– Тот господин уже заплатил. Велел вам отдать.

Развернув кулек, весь в жирных пятнах от жареных орехов, он увидел четкую надпись: «Видел, как ты ждешь. Принеси жратву и серебро со стола богача». Под запиской красовался маленький кружок с рогами – знак Торо.

Все оказалось проще, чем он думал. Ори приглядел дом в Восточном Гидде. Потом заплатил мальчишке, чтобы тот разбил фасадное окно, а сам перепрыгнул через забор в сад, взломал заднюю дверь и схватил с обеденного стола приборы и жареного цыпленка. Спустили собак, но Ори был молод, и ему уже доводилось выигрывать забеги у сторожевых псов.

Никто не стал бы есть то жирное месиво, которое оказалось наутро в рюкзаке Ори. Это был лишь экзамен. На следующий день в том же месте Ори положил мешок у своих ног, а уходя, оставил его на мостовой. Он пребывал в радостном возбуждении.

«Ммм, вкусно, – гласила следующая записка, также послужившая упаковкой для уличного лакомства. – Теперь нам нужны деньги, друг, сорок ноблей».

Ори выполнил и эту задачу – сделал, что было велено. Прежде он никогда не воровал, хотя с ворами знался. Теперь они помогали ему или учили, что надо делать. Сперва, когда Ори удирал темными переулками с чужими сумками в руках, а вслед ему неслись вопли нарядных дам, эти анархические подвиги не пришлись ему по вкусу.

Он ненавидел себя в роли карманника-люмпена, но знал, что любая попытка добыть деньги более утонченным способом тут же привлечет внимание милиции. Теперь же, когда в сумерках он мчался по людным улицам, расталкивая прохожих, а его друзья-хулиганы, как было условлено, с шумом и гиканьем бежали вслед, милиционеры лишь ненадолго врезались в толпу, помахивая дубинками.

Ори проделывал это дважды, и оба раза едва унимал дрожь. Дело заряжало его энергией; возбуждала мысль о том, что он наконец занят чем-то настоящим. В третий и последующий разы он уже не боялся.

Он ни разу не взял себе ни стивера из украденного и относил невидимому корреспонденту все до последней монетки. Передач было несколько – Ори сбился со счета. Грабежи превратились в рутину. Но, наверное, сорок ноблей он все-таки собрал: ему дали новое поручение. На этот раз оно прибыло в виде покрытого бороздками воскового рулона. Пришлось нести его в будку вокситератора.

Там он услышал голос, едва различимый из-за шипения и треска: «Все хорошо, мой мальчик, давай перейдем к делу: принеси милицейский значок».

Каждую неделю Ори встречал Спирального Джейкобса. Общались они на понятном только им языке сокращений и умолчаний. Ори не уходил от разговора, но и не откровенничал, а в речах Джейкобса временами присутствовала логика. Парень понял, что безумие старика напускное – по крайней мере, отчасти.

– Они дают мне задания, твои дружки, – сказал Ори. – Похоже, эти парни не очень-то рады новичкам, а?

– Новичкам не рады, но если они возьмут тебя в друзья, то на всю жизнь. Я давно уже торчу в этом приюте. Торчу и высматриваю кого-нибудь, чтобы свести с ними.

Так же осторожно и умеренно они говорили о политике. Зато, оказываясь среди хаверим «Буйного бродяги», Ори помалкивал и наблюдал. Одно время их число пошло на убыль, потом вновь стало расти. С фабрики в Бездельном броде приходила теперь только одна женщина. Она все чаще брала слово, и ее речь выдавала растущие знания.

Ори слушал ее почти с ностальгией и думал: «Как же я это сделаю?»

Он отправился в Собачье болото, зная, что милиции там почти нет, зато есть где спрятаться. Операция потребовала двух попыток, подробного плана и нескольких шекелей. Все произошло ближе к ночи, под прикрытием балок Ячменного моста. Запыхавшийся парнишка подбежал к двум патрулям и сказал, что кто-то спрыгнул с моста в реку; его дружки стояли на берегу и кричали. В черной воде барахталась молодая проститутка, над ней проносились поезда. Тонула девушка вполне натурально – плавать она не умела, но снизу ее поддерживали двое ребятишек-водяных, которые пускали пузыри, покатываясь со смеху.

В первый раз ничего не вышло: милиционеры посветили с берега, крикнули качавшейся на воде девушке «Держись!» – и пошли за помощью, не обращая внимания на громкие призывы ребятишек спасти ее. Тут появился Ори, выволок из воды бранящуюся проститутку и велел всем разбегаться.

Во второй раз один патрульный снял форменную куртку и сапоги, отдал их напарнику, а сам вошел в холодную воду. Водяные тут же нырнули, девушка здорово напугалась и стала тонуть. В воде началась неподдельная суматоха. Ребятишки с воплями скакали вокруг второго стража порядка, звали его на помощь, толкали к воде, пока тот, потеряв терпение, не взревел и не замахнулся на них дубинкой, но было поздно. Мальчишки уже добрались до свертка с одеждой, хотя милиционер и держал его в руках.

Ори оставил значок в старом ботинке на углу. Когда два дня спустя он вернулся, его ждали.

Старая Вешалка был кактом, но таким мелким и щуплым, что Ори оказался выше его. Вместе они пошли через мясной рынок. Краем глаза Ори заметил, что цены опять выросли.

– Не знаю, кто тебя к нам послал, и спрашивать не хочу, – заявил какт. – Скажи только, где ты был до нас. С кем?

– «ББ», – ответил Ори, и какт кивнул:

– Ну ясно. Не скажу про них ничего плохого, парень, но тебе надо выбирать. – И он посмотрел на Ори; за долгую жизнь его лицо почти побелело от солнца. Рядом с ним Ори чувствовал себя совсем мальчишкой. – У нашего друга все иначе. – Какт почесал себе нос, сжав кулак и вытянув вперед большой палец и мизинец. – Мне плевать, что там говорят Гибкий Бен и его компания. Философию можешь поцеловать на прощание в зад. Нам нет дела до прибавочной стоимости, до графиков спада-подъема и всего такого. Это у «ББ» одни идеи. Мне плевать, даже если ты лекции слушал в университете. – (Они стояли посреди рынка, вокруг вились мухи, витал теплый запах парного мяса, раздавались крики торговцев.) – Мне важно, что ты умеешь, парень. Чем ты можешь помочь нам? И нашему другу?

Его взяли посыльным. Ори должен был показать, на что способен, забирая запечатанные пакеты и сообщения, которые оставлял для него Старая Вешалка, и развозя их людям, которые смотрели на него с недоверием и выставляли за дверь, прежде чем открыть посылку.

Не желая порывать с друзьями-актерами, он заходил выпить в «Загон», посещал дискуссии «Буйных бродяг». Темы были такие: «Джаббер: святой или мошенник?», «Железный Совет: что стоит за рисунком на стене». Несгибаемая молодая вязальщица превратилась в настоящего политического лидера. Ори казалось, будто он подглядывает за ними в окно.

В первую неделю месяца тэтис, когда вдруг нагрянули холода, Старая Вешалка взял его на дело – стоять на стреме. Ори лишь в последнюю секунду узнал, что от него требуется, и снова ощутил забытое возбуждение.

Они были в Костяном городе и смотрели, как сгущаются серовато-синие вечерние тени меж силуэтов Ребер. Древние кости, от которых получил свое название район, вздымались более чем на двести футов: пожелтевшие, растрескавшиеся, они разрушались медленно, как камни, а окрестные дома казались жилищами гномов.

Попурри, король преступного мира, должен был получить деньги. Ори даже не представлял, в какой момент его банда собирается перехватить посылку. Вне себя от волнения, он смотрел во все глаза, но милиция не появлялась. Ему был виден заросший кустарником пустырь между Ребрами, где пересчитывали выручку уличные акробаты и разносчики газет, не обращая внимания на останки чудовищной грудной клетки у себя над головами.

Ори яростно пялился в пространство и жалел, что у него нет пистолета. Мимо прошла компания юнцов; они поглядели на Ори и решили оставить в покое. Никто к нему не приближался. Сжимая изо всех сил свисток, Ори думал, что ничего еще не началось, когда Старая Вешалка подошел к нему сзади, резко дернул за плечо и сказал:

– По домам, парень. Дело сделано.

На этом все и кончилось.

Ори сам не мог сказать, когда его приняли в банду. Просто Старая Вешалка начал знакомить его с другими членами, приводить на тайные встречи.

В пивных, в грязных лачугах и лабиринтах Мертвяцкого брода Ори беседовал о тактике с командой Торо. Он был у них стажером и совестился, когда его новые товарищи насмехались над Союзом, называя его «здоровой задницей», или над «Буйным бродягой». Он продолжал посещать собрания «ББ», где видел воочию результаты своих новых занятий, читая газеты. Ограбление, во время которого Ори был дозорным, получило название «Боунтаунского налета».

После каждого дела ему платили – немного, но вполне достаточно, чтобы примириться с потерей зарплаты, а потом и больше. Он щедро угощал всю компанию в «Загоне» и «Веселых нищих», друзья-актеры пили его здоровье. Это вызывало прилив теплых воспоминаний.

А в Мертвяцком броде у Ори появились новые друзья: Вешалка, Уллиам, Руби, Енох, Кит. Молодежь тянулась к банде Торо. Жизнь ее участников была насыщенней, чем у большинства людей, но постоянно висела на волоске.

«Теперь если меня поймают, то уж в тюрьму точно не посадят, – думал Ори. – По меньшей мере переделают. А может, я уже покойник».

В Большой петле теперь редкая неделя проходила без забастовок. В Дымной излучине тоже было неспокойно. Дикобразы атаковали гетто хепри на Ручейной стороне. Милиция прочесывала районы Собачье болото, Речная шкура и Шумные холмы, арестовывая членов профсоюзов, мелких воришек и актеров-нувистов. Во время одного из таких рейдов забили до смерти лидера поэтического течения Кап-Кап, и его похороны вылились в стихийный мятеж. Ори тоже был там и швырял камни вместе с остальными.

У него было такое ощущение, точно он просыпается. Город казался галлюцинацией. Напряжение висело в воздухе, точно влага перед дождем. Каждый день Ори встречал на улицах пикетчиков и выкрикивал вместе с ними какие-то лозунги.

– Дело пошло, – весело сказал как-то Старая Вешалка. – А когда мы все закончим, когда наш друг сможет, наконец, пробраться наверх и встретиться сам знаешь с кем…

Бандиты переглянулись, и Ори заметил несколько косых взглядов в свою сторону: люди Торо не верили, что при нем можно говорить, но и удержаться тоже не могли. Он проявил осторожность и подавил желание спросить: «С кем? Кто этот сам-знаешь-кто?»

Но Старая Вешалка уже глядел на тумбу для объявлений, распухшую от многих слоев афиш. На ней красовался подписанный крупными печатными буквами гелиотип, грубое изображение знакомого лица, на которое и смотрел Старая Вешалка, продолжая говорить. Ори его понял.

– Скоро мы покончим со всем этим, – сказал старый какт. – Все изменится после того, как наш друг кое с кем повстречается.

Ори много дней не видел Спирального Джейкобса, а когда наконец напал на его след, то оказалось, что старик совсем спятил. Он давно не бывал в приюте. Джейкобс выглядел изможденным, еще более неухоженным и грязным, чем обычно.

По наводке других всеми позабытых мужчин и женщин Ори наконец нашел его в Вороне. Бродяга плелся мимо огромных центральных магазинов, мимо статуй и величественных фасадов из мрамора и недавно чищенного белого камня. В руке у Джейкобса был мел; через каждые несколько шагов он останавливался и, бормоча что-то себе под нос, рисовал на стене едва заметный бессмысленный знак.

– Джейкобс, – окликнул его Ори, и бродяга обернулся, так сильно взбешенный его вмешательством, что парень даже вздрогнул, но старик тут же взял себя в руки.

Они сидели на площади Биль-Сантум в окружении фокусников. Позади них в теплом закатном свете густо чернело здание Вокзала потерянных снов, – массивное, впечатляющее, оно поражало разнообразием стилей, а из пяти арок-пастей пятью лучами вырывались железнодорожные ветки, придавая постройке сходство со звездой. К западу от вокзала взмывал в небо Штырь – тонкая и высокая милицейская башня. Казалось, что Вокзал потерянных снов опирается на нее, как человек на посох.

Ори посмотрел на семь проводов, расходившихся с вершины Штыря. Один из них уходил на юго-восток, через квартал красных фонарей и славный целительным воздухом Каминный вертел, через Барсучью топь, квартал ученых, к еще одной башне, а затем к острову Страк, где у слияния двух рек заседал парламент.

– Это мэр, – сказал Ори, хотя Спиральный Джейкобс его, казалось, не слушал, играя с куском мела и думая о своем. – Команде Торо надоело бороться с милицейскими капралами и прочей шушерой. Они хотят покончить со всем сразу. Убить мэра.

Со стороны могло показаться, будто Джейкобс спятил настолько, что ничего не понимает, но Ори видел его глаза, видел, как тот открыл и снова закрыл беззубый рот. Неужели он удивлен? А к чему еще могут стремиться благородный разбойник и его люди?

И хотя Ори говорил себе, что рассказал обо всем Джейкобсу из чувства долга, считая, что старый боец и товарищ Джека-Полмолитвы имеет право знать правду, дело было не только в этом. Ведь именно Джейкобс втянул Ори, пусть и не напрямую, в это жестокое и благородное дело – политическое убийство. Осуществление такого плана, был уверен Ори, потребует смелости, силы, сведений и денег. И это только для начала.

– Приходи завтра на суп, – сказал вдруг Джейкобс. – Обещаешь?

Ори пообещал. И наверное, даже догадывался, что было в сумке, которую принес ему Джейкобс. Но все же, сидя поздно вечером в своей комнате, один, при свече, он не смог сдержать вздоха удивления.

Деньги. В монетах и ассигнациях. Тяжелые столбики монет, тугие пачки ассигнаций, десятки разных валют. В основном, конечно, шекели, нобли и гинеи, отчеканенные, самое позднее, десятки лет назад, но попадались дукаты, доллары и рупии, сандноты и таинственные боби, квадратные монеты и крохотные слитки золота из приморских провинций, из Шанкелла, из Перрик-Ная и даже из городов, в существование которых Ори не очень верил. То был осадок жизни разбойника или пирата.

Приложенная к нему записка гласила: «Вклад. В Хорошее Дело. В память о Джеке».