоренции, дядя, – сказала она.

Миссис Пенфолд вздрогнула и уставилась на посетителя.

– Боже милостивый! – воскликнула она. – Кто это?

Мистер Этеридж потер лоб.

– Разве я вам не говорил? Это моя племянница, моя племянница Стелла. Она приехала из Италии, и … Я бы хотел, чтобы вы принесли немного еды. Принесите бутылку старого вина. Сядь и отдохни, Стелла. Это миссис Пенфолд, она моя экономка и хорошая женщина, но, добавил он, ни на йоту не понизив тона, хотя, очевидно, полагал, что его не слышно, но довольно медленно соображает.

Миссис Пенфолд вышла вперед, все еще раскрасневшаяся и взволнованная, и с улыбкой.

– Ваша племянница, сэр! Не дочь ли мистера Гарольда, о которой вы так часто говорили! Почему, как вы вошли, мисс?

– Я нашла дверь открытой, – сказала Стелла.

– Боже милостивый! И свалилась с облаков! И это, должно быть, было час назад! А вы, сэр, – укоризненно глядя на сбитого с толку художника, – вы позволили милой юной особе сидеть здесь в шляпе и куртке все это время, проделав весь этот путь, не послав за мной.

– Ты нам не была нужна, – спокойно сказал старик.

– Не нужна! Нет! Но милое дитя хотело чего-нибудь поесть, отдохнуть и снять свои вещи. О, пойдемте со мной, мисс! Всю дорогу из Флоренции и дочь мистера Гарольда!

– Иди с ней, Стелла, – сказал старик, – и … и, – добавил он мягко, – не позволяй ей задерживать тебя надолго.

Бесконечная нежность последних слов заставила Стеллу остановиться на пути к двери; она вернулась и, обняв его за шею, поцеловала.

Затем она последовала за миссис Пенфолд наверх в ее комнату, добрая женщина все это время говорила восклицательными фразами удивления.

– А вы дочь мистера Гарольда. Вы видели его портрет над каминной полкой, мисс? Я должна была узнать вас по этому, теперь я пришла посмотреть на вас, – и она с нежным интересом посмотрела в красивое лицо, помогая Стелле снять шляпу. – Да, я должна была узнать вас, мисс, через минуту? И вы проделали такой долгий путь из Италии? Боже мой, это чудесно. И я очень рада, что вы это сделали, мистеру Этериджу не будет так одиноко. И вам еще что-нибудь нужно, мисс? Вы должны извинить меня за то, что я привела вас в свою комнату; Я приготовлю для вас комнату на ночь, вашу собственную комнату и багаж, мисс …

Стелла улыбнулась и слегка покраснела.

– У меня нет вещей, миссис Пенфолд. Я убежала … Я ушла совершенно неожиданно.

– Боже мой! – пробормотала миссис Пенфолд, озадаченная и сочувствующая. – Ну, теперь это не имеет значения, пока вы здесь, в целости и сохранности. А теперь я пойду и принесу вам что-нибудь поесть! Вы сможете найти дорогу вниз?

– Да, – сказала Стелла. Она могла бы найти дорогу вниз. Она постояла немного, глядя в окно, ее длинные волосы шелковистым потоком падали на белые плечи, и в ее глазах появилось мягкое, мечтательное выражение.

– Это правда? – пробормотала она. – Действительно ли я здесь, дома, с кем-то, кто любит меня-с кем-то, кого я могу любить? Или это только сон, и я проснусь в холодной голой комнате и обнаружу, что мне все еще предстоит пережить старую жизнь? Нет! Это не сон, это правда!

Она уложила длинные волосы и спустилась вниз, чтобы обнаружить, что миссис Пенфолд уже накрыла стол, а ее дядя стоял рядом и с нежным нетерпением ждал ее появления.

Он вздрогнул, когда она вошла, с отчетливым чувством нового удивления; облегчение от неуверенности в ее приеме, доброта приема уже освежили ее, и ее красота сияла, не омраченная сомнениями или нервозностью.

Глаза старика с художественным одобрением блуждали по изящной фигуре и милому лицу, и он уже почти снова был в стране грез, когда миссис Пенфолд разбудила его, поставив стул у стола и протянув ему затянутую паутиной бутылку и штопор.

– Мисс Стелла, должно быть, умирает с голоду, сэр! – сказала она с намеком.

– Да, да, – согласился он, и оба они принялись за работу, убеждая и поощряя ее есть, как будто боялись, что она может упасть под стол от усталости, если ее не удастся убедить съесть все, что есть на столе.

Мистер Этеридж, казалось, очень верил в старый портвейн как в общеукрепляющее средство и с трудом скрывал свое разочарование, когда Стелла, выпив первый бокал, отказалась от него на том основании, что он был крепким.

Наконец, но с видимой неохотой, он согласился с ее утверждением, что она была спасена от любой возможности умереть с голоду, и миссис Пенфолд убрала со стола и оставила их одних.

На столе стояла лампа, но лунный свет лился в окно, и Стелла инстинктивно подошла к окну.

– Какое это прекрасное место, дядя! – сказала она.

Он не ответил, он задумчиво наблюдал за ней, когда она прислонилась к краю стены.

– Ты, должно быть, очень счастлив здесь.

– Да, – мечтательно пробормотал он. – Да, и ты, думаю, что будешь, Стелла.

– Ах, да, – ответила она тихим голосом и с тихим вздохом. – Счастливее, чем я могу сказать.

– Ты не почувствуешь себя одинокой, затворившись со стариком, мечтателем, который расстался с миром и почти забыл его?

– Нет, нет! Тысячу раз нет! – был ответ.

Он подошел к камину и взял трубку, но, бросив на нее внезапный взгляд, снова положил ее. Каким бы легким ни было это действие, она увидела его, и грациозным, гибким движением, которое он заметил, она скользнула через комнату и взяла трубку.

– Ты собирался закурить, дядя.

– Нет, нет, – нетерпеливо сказал он. – Нет, просто привычка…

Она прервала его улыбкой, набила трубку своими тонкими маленькими пальчиками и протянула ему.

– Ты же не хочешь, чтобы я пожалела, что пришла к тебе, дядя?

– Боже упаси! – просто сказал он.

– Тогда ты не должен ничего менять в своей жизни; ты должен продолжать жить так, как будто я никогда не падала с облаков, чтобы быть обузой для тебя.

– Дитя мое! – укоризненно пробормотал он.

– Или чтобы заставить тебя чувствовать себя неловко. Я этого не вынесу, дядя.

– Нет, нет! – сказал он. – Я ничего не изменю, Стелла; мы будем счастливы, ты и я.

– Очень счастлива, – тихо пробормотала она.

Он подошел к окну и постоял, глядя наружу; и, невидимая для него, она придвинула стул и очистила его от мусора, и он бессознательно сел.

Затем она заскользила взад и вперед, бесшумно бродя по комнате, разглядывая любопытные предметы, инстинктивно подбирая книги и расставляя их в каком-то подобии порядка на почти пустых полках.

Время от времени она брала одну из картин, которые стояли лицом к стене, и ее взгляд блуждал от нее к художнику, сидящему в лунном свете, его седые волосы падали на плечи, тонкие нервные руки лежали на коленях.

Она, проведшая свою жизнь в самом художественном городе мира, знала, что он великий художник, и, будучи ребенком-женщиной, удивлялась, почему мир позволяет ему оставаться неизвестным и незамеченным. Ей еще предстояло узнать, что он так же мало заботился о славе, как и о богатстве, и ему было позволено жить ради его искусства и мечты в мире – это все, чего он просил от мира, в котором он жил, но в котором он не принимал участия. Вскоре она вернулась к окну и встала рядом с ним; он слегка вздрогнул и протянул руку, и она вложила в нее свою тонкую белую руку. Луна поднялась выше в небе, и старик поднял другую руку и молча указал на нее.

Когда он это сделал, Стелла увидела, как на сцену выскользнуло, когда его коснулись лунные лучи, большое белое здание, возвышающееся над деревьями на вершине холма, и она воскликнула от удивления.

– Что это за дом, дядя? До этого момента я и понятия не имела, что там что-то есть!

– Это Уиндворд-холл, Стелла, – мечтательно ответил он. – Он был скрыт тенью и облаками.

– Какое великолепное место! – пробормотала она. – Кто там живет, дядя?

– Уиндворды, – ответил он тем же задумчивым тоном, – Уиндворды. Они жили там сотни лет, Стелла. Да, это великолепное место.

– Мы называем это дворцом в Италии, дядя.

– Это дворец и в Англии, но мы более скромны. Они довольствуются тем, что называют его Залом. Старое место и старый род.

– Расскажи мне о них, – тихо попросила она. – Ты их знаешь, они твои друзья?

– Я их знаю. Да, они друзья, насколько вообще может быть дружба между бедным художником и лордом Уиндварда. Да, мы друзья; люди называют их гордыми, но они не слишком горды, чтобы время от времени приглашать Джеймса Этериджа на ужин; и они обвиняют его в гордыне, потому что он отказывается нарушить тишину своей жизни, приняв их гостеприимство. Посмотри туда налево, Стелла. Насколько ты можешь видеть, простираются земли Уиндварда, они простираются на мили между тамошними холмами.

– У них есть некоторые причины гордиться, – пробормотала она с улыбкой. – Но они мне нравятся, потому что они добры к тебе.

Он кивнул.

– Да, граф был бы более чем добр, я думаю…

– Граф?

– Да, лорд Уиндворд, глава семьи; его называют лордом Уиндворда. Все они были названы лордами Уиндварда здешними людьми, которые смотрят на них снизу вверх, как будто они являются чем-то большим, чем люди.

– И он живет там один? – спросила она, глядя на особняк из серого камня, поблескивающий в лунном свете.

– Нет, есть леди Уиндворд и дочь – бедная девочка.

– Почему ты говоришь "бедная девочка"? – спросила Стелла.

– Потому что все богатство рода не сделало ее чем то еще, как объектом нежной жалости. Она инвалид; ты видишь это окно, то, в котором горит свет?

– Да, – сказала Стелла.

– Это окно ее комнаты; она лежит там на диване и весь день смотрит на долину!