Прошло шесть месяцев, целых полгода, но тайна исчезновения Эдвина Друда по-прежнему оставалась тайной. Ничего не дали ни дальнейшие розыски, ни объявления в газетах, ни расклейка плакатов с обещаниями награды всем и каждому, кто сообщит хоть какие-нибудь известия о пропавшем юноше. Наступил и миновал его двадцать первый день рождения, но никто не явился вступить в права наследства, и счёт в банке оставался тоже нетронутым. Эдвин Друд исчез, словно провалился сквозь землю.
Возраста совершеннолетия достигли и близнецы Ландлесс, и теперь мистер Криспаркл, не перестававший считать себя ответственным за их судьбу, сидел в Лондонской штаб-квартире Благотворительного Общества и ожидал встречи с одним из её столпов и великим (во всех смыслах) человеком – мистером Лукасом Хонитандером.
Наконец, престарелый клерк, чей исхудалый и оборванный вид являл собой разительный контраст с роскошно обставленной приёмной, пригласил мистера Криспаркла войти в кабинет Великого Человека. Мистер Хонитандер сидел за необъятного размера дубовым письменным столом и одно за другим подписывал письма – не иначе предлагавшие добрым гражданам Англии немедленно стать благотворителями и выложить свои денежки, а если нет, то убираться к чёрту.
– Сядьте! – приказал мистер Хонитандер, властным жестом указывая младшему канонику на стул, стоящий на некотором отдалении от начальственного стола и словно приготовленный для провинившегося школьника.
Мистер Криспаркл передвинул стул ближе и сел. Главный Благотворитель, наоборот, отодвинул своё кресло подальше и уселся, уперев руки в колени и подавшись вперёд, словно бык, заметивший на своём пастбище зазевавшегося прохожего.
– Так-так, мистер Септимус, – начал он, нахмурившись. – Похоже, у нас с Вами различные представления о священности человеческой жизни!
– Неужели? – поднял брови младший каноник.
– Именно, сэр!
– Могу я узнать, сэр, – кротко сказал мистер Криспаркл, – каковы будут ваши взгляды на этот предмет?
– Человеческая жизнь, сэр, это такая штука, которая неприкосновенна! Да, неприкосновенна, и таковой и должна оставаться!
– А каково, по-вашему, моё мнение на этот счёт? – всё так же вежливо поинтересовался младший каноник.
– Ну, знаете ли, сэр! – громовым голосом воскликнул мистер Хонитандер, хлопнув себя ладонью по колену. – Уж в этом-то Вы обязаны разбираться сами!
– Безусловно, сэр. Но поскольку Вы сказали мне, что наши взгляды на священный характер человеческой жизни различны, я понял, что Вы уже составили себе какое-то представление о моих взглядах. Будьте так любезны и сообщите мне, какое же именно?
– Если человека насильственным образом лишили жизни в самом расцвете его юности – не старика, заметьте, а юного, очень юного человека! – как Вы назовёте подобное ужасное деяние?
– Убийством, – сказал младший каноник.120
– Ага! А как Вы назовёте того, кто совершил это преступление?
– Убийцей, – ровным голосом ответил младший каноник.
– Ну рад видеть, что хоть с этим-то Вы согласны, сэр! – язвительно сказал мистер Хонитандер. – Я от Вас и этого не ожидал!
– Извольте объяснить мне, сэр, что Вы имеете в виду, выражаясь при этом столь непозволительным тоном?
– Я не позволю, сэр, чтобы меня запугивали в моём собственном кабинете! – повысил голос Главный Благотворитель.
– Как Вам будет угодно, сэр, – спокойно ответил мистер Криспаркл. – Но я прервал Ваши объяснения.
– Убийство! – возопил мистер Хонитандер, вздымая палец к потолку. – Кровопролитие! Каин и Авель! Я не желаю иметь дело с Каином! Я отталкиваю его окровавленную руку дружбы, сэр, она мне отвратительна!
– Я всё ещё не услышал Ваших объяснений, сэр, – проговорил мистер Криспаркл, кладя ногу на ногу.
– В Заповедях Моисеевых сказано: «Не убий», сэр! Не мне напоминать Вам об этом!
– Там ещё сказано: «Не говори напраслину о ближнем твоём», – заметил младший каноник.
– Довольно, сэр! – взревел мистер Хонитандер, вскакивая. – Хватит увёрток! Слава Господу, что этот малолетний преступник и его сестра, о которых я не могу даже вспоминать без содрогания и ужаса, достигли теперь совершеннолетия, и я могу сложить – нет, с облегчением сбросить с себя! – обязанности их опекуна! Так как Вы пожелали заботиться о них дальше, я передаю Вам все отчеты по расходованию средств – избавьте меня от них, сэр, избавьте как можно скорее! И вот ещё что я скажу Вам, мистер Криспаркл, – набычившись, проговорил Главный Благотворитель. – Право, Вы могли бы себе найти лучшее занятие, чем возиться с этим отребьем. Да, сэр, много лучшее занятие. Много лучшее!
– Мистер Хонитандер, – ответил младший каноник, сдерживаясь. – Лучшее или худшее – всё это дело вкуса и убеждений. Вы имеете в виду, как я полагаю, что мне следовало бы стать членом Вашего Общества?
– Без сомнения, сэр! – ответствовал мистер Хонитандер, зловеще кивая. – Для вашей же пользы, вам следовало бы давным-давно это сделать!
– Я так не думаю.
– Человек Вашей профессии, – снова возвысил голос мистер Хонитандер, – должен был бы всячески содействовать обнаружению и наказанию преступника, а не покрывать его!
– Я понимаю свою профессию иначе. Моя первая обязанность, сэр, это помощь ближним – тем, кто находится в беде или претерпевает гонения. Но довольно об этом. Я совершенно уверен, сэр, что достаточно понимаю душу и устремления мистера Ландлесса, чтобы не сомневаться в том, что он говорит правду. Поэтому я и стою на его стороне. Да, стою и буду стоять.
– Так кто же тогда, по-Вашему, совершил это ужасное преступление?!
– Небеса запрещают мне, – сказал мистер Криспаркл, – обвинять кого-либо только для того, чтобы защитить другого.
– Ещё бы! – презрительно сказал мистер Хонитандер. – Ведь Вас, как я понимаю, нельзя назвать совершенно уж незаинтересованным лицом!
– Это почему же? – поинтересовался младший каноник невинным тоном.
– Да хотя бы из-за тех трёх с половиной фунтов в месяц, которые Вы получали от нас за то, что этот юный дикарь жил в Вашем доме. Эти деньги вполне могли немного повлиять на Ваши суждения!
– То есть, Вы считаете, что я хотел и дальше получать их, поэтому и заступался за своего воспитанника?
– Если угодно. Заметьте, это Вы сказали, а не я.
Младший каноник с негодованием посмотрел на Главного Благотворителя и затем веско произнёс:
– Мистер Хонитандер! Я пришёл сюда не для того, чтобы Вы испытывали на мне Ваши ораторские приёмы и демонстрировали Ваши скверные манеры. Я вижу, что мне придётся выразиться со всей откровенностью: Ваши слова отвратительны, сэр!
– Однако Вы позволяете себе сильные выражения!
– И я вправе так поступать, сэр, поскольку Ваше поведение не достойно ни христианина, ни джентльмена. Прощайте, сэр!
И мистер Криспаркл решительным шагом покинул штаб-квартиру благотворительного фонда. Но уже скоро походка его снова стала обычной, и улыбка вернулась на его лицо при мысли, что сказала бы его матушка, если бы узнала, как вёл себя её любимый Септимус перед лицом Великого Человека. Сам же младший каноник был весьма доволен тем, как он слегка повытряс пыль из сюртука Столичной Благотворительности.
Направился он в Степл-Инн, однако, не к мистеру Грюджиусу, а прошёл в дальний конец двора, к двери совсем другого подъезда. Множество скрипучих ступенек преодолел он, пока не поднялся на самый последний этаж, где в крохотной чердачной квартирке, состоящей из двух полутёмных комнатушек, жил теперь Невил Ландлесс.
Дверь он днём не запирал, поэтому знавший за ним такое младший каноник просто повернул ручку, вошёл и сразу же уткнулся в стоящий прямо у двери заваленный книгами кухонный стол, за которым склонился над тетрадками его воспитанник. По тому довольному взгляду, который бросил мистер Криспаркл на эти книги и учебники, можно было понять, что появились они в этом скромном жилище не без его, младшего каноника, участия.
– Как дела, Невил? – приветствовал он вскочившего ему навстречу молодого человека.
– Не даю себе покоя, сэр, и учусь, как каторжный.
– Не забывайте только давать отдых глазам, Невил, – сказал младший каноник, пожимая ему руку. – Что-то они у Вас слишком уж блестят.
– Это от удовольствия видеть Вас, сэр, – ответил юноша. – Если бы Вы бросили меня в беде, вот тогда бы они погасли.
– Смотрите на жизнь веселее, Невил! – подбодрил его мистер Криспаркл. – Вы справитесь!
– Если бы я даже умирал от усталости, Вы и тогда смогли бы влить в меня свежие силы одним лишь Вашим словом! Но я, действительно, пока справляюсь и оттого чувствую себя великолепно!
Мистер Криспаркл мягко взял юношу за локоть и повернул его лицом к свету.
– Хотелось бы видеть побольше румянца на Ваших бледных щеках, Невил. Вам надо чаще бывать на солнце.
Невил потупился и проговорил с болью в голосе:
– К этому я ещё не готов, сэр. Не могу забыть, как люди смотрели на меня, когда я проходил по улицам этого вашего Клойстергэма, как они отворачивались и даже отодвигались от меня, чтобы я случайно их не коснулся… После всего пережитого я избегаю выходить днём на улицу. Я гуляю немного, но по ночам, сэр, когда кругом никого нет.121
Мистер Криспаркл сочувственно похлопал его по плечу и ничего не сказал.
– Иногда я говорю себе, сэр: ах, если бы было возможно просто поменять имя! Но все кругом воспримут это лишь как признание вины. Они посчитают, что этим я хочу уйти от ответственности. Так что, нечего о таком и думать… Это нелёгкое дело, сэр, без вины находиться под подозрением, но я не жалуюсь.
– К сожалению, Невил, в вашем случае не приходится надеяться даже на чудо, – вздохнув, сказал мистер Криспаркл.
– Да, я понимаю, сэр… Остаётся только надеяться на то, что время всё лечит.
– В конце концов всё устроится, Невил.
– Понятно, что устроится… Хорошо бы ещё дожить до этого.
Тут, заметив, что его подавленное настроение стало передаваться и мистеру Криспарклу, юноша спешно взял себя в руки, широко улыбнулся и сказал:
– Но зато какие здесь отличные условия для учёбы! Углублённые занятия – это как раз то, что мне сейчас необходимо, чтобы не вешать носа. Вы посоветовали мне начать изучать юриспруденцию и даже снабдили меня нужными книгами – и я с радостью последовал совету моего друга и защитника. Да, моего доброго друга и отважного защитника!
И Невил в порыве чувств сначала прижался щекой к лежавшей у него на плече ладони младшего каноника, а затем даже наклонил голову и поцеловал эту руку.122 Мистер Криспаркл ещё раз ободряюще похлопал юношу по плечу, потом подошел к столу и стал рассеянно листать лежащий сверху открытым толстый свод законов.
– По Вашему молчанию, мистер Криспаркл, я заключаю, что мой бывший опекун не в восторге от этой идеи?
– Ваш бывший опекун такая… гм… персона, чьё мнение всем нормальным людям должно быть неинтересно. К счастью, он больше не Ваш опекун.
– И, к счастью, после оплаты его «услуг» у меня ещё осталось немножко денег, чтобы дожить до окончания моей учёбы, пусть и при жёсткой экономии. Иначе я стал бы живым примером пословице «Покуда травка подрастёт, лошадка с голоду помрёт».
Мистер Криспаркл, наклонив голову, чтобы не удариться о низкие балки потолка, подошёл к открытому во двор окну комнаты Невила и выглянул: он увидел лишь близкую стену соседнего здания, а так же чахлый, заросший травою садик между домами и давно пересохший фонтан посередине. Невил с книгой в руке тоже подошёл и стал рядом.
– На будущей неделе кончится ваше одиночное заключение, Невил, – сказал младший каноник, закрывая окно. – С Вами будет Ваш верный друг, Ваша сестра.
– Боюсь, ей будет тут неуютно…
– Вовсе нет, напротив! Вашему жилищу требуется женская рука и забота, поэтому здесь для неё найдётся достаточно дел.
– Я имел в виду, сэр, что жизнь здесь, в Степл-Инне, может показаться ей серой и мрачной. Не думаю, что она найдёт здесь друзей или заведёт знакомства. А Вы, сэр, бываете здесь так редко…
– Я приезжал бы сюда чаще, Невил, но я связан службами в соборе, – ответил мистер Криспаркл. – У меня получается вырваться в Лондон только раз-другой в месяц. Но Вы и не ждите меня. Просто почаще выбирайтесь на прогулку вдвоём, тогда всё будет замечательно.
О проекте
О подписке