Той странной глухой ночью Билли засиделся допоздна. Задвинул шторы в гостиной, представляя, как, пока он роется в ноутбуке, за ним наблюдает неприглядная белка. Зачем Дейн за ним следил? Как? Билли попытался думать как детектив. Получилось так себе.
Он мог позвонить в полицию. Он не видел, чтобы Дейн совершал преступление, но все же… Надо бы. Надо бы позвонить Бэрону, как тот просил. Но, несмотря на свой дискомфорт, читай «страх», Билли не хотел этого делать.
Во всем общении с Бэроном, Варди и девушкой был такой странный игровой аспект. Казалось совершенно очевидным, что его разыгрывают, держат за дурачка, что от него утаивают информацию, что о нем вообще не задумываются за пределами роли, которую уготовили в своих непроницаемых целях. Ему не хотелось замешиваться. Или – или – ему хотелось разобраться самому.
В итоге проспал он очень мало. Наутро он обнаружил, что получить доступ в Центр Дарвина не так сложно, как он представлял. Двое полицейских на входе не очень-то им заинтересовались и взглянули на пропуск для проформы. Прервали его аккуратно продуманную историю о том, что пришлось возвращаться, чтобы разобраться на столе кое с чем, что не может подождать, но он быстренько и осторожно и бла-бла. Просто пропустили.
– Не ходить в аквариумный зал, – сказал один из них. «Ну и ладно, – подумал Билли. – Ну и пожалуйста».
Он что-то искал, но понятия не имел что. Мешкал у реторт и раковин, у пластмассовых контейнеров с диафанированной рыбой – с невидимой из-за ферментов плотью, с посиневшими костями. Общая комната была забита стопками афиш для «Проекта «Бигль» – возвращения в те критические первые дни путешествий Дарвина, их воссоздания в плавучей лаборатории, китчево подделанной под «Бигль».
– Эй, Билли, – сказала Сара, другой куратор, которой тоже по какой-то причине дали допуск. – Слышал? – Она огляделась и понизила голос, сообщила какой-то настолько мимолетный и безвкусный слух, что тот вылетел в другое ухо еще до того, как она договорила. Самопорождающийся фольклор. Билли кивал, как будто соглашался, качал головой, как будто из-за шокирующей возможности, – о чем бы она там ни говорила.
– А слышал, – сказала она среди прочего, – Дейн Парнелл исчез?
Вот это он слышал. По спине Билли снова пробежал холодок, как прошлым вечером, когда он видел Дейна в каких-то метрах от себя, за стеклом автобуса.
– Я тут говорила с одним полицейским, который дежурит в аквариумном зале, – сказала Сара, – и он говорил, они что-то слышали с тех пор, как, ну знаешь, это случилось. Какой-то звон.
– Бу-у-у, – изобразил Билли привидение. Она улыбнулась. Но подумал он: «Это же мои галлюцинации». Его как обокрали. Полиция слышит его воображение.
Он залогинился на рабочем компьютере и стал искать-пробовать бесконечные варианты имен, которые назвал Варди, сверяясь со своей исписанной бумажкой и вычеркивая одно за другим. В конце концов он ввел интерпретации «Кубодера» и «Мори». «Ох ты ж, – прошептал он. Уставился на экран и откинулся. – Ну конечно».
Неудивительно, что эти имена так дразнили. Теперь ему стало даже стыдно. Кубодера и Мори – исследователи, которые несколько месяцев назад первыми сняли на камеру гигантского кальмара в среде обитания.
Он скачал их статью. Снова просмотрел фотографии. «Самые первые наблюдения живого гигантского кальмара в природе» – так называлась статья, как будто «Известия Королевского общества» захватил десятилетка. Самые-пресамые.
Распечатки этих фотографий висели над столом у многих коллег. Когда их только выпустили, Билли сам пришел в офис с двумя бутылками «Кавы» и предложил, чтобы сегодняшний день отныне и впредь стал ежегодным праздником – Днем спрута. Потому что эти фотографии, как он тогда говорил Леону, – просто-таки историческая хрень.
Больше всего прославился первый, который показывали в новостях. В темной воде почти на километровой глубине в глаза бросался восьмиметровый кальмар. Его щупальца расцветали, изгибаясь слева и справа от наживки на леске-перспективе. Но Билли уставился на второй снимок.
Снова спущенная леска, снова животное в зловещей воде. Но в этот раз анфас. Его поймали почти в идеальном радиальном всплеске рук, по центру – пасть. Две охотничьих конечности – длинных, с весловидными лопастями на конце – изгибались во тьму.
Взрыв щупалец. Эта фотография опровергала все теории-поклепы о том, что архитевтис – ленивый хищник, по случайности растопыривший щупальца в глубоководной летаргии, чтобы в них угодила беспечная жертва; охотник не больше, чем какая-нибудь безмозглая медуза.
Этот образ пестовали фанаты Mesonychoteuthis – «колоссального кальмара», огромного и коренастого конкурента архитевтиса. Который – мезонихотевтис – да, тоже в недавнее время представал пред объективами фотоаппаратов и камер с высоким и исторически необычным энтузиазмом. И да, это было устрашающее создание. Действительно, его масса больше, мантия – длиннее; правда, щупальца хватали не присосками, а жестокими, по-кошачьи изогнутыми когтями. Но, несмотря на свою форму, несмотря на все его ТТХ в сравнении с архитевтисом, ему никогда не быть гигантским кальмаром. Так, монстр-парвеню. Отсюда столько показухи от тех, кто его исследовал, стремившихся принизить извечного кракена в пользу своего нового любимчика: «не имеющий равных», «еще больше», «на порядки злее».
Но взгляните на снимки Кубодеры/Мори. Едва ли хилый оппортунист, которого выдумали хейтеры. Архитевтис не ждал и не прохлаждался. Архитевтис надвигался, вырывался из бездны, охотился.
Билли уставился на экран. Десять щупалец – пять пересекающихся линий, две – длиннее остальных. Серебристый узор на значке, который он видел, – это нападающий монстр. С точки зрения жертвы.
Он ходил по коридорам с бумагами, чтобы казалось, будто он идет откуда-то куда-то. Входил в комнаты, в которые можно было входить, кивал полицейским на страже у тех, в которые было нельзя. Несмотря на откровение, он по-прежнему не знал, что надеялся найти.
Перешел из Центра Дарвина в главный музей. Там он полиции не видел. Прошел по маршруту, которым ходил в детстве: мимо глазеющего ихтиозавра, каменных аммонитов, мимо места, где теперь кафе. Наконец там, посреди всего и всех, ему показалось, что он как будто слышал звук. Звон катящейся банки. Очень слабый.
Тот донесся – или показалось, что донесся, поправил себя Билли, – из-за двери для персонала, ведущей вниз, в складские помещения и подкоридоры. Он прислушался, с толпой за спиной. Ничего не услышал. Ввел код и спустился.
Билли шел по подземным переходам без окон. Говорил себе, что сам не верит, будто выслушивает что-то настоящее. Что, какой бы намек он ни искал, раздавался тот только в голове. «Ну хорошо, – сказал себе Билли. – Тогда сдаюсь. Что я ищу? Что тебе – что мне – тут надо?»
Когда он проходил мимо охранников и кураторов, те поднимали руки в коротком приветствии. Помещения и коридоры были заставлены промышленными стеллажами с картонными коробками, жирно подписанными ручкой; стеклянными витринами – пустыми или полными лишних экспонатов; бумагами; ненужной мебелью. Под трубами отопления, у высоких кирпичных стен и столбов, Билли снова услышал звук. Из-за угла. Он пошел по нему, как по хлебным крошкам.
Коридор раскрылся – не в комнату, но во внезапный большой холл. Тот был доверху набит таксидермией – склеп викторианы. Со стен, как сотня Фалад, смотрели головы млекопитающих; бизон, застоявшийся, как стареющий солдат, рядом с гипсовым игуанодоном и обтерханным эму. Роща консервированных шей жирафов, их головы – лесной полог.
Дзинь, звяк. Под лампами дневного света чучела отбрасывали резкие тени. Билли услышал еще один тихий звук. Он доносился из темноты у стены, глубоко из подлеска экспонатов.
Билли сошел с тропы. Углубился через неподатливые старинные тела, пробивался в чащу звериных останков. Поднял взгляд, словно на птиц, и продолжал путь к беленым стенам. Других звуков он не слышал – только собственные усилия и шорох одежды по высохшим шкурам. Обошел стопку запчастей бегемотов и вдруг вышел на то, что признал не сразу.
Стекло – старая стеклянная емкость больше всех, что он видел. Цилиндр по грудь, с крышкой, с фестончатым основанием, с фиксатором цвета мочи и экспонатом, на который Билли и уставился. Внутрь грубо впихнули что-то слишком крупное для емкости. Полинявшее, прижавшееся к стеклу глазами и лапами, с висящей, как раскрытые крылья, драной шкурой, – но Билли и сам уже отрицательно качал головой.
Он видел: то, что он принял за шкуру, – рваная рубашка; то, что он принял за линьку, – безволосье и разбухание; и что, о Боже ты мой Всемогущий, прямо на него смотрел, со сломанным носом, размазавшись по внутренностям контейнера, человек.
Билли не путался у полиции под ногами. Даже вызвал ее не он. В первые моменты ужаса, когда он, забыв как дышать, рванул наверх, ему не пришло в голову позвонить. Он просто побежал к двум офицерам у Центра Дарвина и закричал: «Быстро! Быстро!»
Их полку тут же прибыло, полицейские отгородили еще больше территории музея, объявили подвал вне зоны доступа. Сняли у Билли отпечатки пальцев. Налили горячего шоколада от шока.
Никто его не допрашивал. Посадили в конференц-зал и велели не уходить, но никто не интересовался, как он нашел то, что нашел. Билли ждал рядом с потолочным проектором, телевизором на подставке с колесиками. Прислушивался, как разгоняют музей, испуг толпы.
Больше хотелось одиночества, чем свежего воздуха. Хотелось, чтобы тело наконец отдрожало всю свою панику до конца, так что он сидел и ждал, как велено, с мутнеющими от пара очками, когда делал глоток, пока дверь не открылась и внутрь не заглянул Бэрон.
– Мистер Хэрроу, – сказал Бэрон и покачал головой: – Ми-истер Хэ-эрроу…
Мистер Хэрроу, Билли, Билли Хэрроу. Ну что вы тут устроили?
Бэрон сел рядом с Билли и сочувственно пожал плечами.
– Шок, конечно, – сказал он.
– Какого хрена? – спросил Билли. – Какого хрена, как они смогли… Что вообще случилось?
– Придает новый смысл выражению «замочить человека», правда? Прошу прощения, прошу прощения, – сказал Бэрон. – Кладбищенский юмор. Защитный механизм. Ты в ужасном шоке, я знаю. Поверь.
– Что происходит? – спросил Билли. Бэрон промолчал. – Я видел Дейна, – добавил Билли.
– Неужели? – медленно сказал Бэрон. – Вот, значит, как?
– Я возвращался домой. Вчера вечером. На автобусе. Он был там. Наверно, следил за мной. Если только не… Нет. Он наверняка был там специально. Ему легко узнать, где я живу…
– Ладно. Ладно, слушай…
– Мне кажется, я схожу с ума, – сказал Билли. – Даже до этого… До того, что в подвале. Мне казалось, что за мной следили. Я вам ничего не сказал, потому что, ну, это глупо, сами знаете… – Ветер резко сотряс окна. – Я вам говорю, у меня крыша едет… Что случилось внизу? Это сделал Дейн?
– Дайте секунду подумать, мистер Хэрроу, – сказал Бэрон.
– Когда я был у вас, зачем там был профессор психологии? Варди. Он профессор. Я его загуглил. Бросьте, Бэрон, не смотрите так – всего пара запросов в Сети. Я сразу понял, что он не коп.
– Вот как? Скоро сам сможешь его спросить.
– Он был там, потому что… По-вашему, я сошел с ума, Бэрон? – Снова пауза. – Вот что, по-вашему, со мной происходит? Потому что, господи… – Билли неровно выдохнул. – Прямо сейчас мне кажется, что вы в чем-то правы.
– Нет, – сказал Бэрон. – Никто из нас не думает, что ты сходишь с ума. Совсем даже наоборот. – Он глянул на часы. В этот раз, когда пришел Варди, он пожал Билли руку. Неприятное, слишком сильное пожатие. С собой он нес чемодан.
– Видел? – спросил Бэрон.
– Все так, как и можно было ожидать, – сказал Варди.
– Что? – закричал Билли. – Что ожидать? Что конкретно во всем этом можно было ожидать?
– Мы это еще обсудим, – сказал Варди. – Мы это еще обсудим, Билли. Пока подожди. Я так понял, ты видел Дейна Парнелла.
Билли провел рукой по волосам. Варди казался слишком крупным для кресла, в которое он втиснулся: он поджал плечи, словно боялся расплескаться. Они с Бэроном переглянулись, снова безмолвно общаясь.
– Ну ладно, – сказал Бэрон. – Давайте еще раз. Патрик Варди – Билли Хэрроу, куратор. Билли Хэрроу – Патрик Варди. Профессор психологии в Центральном Лондонском университете. Как, я понимаю, ты уже знаешь.
– Да, как я и сказал, – пробормотал Билли. – Мое гугл-фу сильнее вашего.
– С меня извинение, мистер Хэрроу, – сказал Бэрон. – Я предполагал, тебе будет плевать, как и большинству. Никому даже не приходит в голову искать наши имена.
– И что ты знаешь о нас? – спросил Варди. – Обо мне?
– Вы психолог. – Билли пожал плечами: – Работаете с копами. Следовательно… Вы профайлер, да? Как в «Методе Крекера»? Как в «Молчании ягнят»? – Варди улыбнулся, слегка. – Этот несчастный в банке, внизу, – сказал Билли. – Он не первый. В этом дело? В этом, да. Вы кого-то ищете… Вы ищете Дейна. Дейн – какой-то серийный убийца. Вы разгадываете его почерк. И…О боже, ему нужен я, да? Он следит за мной. И это как-то связано с…
Но он остановился. Как сюда пристроить кальмара? Бэрон поджал губы.
– Не совсем, – сказал он. – Не вполне так. – Бэрон разрубил ладонями воздух над столом, организуя невидимые мысли. – Слушайте, мистер Хэрроу, – сказал Бэрон. – Вот какая штука. Сделаем шаг назад. Кто стал бы красть гигантского кальмара? Пока не будем про «как». Не суть важно. Прямо сейчас сосредоточимся на «зачем». Похоже, ты можешь помочь нам, а мы можем помочь тебе. Не говорю, что ты в опасности, но хочу сказать, что…
– О боже…
– Билли Хэрроу, послушай. Ты должен знать, что происходит. Мы это обсудили. Мы расскажем тебе полную историю. Но конфиденциально. И в этот раз прошу подчиниться, пожалуйста. Итак, обычно мы никого не посвящаем. Нам кажется, тебе пойдет на пользу, если ты будешь знать, и – если совсем откровенно – нам кажется, что это пойдет на пользу и нам.
– Что Дейну от меня надо? – спросил Билли.
– Как тебе известно, изначально это дело вел не я. Можно сказать, нам поступают некоторые сигналы – при определенных обстоятельствах. Определенных преступлениях. Пропажа вашего спрута. Плюс некоторые аспекты того, что сейчас внизу, – они тоже… релевантны. Например, тот факт, что диаметр отверстия банки недостаточно широкий, чтобы вместить этого джентльмена.
– Что?
– Но что действительно приковало наш интерес, – сказал Бэрон, – что действительно стало звоночком – и я говорю буквально, у меня на столе есть звоночек, – это картинка, которую ты нам нарисовал.
Варди достал из чемодана ксерокопию гротескно преувеличенного астериска.
– Я знаю, что это, – сказал Билли. – Кубодера и Мори…
– Итак, – сказал Бэрон. – Я возглавляю специальный отдел.
– Какой отдел?
О проекте
О подписке