Родственники и друзья тоже знали, что отцу осталось недолго. Он и сам был уверен, что умрет. Тогда у его ложа собрались наш дядя Юнгдрунг Гьялцен, тетя Кхьюнгца Палдрен, все родственники, близкие и дальние друзья и соседи.

Мой отец согласился передать семью и дела на попечение доверенному лицу. Он составил подробное завещание, чтобы быть уверенным, что позже наследство достанется его сыну. Он зачитал свою волю громко, чтобы слышали все:

– Я хочу внести ясность. Если я не поправлюсь от моей нынешней болезни, то до тех пор, пока мой сын еще слишком молод, согласно договоренности, я вверяю его заботе родственников и друзей – в первую очередь его дяде и тете. В горах пасутся мои животные – яки, лошади и овцы. В долине лежат мои владения: поле Плодородный Треугольник и несколько других участков земли – предмет зависти бедняков. В загоне для скота у меня есть коровы, козы и ослы. В верхней кладовой сложена домашняя утварь из золота, серебра, меди и железа, а также сундуки с бирюзой, шелком и зерном. Этого вполне достаточно, чтобы ни в чем не нуждаться. Возьмите сверху какую-то часть, чтобы покрыть затраты, связанные с моей скорой смертью. Что касается остального, то я вверяю это вам до тех пор, пока мой сын не повзрослеет и не сможет самостоятельно распоряжаться имуществом. Я оставляю мальчика на попечение дяди и тети. Когда он достаточно повзрослеет, чтобы взять на себя ответственность за собственную семью, пусть женится на Дзесэ, с которой обручен с самого детства. Тогда они получат все мое добро без остатка, и сын вступит во владение наследством. Вплоть до того дня пускай дядя, тетя и ближайшие родственники заботятся о моих детях и их матери и в горе, и в радости. Не обрекайте их на нищету. Я буду зорко следить за вами из мира мертвых.

Вымолвив это, он скончался.

Потом состоялись похороны. Почти все, кто слышал прощальные слова моего отца, были единодушны во мнении о том, как поступить с его имуществом. Они в один голос сказали:

– Белая Драгоценность, распоряжайся всем сама. Поступай так, как сама считаешь нужным.

Только дядя и тетя думали иначе. Они стали убеждать маму:

– Они все – просто друзья. Мы же больше чем друзья. Мы самые близкие для тебя люди. И мы никогда не причиним вреда тебе и твоим детям. Согласно завещанию распоряжаться вашей собственностью будем мы.

Не слушая возражений моего дяди со стороны матери и не обращая внимания на протесты семьи Дзесэ, Юнгдрунг Гьялцен забрал все мужские вещи, а Кхьюнгца Палдрен взяла женские. Остальное они поделили пополам. После этого дядя и тетя сказали:

– Вы, мать и дети, будете по очереди служить нам.

С тех пор мы больше не обладали своим имуществом. Летом мы работали в поле на дядю. Зимой, обрабатывая шерсть, мы прислуживали тете. Мы питались хуже собак, а трудились больше ишаков. Из одежды родственники оставили нам лишь несколько тряпок, которые мы перекидывали через плечо и связывали на груди веревками из травы. Мы работали на износ, поэтому наши руки и ноги покрылись синяками и мозолями. Волосы, когда-то струившиеся золотистыми и бирюзовыми локонами, поредели и поблекли. В них завелись гниды и вши. От плохой пищи мы побледнели и высохли. Все, кто не был лишен сострадания, видя нас или слыша нашу историю, проливали слезы и втихомолку проклинали дядю и тетю. Однажды мама, угнетенная нищетой до крайности, в сердцах крикнула тете:

– Ты больше не Славная Соперница из Кхьюнга, а скорее Дюмо Тагдрен – Демоница Подобная Тигру!

Это прозвище закрепилось навсегда. В те дни была распространена поговорка: «Когда домом правит самозваный хозяин, настоящего изгоняют, как собаку». Эти слова точно описывают нашу участь.

В те дни, когда отец Мила Знамя Мудрости был с нами, все вокруг – и сильные, и слабые – участливо спрашивали, радостно нам или грустно. Ныне жестокие родственники по-царски разбогатели, и всех интересовало лишь их настроение.

Когда-то один человек сказал о моей матери: «При богатом муже и жена хороша, как добротная одежда из мягкой шерсти». Когда отец был хозяином жизни и держался достойно, Белая Драгоценность слыла отважной и мудрой женщиной, умело распоряжалась домом. Но теперь все обстояло так, как в этой пословице. Мама стала слабой и робкой, и даже бывшие слуги насмехались над нами. Правду гласит народная мудрость, что «страдания одного – другому забава».

Как-то родители Дзесэ дали мне новые сапоги и одежду.

– Не думай, что ты беден, раз твое богатство исчезло, – поддержали они меня. – Говорят, что все мимолетно, как роса на лугу. Многие твои предки долго были нищими. Потерпи: скоро изобилие вернется к тебе.

Наконец мне исполнилось пятнадцать лет. К тому времени у матери во владении оставалось лишь одно поле, подаренное ей родителями в качестве приданого. Называлось оно не очень благозвучно – Треде Тенчунг, то есть Маленький Шерстяной Коврик, – и никогда не давало хороших урожаев. Мой дядя со стороны матери обрабатывал его в одиночку, старательно собирая все до последнего зернышка.

Он тайком продал излишек урожая, чтобы купить много мяса. Из белого ячменя смололи муку, из коричневого сварили пиво. Все готовились к торжествам, приуроченным к передаче наследства нам – Белой Драгоценности и ее детям. Моя мать одолжила ковры и выстелила ими наш дом Четыре Колонны и Восемь Сводов.

В первую очередь она пригласила дядю и тетю, потом – близких родственников и друзей и, наконец, всех остальных, кто знал о последней воле моего отца Милы Знамени Мудрости. Дяде и тете она приготовила в подарок целую тушу, а остальные, согласно положению, получили четверть или треть от четверти животного.

Подав пиво в фарфоровых чашах, мать встала посреди этого собрания и сказала:

– Когда рождается сын, ему дают имя. Когда приглашают гостей на праздник, значит, пришло время поговорить. Всем присутствующим у меня есть что сказать – дяде, тете и тем, кто помнит последние слова Милы Знамени Мудрости.

Когда ее брат зачитал завещание, она продолжила:

– Мне нет нужды объяснять старшим, собравшимся здесь, последнюю волю моего покойного мужа. До сего дня дядя и тетя брали на себя все тяготы, направляя нас – мать и детей – в жизни. Теперь же мой сын и Дзесэ достаточно зрелые, чтобы жить в собственном доме. Поэтому я прошу вас вернуть имущество, которое было вам доверено. Пускай мой сын женится на Дзесэ и получит наследство – так, как гласит договор.

Таковы были ее слова. Дядя и тетя, которые все время сердито препирались друг с другом, теперь сплотились в своей жадности. В один голос они возразили:

– Разве у тебя есть имущество? И где же оно? В прежние времена, когда Мила Знамя Мудрости был в добром здравии, мы одолжили ему дом и поля, золото и бирюзу, дзо и лошадей, яков и овец. Перед смертью он вернул все это законным хозяевам. Владеешь ли ты хоть песчинкой золота? Хоть горстью масла? Хоть одной рубашкой или клочком шелка? Мы не видели у тебя даже копыта от животного. Кто написал это завещание? Мы были столь великодушны, что кормили вас, осиротевших и нищих, чтобы вы не умерли от голода. Как гласит народная мудрость: «Пока у скупца будут силы, он будет считать даже воду».

Сказав это, дядя громко вздохнул, высморкался, резко встал, щелкнул пальцами, отряхнул подол платья, топнул ногой и прокричал:

– И даже дом этот принадлежит мне! Так что, сиротки, выметайтесь отсюда!

Он ударил мать по лицу и тут же замахнулся на нас с сестрой широким рукавом пыльной чубы.

Мать зарыдала в голос:

– Мила Знамя Мудрости, посмотри на свою семью! Ты обещал, что будешь оберегать нас, зорко глядя из мира мертвых. Видишь, что происходит?

Она упала и стала кататься по земле. Мы были еще детьми и не могли ничего сделать, кроме как тоже плакать. Мамин брат не посмел за нас заступиться, опасаясь сыновей дяди. Односельчане из тех, кто любил нас, робко говорили, как им нас жаль, и глаза у всех увлажнились. Прочие лишь глубоко вздыхали.

Дядя и тетя сказали мне:

– Ты готов удавиться за свое наследство, но посмотри, как безрассудно ты проматываешь чужое добро! Ты устроил пир для соседей и друзей, не заботясь о том, сколько наших средств потрачено на пиво и мясо! Мы вовсе не так состоятельны. Впрочем, даже будь мы сказочно богаты, то все равно не отдали бы тебе ничего, жалкий сирота. Так что, если вас много, то идите на нас войной, а если мало – насылайте заклятие.

Они вышли, хлопнув дверью. Их приятели тоже удалились. Мать безутешно рыдала. Родители Дзесэ и наши друзья уговаривали ее:

– Не плачь. Слезами горю не поможешь. Попроси немного у всех, кто пришел на праздник, и каждый даст тебе, что нужно. Возможно, даже Юнгдрунг Гьялцен и его демоница чем-нибудь поделятся.

Мамин брат добавил:

– Послушайся нас. Отправь сына учиться, а вы с дочерью можете жить у меня и работать на моих полях. Всегда хорошо заниматься чем-то полезным, чтобы не выглядеть никчемной перед врагами.

– Даже лишившись всего, – ответила мать, – я сама растила детей и никогда не просила помощи у этих родственников. Я сделаю все, чтобы дать своему одаренному сыну образование. Нам не нужны подачки от них в виде моей же муки и мяса. Мы пойдем на звук барабана и на запах дыма^[8]. Мы покажем всему миру, что у них на уме. Когда-нибудь я сама буду возделывать свою землю.

В ближайшей местности Ца была деревня под названием Скала, Похожая на Череп. Там жил мастер старой тантрической традиции Ньингма, который прославился знанием ритуала Восьми нагов. Именно к нему меня отправили учиться грамоте. Все родственники понемногу помогали нам с матерью. От родителей Дзесэ я получил запасы масла и дров. Они даже послали Дзесэ в Ца, где я учился, – чтобы хоть как-то меня утешить. Мамин брат кормил нас, чтобы матери с сестрой не пришлось просить милостыню или прислуживать чужим людям.

Моя мать работала по дому. Один день она пряла, другой день ткала. Так она добывала хоть какие-то деньги. Сестра трудилась на других изо всех сил, чтобы иметь еду и одежду. Она спешила и туда, откуда слышался бой барабана, и туда, где из очага шел дым.

Мы часто голодали, ходили в лохмотьях и пребывали в унынии. Мы были несчастны.

Так говорил Учитель. Его слова глубоко тронули всех, кто их слышал. Со скорбью в сердце они роняли слезы и хранили молчание.

На этом заканчивается вторая глава, повествующая о подлинном горе Миларепы.