Она вошла в свою спальню, оставленную нетронутой с тех пор, как она жила здесь, чтобы сменить деловой костюм и туфли на высоком каблуке на джинсы и футболку с надписью «Я люблю Нью-Йорк», которую она получила за участие в забеге на пять километров. Потом, собрав волосы в хвост, умылась и почистила зубы. Глядя в зеркало, Дреа удивилась, что снова стала похожа на школьницу. Немного макияжа и гладкая прическа сильно преображали ее внешность. Но внутри она все еще была той неуверенной в себе, настороженной маленькой девочкой.
Все оказалось не так уж ужасно, отец действительно перестал пить, а она изо всех сил старалась забыть прошлое. Однако ее шрамы были глубоки и простить его было нелегко. Не прошло и дня, чтобы она не подумала о ребенке, которого потеряла. Это не был ребенок Мейсона, но она винила его за то, что он отверг ее, разрушив ее уверенность в себе и толкнув в объятия первого мужчины, который проявил к ней интерес.
Стук в дверь спальни вывел ее из задумчивости.
– Дреа, можно поговорить с тобой?
Открыв дверь, она увидела отца, а дальше по коридору, в гостиной – четверых мужчин: Мейсона и Риска Бунов, управляющего ранчо Джо Бакли и Дуэйна, одного из служащих.
– Да, папа. Что происходит?
Отец покачал головой, выражая раскаяние.
– Я забыл об игре в покер. Мы обычно собираемся здесь по вечерам во вторник. Прости, Дреа. Я так обрадовался твоему приезду, что совсем забыл об этом. Мне сказать, чтобы они ушли?
– Нет, папа. Конечно нет. Я не хочу, чтобы из-за меня нарушались твои планы.
Ирония заключалась в том, что в детстве она всегда чувствовала себя помехой в его жизни, так как мешала ему пить.
– Они принесли пиццу. Из пиццерии «Вилла Антонио», между прочим. Поужинаешь с нами?
Что она могла ответить? Джо ей нравился, он всегда к ней хорошо относился. Дуэйн был ее ровесником. Они вместе ходили в школу. Ей не нравилась мысль о том, что придется сесть за один стол с Бунами, но голод давал о себе знать, и не могла же она всю ночь прятаться в своей комнате.
– Думаю, мне не стоит это делать.
Она вошла в гостиную вместе с отцом, и мужчины сняли шляпы. Все поздоровались, кроме Мейсона. Держа шляпу в руке, он посмотрел на нее долгим взглядом и кивнул.
– Ты все еще разбиваешь сердца мужчин в Нью-Йорке, Дреа? – спросил Риск, заразительно улыбнувшись.
Риск был очаровательным, но она всегда немного опасалась его.
– Не знаю, но мне хочется думать, что я разбиваю их другими способами.
– Держу пари, что так.
– Рад тебя видеть, Дреа. Ты хорошо выглядишь, – сказал Джо. – Давно не виделись.
– Да, давно, – ответила она. – Как Мэри Лу?
– Все в порядке.
– Пожалуйста, передайте ей от меня привет.
– Будет сделано, – произнес он, улыбаясь.
– Привет, Дреа, – сказал Дуэйн. – Вспоминал о тебе на встрече одноклассников в честь десятилетия выпуска.
– Понимаю. Я просто не могла приехать, но Кэти мне обо всех рассказала. Поздравляю, я слышала, у тебя родился ребенок.
– Да, верно. Мы с Хизер назвали его Бенджа мином, в честь моего отца.
Он достал телефон и показал ей фотографию сына.
– Он такой милый.
– Мы тоже так думаем. Спасибо.
– Значит, вы с Мейсоном будете вместе работать над сбором средств? – спросил Риск, перевел взгляд на брата и подмигнул ему.
Она не знала, насколько в курсе его семья об их взаимоотношениях с Мейсоном.
– Таков план, – сказал Мейсон, пристально глядя на нее. – После сегодняшнего покера я бы хотел поговорить с тобой об этом.
– Обычно мы заканчиваем не слишком поздно, – вмешался отец. – Ведь завтра у всех рабочий день.
– Хорошо.
Ну что ж, ей придется вести себя сухо и по-деловому. Она уже внутри этой ситуации, и у нее была работа.
Мейсон кивнул, и все уселись за обеденный стол. Она жевала пиццу и пила чай со льдом, время от времени украдкой поглядывая на него. И каждый раз его угольно-черные глаза устремлялись на нее, как будто она была одна в комнате. Он заставлял ее трепетать от волнения, и ей это совсем не нравилось.
Между ней и Мейсоном всегда что-то было. Может быть, только с ее стороны. В семнадцать лет она прониклась чувствами к парню на шесть лет старше ее, и ее влюбленность с возрастом только росла. Ровно до того момента, как он отверг и унизил ее.
После ужина мужчины сели играть в покер, а Дреа занялась делами: убрала на кухне, собрала коробки из-под пиццы и установила таймер на кофеварке так, чтобы через два часа был готов кофе. Мужчины принесли пива, на чем, как узнала Дреа, настоял ее отец. Он не хотел портить им вечер из-за своих проблем с алкоголем. Перед ним стоял высокий стакан с чаем со льдом.
Три года он сохранял трезвость. Боже, она надеялась, что худшее уже позади. Но все равно ее терзали сомнения. Возможно, отец просто хотел показать ей, что изменился.
Пока они играли в карты, Дреа пошла в свою комнату и включила ноутбук. На экране появилась заставка с восходом солнца над Гавайями. Эх, как бы она хотела оказаться внутри этой картинки! Но, увы, этого никогда не случится. Возможно, такая безмятежность вообще недостижима.
Она открыла электронную таблицу с календарем и занялась работой. Ей нужно было спланировать все до мелочей, чтобы сбор средств был успешен. Она полностью погрузилась в расчеты, когда стук в дверь нарушил ее концентрацию, и она подскочила.
Стучал явно не отец, звук был более резким и настойчивым. И она, кажется, знала, кто там. Подойдя к двери и резко ее распахнув, она была готова встретиться с Мейсоном лицом к лицу.
Дреа сразу почувствовала древесный запах его одеколона и заглянула в бездонные темные глаза. Он уперся руками в дверной косяк, и она почувствовала себя в ловушке.
– Привет, – сказал он.
Она ожидала, что он будет требовать, настаивать, чтобы они приступили к работе, давить на нее. Но одно это слово, произнесенное тихо, удивило ее, и она насторожилась.
– Мейсон…
– Я… я знаю, что уже поздно, но нам, наверное, стоит поговорить. Если ты не против, конечно.
Было еще не поздно, только девять тридцать. В напряженные дни ей нередко приходилось работать до полуночи. Но в Бун-Спрингс все было не так, как в большом городе. Темп был медленнее, ночи короче, а утро наступало раньше.
– Все в порядке.
– Прекрасная ночь. Почему бы тебе не взять куртку и не выйти со мной на задний двор?
Дреа заморгала. Ей не хотелось оставаться наедине с Мейсоном в лунную ночь, но и показывать страх свой она не желала.
– Хорошо, – ответила она. – Подожди минут ку, встретимся на улице.
Мейсон кивнул и вышел.
Дреа закрыла дверь и прислонилась к ней, слушая бешеный стук сердца.
Воспоминания вспыхнули в ее голове, но она прогнала их прочь. Ей нужно было работать. Она претендовала на должность вице-президента «Солюшнз инк.». Многое зависело от проявления ее профессиональных навыков в сборе денежных средств. И она не могла позволить Мейсону Буну встать у нее на пути.
Сетчатая дверь открылась, и Дреа вышла наружу. Мейсон вскочил со своего места, как только увидел ее. На девушке были джинсы, симпатичная розовая рубашка и черная кожаная куртка. Ее волосы были собраны в хвост, несколько волнистых прядей выбились из прически. Она выглядела мило и привлекательно, совсем не так, как та напряженная, застегнутая на все пуговицы женщина, которую он встретил вчера в зале заседаний.
Много лет назад он был увлечен ею, но потом разум взял верх, и он не решился прыгнуть в омут чувств. Семнадцатилетняя Андреа Макдональд смотрела на него с таким обожанием! Но она была дочерью Дрю, запутавшейся девочкой, нуждавшейся в любви. Мейсон был старше и предположительно мудрее, он бы только испортил ее.
Теперь он хотел сказать, что ей нечего бояться, он перестал ощущать себя живым, с тех пор как два года назад ушла из жизни Лариса. Хотя, может быть, он много на себя брал. Возможно, он ее вообще больше не интересовал. Она изменилась. Впрочем, как и он. Прошлое лучше оставить в прошлом.
– Принес тебе кофе, – сказал он, указывая на чашку, стоявшую на плетеном столике.
Дреа улыбнулась, явно удивленная этим жестом.
– Спасибо.
– Я не знаю, как ты это пьешь.
– Просто черный кофе.
Мейсон протянул ей чашку, их пальцы соприкоснулись, и он заглянул в ее красивые глаза. Дреа опустила веки и отвернулась. Глаза были светло-зелеными, как у Дрю, а длинные блестящие темные волосы и оливковую кожу она унаследовала от матери, Марии. Во внешности Дреа поразительным образом сочеталась ирландская и латиноамериканская кровь.
– Посидишь со мной? – Он указал на скамей ку, на которой сидел сам.
Дреа нехотя села на краешек.
– Значит, ты все еще обижаешься на Бунов? – спросил он внезапно.
Этот вопрос не давал ему покоя с тех пор, как он увидел ее вчера.
Девушка вскинула голову, и кофе немного расплескался. К счастью, она не обожглась. Мейсон никогда бы себе этого не простил.
– На кого-то больше, на кого-то меньше, – сказала она, ее глаза сузились, и она уже не казалась наивной малышкой.
– Мы пытались помочь твоему отцу, Дреа. Он отчаянно в этом нуждался…
– Я знаю эту историю, не нужно ее пересказывать.
– Может быть, и нужно. Может быть, это единственный способ выяснить отношения между нами.
– То есть я должна забыть о том, что Буны отказали ему в ссуде и он в результате потерял дом? А еще забыть, что наша земля оказалась выкупленной вами, папе пришлось проглотить свою гордость и устроиться к вам на работу, а я потеряла дом.
– Все было не так, Дреа.
– Я тоже так думаю, Мейсон. Все было гораздо хуже. Это было страшное предательство.
– Твой отец…
– Что мой отец? Он начал сильно пить после смерти мамы, и.… он никогда уже не будет прежним.
У Мейсона не хватило духу сказать Дреа правду. Если Дрю молчал все эти годы, то не его дело открывать ей глаза и объяснять, что восприятие фактов маленькой девочкой было ошибочным. Дрю взял с отца Мейсона обещание не раскрывать детали сделки. Поскольку родители Мейсона много лет назад погибли в авиакатастрофе, теперь он чувствовал свою ответственность за соблюдение договоренностей. Если Дрю не хотел ничего рассказывать дочери, то и он, Мейсон, этого делать не будет.
– У твоего отца сейчас все хорошо, – только и сказал он.
– Так мне говорят все в Бун-Спрингс.
Мейсон покачал головой:
– Разве ты не рада, что он стал лучше себя контролировать?
– Конечно, рада. Если на этот раз все по-настоящему. – Ее голос понизился до шепота. – Я раньше часто разочаровывалась.
Мейсон провел рукой по лицу.
– Знаю, тебе было нелегко, Дреа.
Она покачала головой, и ее длинные волосы шелковистой волной рассыпались по плечам.
– Ты ничего обо мне не знаешь, Мейсон.
Он встретил взгляд ее грустных зеленых глаз, и у него защемило сердце.
– Я знаю больше, чем ты думаешь.
– Как настоящий Бун, ты заявляешь, что знаешь все на свете…
Он прижал два пальца к ее губам:
– Тише, Дреа.
Она посмотрела ему в глаза.
Мейсон не мог поверить, что прикоснулся к ней. Дотронулся до ее мягких губ, засмотрелся в эти дерзкие глаза. Впервые за много лет он почувствовал себя живым. Это было пьянящее ощущение, и он хотел большего. Он хотел удержать ту внутреннюю искру, которая свидетельствовала, что он жив, он дышит.
Его пальцы скользнули по ее щеке, дотронулись до волос.
– Мейсон, ты с ума сошел? – прошептала Дреа, но взгляд ее глаз сказал ему, что она думает иначе.
– Возможно.
– Ты этого не сделаешь…
– Сделаю.
Он прижался губами к ее губам и ощутил их сладость и спелость. Ее губы были созданы для поцелуев. Давно забытое ощущение охватило его. Он помнил ее, помнил девушку-подростка, нуждавшуюся в любви, открывшую ему свою душу и предложившую свое тело.
Ему пришлось ее прогнать.
Любой порядочный мужчина поступил бы так.
Но Андреа уже не ребенок. И ему было хорошо с ней, настолько хорошо, что его охватило чувство вины. Его сердце принадлежало другой и всегда будет принадлежать.
Его внезапный порыв взволновал его. Мейсон как будто снова терял голову. На протяжении многих лет в его жизни не было ничего внезапного и импульсивного. Тем более что рядом с ним Дреа, которую ему никогда и ни при каких обстоятельствах нельзя было целовать.
О проекте
О подписке