Цитаты из книги «Муравечество»

Теперь это просто белый прямоугольник, ничем не обремененный, свободный для всего, что заблагорассудится, пустое полотно, пустая, так сказать, страница, со всеми вытекающими страхами и свободой. Пустая комната, незанятый разум в виде многоугольника.

Уже не знаю, где кончаюсь я и начинаются мысли вне моей головы. Некоторые воспоминания кажутся сомнительными, будто пришли откуда-то еще. Многие противоречат другим воспоминаниям. Скорее всего, уже невозможно, так сказать, отделить зерна от плевел, и я подозреваю, что, видимо, жить дальше и оставаться в своем уме возможно, только если принять этого нового меня.

Я все еще пытаюсь понять. Пытаюсь понять фильм Инго и то, что он как будто не кончается, что каждый раз, стоит о нем подумать, вспоминается что-то еще, что-то новенькое, что-то взаимоисключающее, а мой опыт просмотра необходимо постоянно переосмыслять. Фильм растет и растет, будто посеянный в почву моего мозга. Бобовый стебель. Грибок. Колония тополей. Взорвется ли моя голова, только чтобы ее перестроили больше и лучше виновники взрыва? Инго? Несметные куклы в фильме? Это уже случилось? Мою голову перестраивают и перестраивают, пока она не станет размером с солнечную систему?

„Я знаю, что это кино, потому что у меня сняли верхушку черепа“

«Есть хорошие фильмы, а есть очень хорошие. Есть даже важные фильмы. Затем есть очень важные фильмы. И, разумеется, очень, очень важные фильмы. Но фильм, создающий совершенно новый киноязык, раскрывающий мир как для режиссеров, так и для их публики, – это уникальный опыт, за который я буду благодарен вечно. Нечего и говорить, все читатели знакомы с блестящими критическими экзерсисами Б. Розенберга. К сожалению, мало кто слышал о его работе за камерой, его преступно недооцененном небольшом шедевре Quod Erat Demonstandum

Книга разрушила нашу дружбу, мой брак и почему-то заодно брак Гелл-Мана.

Припоминаю писателя по имени Кертис Воннегут-мл., который в середине двадцатого века написал о хроно-синкластическом инфундибулуме – пространственно-временном измерении, где можно быть сразу везде/всегда. Гениальный повествовательный прием. Я всем сердцем любил писателя Кертиса Воннегута-мл. Прочитал все его творчество в детстве и кое-что из того, что он написал взрослым, – чудесные, причудливые вещи, перегруженные социальной сатирой, набитые причудливыми мыслями, раскардашами и прибамбасами. Безмерно восхитительно.

моей второй специальностью была хронология).

Но критик обязан быть честным, даже рискуя задеть чьи-то чувства. – Это всего лишь мнение одного человека, – говорю я им и, кажется, смягчаю удар.

Я целиком предан полному пониманию всего и вся во всей полноте. Целиком. В голову приходит, что, по размышлении, может показаться достаточно ироничным то, как я нашел свое призвание в буквальном просмотре теней на стене (или, так сказать, экране), и не сходя с места я решаю, что впредь с этого момента, если мир вернется в узнаваемый вид, добавлю в свой процесс критики восьмой шаг: буду отворачиваться от киноэкрана и глядеть прямо в проектор.