В кабинет она поднялась со странным чувством. Целый год она провела дома с Майей. Ей уже начинало казаться, что она не дождется этого дня, когда сможет наконец передать эстафету Патрику и заняться взрослыми делами. Она до смерти устала от площадок, песочниц и детских телевизионных программ. В конце концов, песочный пирожок вряд ли мог сыграть роль удовлетворительного стимула для интеллектуальной деятельности, даже если был близок к совершенству. Как бы она ни любила свою дочь, необходимость в сотый раз петь песенку «Имсе-Вимсе-паучок» приводила ее в бешенство. Пусть теперь Патрик поет.

Эрика устроилась на стуле поудобнее и нажала на кнопку, наслаждаясь знакомым жужжанием вентиляторов. Сдача ее новой книги о громких убийствах последних лет назначена на февраль, и за лето она успела собрать почти все нужные материалы, так что теперь оставалось только засесть за компьютер и писать. Она открыла «Word», нашла документ под названием «Элиас» (имя первой жертвы серийного убийцы) и приготовилась работать. В дверь осторожно постучали.

– Извини, что беспокою. – Патрик был явно смущен. – Не могу найти комбинезон.

– В сушильном шкафу.

Патрик молча кивнул и закрыл дверь.

Эрика пробежала пальцами по клавиатуре – даже после недели простоя навыки быстрой печати слабели. Опять стук в дверь.

– Еще раз извини, скоро оставлю тебя в покое… но как одевать Майю? На улице довольно прохладно, но она так легко потеет… Как бы не простудилась, если переборщить с одеждой. – Патрик глуповато улыбнулся.

– Надень на нее синий свитерок и пару колготок под комбинезон… и тонкую шапочку.

– Спасибо.

Дверь закрылась. Эрика начала было писать, но тут из гостиной донесся дикий рев. Послушав две минуты, она вздохнула и спустилась.

– Я помогу… Одевание – не наша сильная сторона.

– Спасибо, я заметил… – У Патрика на лбу выступили капли пота.

Майя была разъярена, отчего силы ее удесятерились, и бороться с ней было вовсе не легко.

Через пять минут девочка постепенно успокоилась и дала себя одеть, хотя и продолжала дуться.

– Погуляйте подольше, маме надо поработать.

– Извини, конечно… Наверное, понадобится несколько дней, чтобы освоить все эти процедуры. – Патрик выглядел явно смущенным.

– Я понимаю, – успокоила его Эрика и плотно захлопнула за ними дверь. Налила себе большую чашку кофе из термоса и решительно поднялась в кабинет. Наконец-то.

– Ш-ш-ш… Что ты так кричишь?

– Да брось ты… Мамаша сказала, они оба уехали. Все лето почту никто не брал, она еще с июня время от времени освобождает их почтовый ящик. Так что можешь хоть обкричаться.

Маттиас засмеялся, но, похоже, приятель продолжал сомневаться. Этот старый дом почему-то казался Адаму жутковатым, а тем более сами старики. Маттиас может говорить все, что ему хочется, но осторожность надо соблюдать.

– И как ты собираешься туда проникнуть?

В голосе его прозвучала какая-то жалкая нотка, и он тут же себя за это возненавидел. Ему часто хотелось быть похожим на Маттиаса. Смелый, отчаянный, ничего не боится – иногда до безрассудства. Но таким уж он был, и самые лучшие девочки доставались тоже ему.

– Найдем способ. Как правило, он находится.

– Понятно… У тебя, очевидно, большой опыт взломщика. – Адам засмеялся, стараясь не производить при этом шума. Почти беззвучно.

– Я много чего делал такого, что тебе даже и не снилось, – сказал Маттиас слегка надменно.

Ну да, конечно, подумал Адам, но возражать не стал. Если Маттиас хочет казаться круче, чем есть на самом деле, – ради бога. В спор с ним он вступать не собирался.

– Как ты думаешь, что у него там? – с горящими глазами спросил Маттиас.

Они крались вокруг дома – должно же что-то быть, дверь или щель в подвал, ну хоть что-нибудь…

– Откуда мне знать! – Адаму все меньше и меньше нравилось затеянное предприятие.

– Наверняка какие-нибудь крутые нацистские цацки! – Маттиас все сильнее возбуждался с каждой минутой, а может, сам себя подогревал.

С тех пор как они делали эту школьную работу о войсках СС, в него точно бес вселился. Он прочитал кучу книг о Второй мировой, о нацизме… А когда узнал, что их сосед всего-то через дом – известный эксперт по Третьему рейху, соблазн пересилил осторожность.

– А может быть, он ничего такого дома и не держит, – попытался Адам охладить пыл приятеля. Впрочем, он прекрасно знал, что из этого ничего не выйдет. – Папа сказал, старик раньше преподавал историю, так что никаких цацек может и не быть. Книги там, газеты… ну и все такое.

– Скоро узнаем! – Глаза у Маттиаса заблестели. – Смотри! Окно не заперто!

Адам с тоской понял, что Маттиас прав. В самом деле, окно на торцевой стене было закрыто неплотно. А он-то втайне надеялся, что дом окажется неприступным.

– Надо что-то просунуть в щель. – Маттиас огляделся. – А вот и решение.

Он поднял с земли отвалившийся оконный крючок.

– Посмотрим. – Он поднял крючок над головой, просунул в щель и попробовал нажать, действуя как рычагом. Рама не сдвинулась с места. – Черт, должно получиться! – От усердия он даже высунул язык.

Это было трудно – стоя чуть не на цыпочках и подняв руки над головой, жать изо всех сил на крючок. Начинающий взломщик даже задохнулся, но под конец ему удалось чуть-чуть сдвинуть раму. Крючок вошел на пару сантиметров глубже.

– Это будет выглядеть как взлом! – прошипел Адам, но Маттиас словно не слышал.

– Теперь посмотрим на это чертово окно. – Маттиас надавил еще раз. – Йес! – Он победно потряс кулаком и повернулся к Адаму. – Теперь ты должен мне помочь туда залезть.

– Подожди, наверняка в сарае есть лестница или табуретка…

– К черту табуретку! Помоги мне забраться, а я тебя потом втащу.

Адам послушно встал спиной к стене и сцепил руки. Каблук Маттиаса врезался в ладонь. Это было довольно неприятно, но Адам преодолел боль и поднял приятеля на уровень груди.

Маттиас подтянулся, ухватился за что-то, взобрался еще выше и наконец поставил ногу на подоконник. Сморщил нос – чем это так воняет? Маттиас отодвинул гардину, поднял рулонную штору и огляделся. Похоже на библиотеку, но в комнате полумрак, все остальные шторы опущены.

– Здесь вонь в двести лошадиных сил! – Зажимая пальцами нос, он выглянул наружу.

– Ну и наплюй, – с надеждой предложил Адам снизу.

– Ну да, как же! Для того и лезли, чтобы сразу смыться. Веселье только начинается… Давай руку!

– А ты удержишь?

– Неужели нет? Давай, давай! – Адам поднял руку, и Маттиас потянул изо всех сил.

Оказалось, это далеко не так просто, как он себе представлял, но Адаму в конце концов удалось ухватиться за подоконник, и Маттиас спрыгнул на пол, чтобы освободить ему место. Под ногами что-то тихо захрустело – в полутьме не разглядеть что. По звуку – засохшие цветочные лепестки.

– Что за черт! – У Адама тоже захрустело под ногами. – Боже, какая вонь!

– Я же говорил! – весело подтвердил Маттиас. Он уже немного принюхался и меньше замечал тяжелый запах в комнате. – Теперь посмотрим, чем старикан нас порадует.

– А если кто-то увидит?

– Ты что, сбрендил? Кто нас увидит? Подними же шторы наконец!

Адам поднял рулонные шторы – одну за другой. Труд невелик – нажал кнопку, и те с жужжанием улетают вверх. В комнате стало светло.

– Ничего комнатка! – Маттиас с восхищением огляделся.

Помещение и в самом деле показалось им огромным. Все стены заняты книжными шкафами и полками – от пола до потолка. В углу у небольшого журнального столика – два кожаных кресла. В дальнем конце – гигантский письменный стол, а около него – старинный вращающийся стул с высокой спинкой. Адам шагнул вперед, но хруст под ногами заставил его остановиться. На этот раз они поняли, в чем дело.

– Вот это да… – прошептал Адам в изумлении.

Весь пол был усеян дохлыми мухами. Мухи валялись и на подоконниках. Ребята невольно вытерли руки о штанины.

– Фу, какая мерзость! – Физиономию Маттиаса исказила гримаса отвращения.

– Откуда их столько? – Адам уставился на пол.

Он, разумеется, видел американский сериал о судебных медиках, и вывод напрашивался сам собой. Дохлые мухи, запах… Он отбросил эту дикую мысль, но не мог оторвать глаз от стула, развернутого к ним спинкой.

– Маттиас?

– Да? – Его приятель тщетно пытался найти в сугробах дохлых мух место, куда можно было бы поставить ногу.

Адам не ответил. Он медленно двинулся к столу. Что-то внутри его подсказывало – лучше повернуться и исчезнуть из этого дома. Выпрыгнуть из окна и бежать куда глаза глядят. Но любопытство пересилило – ноги сами несли его вперед.

– Чего тебе? – переспросил Маттиас, но тут же осекся, увидев напряженное, покрытое каплями пота лицо Адама.

Тот протянул дрожащую руку к стулу. Кожа обивки была прохладной на ощупь. Он толкнул спинку и отошел на шаг назад. Стул начал поворачиваться… За спиной Адам услышал странные звуки – у Маттиаса началась неудержимая рвота.

Внимательные карие глаза отслеживали каждое его движение. Мельберг пытался сделать вид, что этого не замечает, но успеха не достиг. Пес не отходил ни на шаг и не сводил с него обожающего взгляда. Наконец Мельберг сдался, достал из нижнего ящика письменного стола кокосовое печенье и кинул на пол. Через две секунды печенья как не бывало, и Мельбергу показалось, что пес ему улыбнулся. Конечно, показалось. Ладно, по крайней мере, чистенький. Анника постаралась на славу – часа полтора мыла его с шампунем. И все равно Бертилю не особенно понравилось, когда сегодня утром он обнаружил пса в постели. Прямо у себя под боком. Блох простым шампунем не выведешь. Мысль, что шерсть собаки кишит крошечными злобными насекомыми, которые только и ждут удобного момента, чтобы на него наброситься, выводила Мельберга из себя. Впрочем, Анника поклялась, что никаких нежелательных форм жизни у щенка она не обнаружила. Но спать в одной постели с собакой – уж извините. Больше он этого не допустит.

– И как же мы тебя назовем? – спросил он у пса, подумав при этом, каким идиотом выглядит со стороны: надо же, солидный человек, полицейский, в служебном кабинете всерьез беседует с четвероногой шавкой!

Но имя надо придумать. Он огляделся в надежде найти какую-нибудь подсказку. Но в голову лезли только глупые, банальные имена: Фидо, Лудде… Нет, это все не пойдет. Вдруг он хохотнул – его посетила блестящая мысль. Если говорить по совести, ему не хватало Лундгрена, не то чтобы очень, но так, самую малость. Он, конечно, вынужден был его уволить, но… почему бы не назвать пса Эрнстом? В этом есть определенный юмор… Он снова хохотнул.

– Эрнст… что скажешь, старина? Звучит неплохо, а? – Мельберг достал из ящика еще одно печенье.

Конечно же, став Эрнстом, псина заслужила поощрение. А если разжиреет… ладно, не его, Бертиля Мельберга, забота. Через пару дней Анника наверняка найдет желающих взять пса, и тогда не будет иметь ровно никакого значения, сожрал он одно печенье или два.

От резкого телефонного звонка щенок подпрыгнул, как показалось Бертилю, всеми четырьмя лапами, и даже он сам вздрогнул.

– Бертиль Мельберг.

Он сначала не понял, о чем речь, – голос в трубке был такой взвинченный, на грани истерики, что он смог различить только отдельные слова.

– Извините, но вам придется говорить помедленнее. Повторите еще раз, что вы сказали…

Наконец он понял, и брови сами собой поползли вверх.

– Труп? Где труп?

Мельберг выпрямился на стуле. Пес, которого теперь звали Эрнстом, подражая хозяину, тоже выпрямился и навострил уши. Мельберг быстро записал адрес в блокноте и закончил разговор, крикнув только:

– Оставайтесь на месте. Никуда ни шагу! – Он вскочил со стула.

Эрнст, словно передразнивая его, тоже вскочил и завилял хвостом.

– А ты побудешь дома! – В голосе Мельберга прозвучали несвойственные ему авторитарные нотки.

Пес, к его удивлению, послушался и замер, ожидая дальнейших инструкций.

– Место! – вспомнил Бертиль стандартную команду и показал щенку на принесенную Анникой огромную корзину в углу комнаты.

Новоиспеченный Эрнст неохотно поплелся в угол, улегся в корзину и, положив голову на лапы, грустно уставился на хозяина, чем немало польстил его самолюбию – хоть одна душа беспрекословно выполняет его распоряжения. Вдохновленный этим послушанием, Бертиль пошел по коридору, крича, как кондуктор в поезде, всем и никому:

– Поступило заявление – найден труп! Поступило заявление – найден труп!

Из трех дверей мгновенно высунулись головы – тоже три, по числу дверей: рыжая – Мартина Мулина, седая – Йосты Флюгаре и угольно-черная – Паулы Моралес.

Мартин среагировал быстрее всех.

– Труп? – переспросил он и вышел в коридор.

Из двери в приемную появилась Анника.

– Позвонил какой-то подросток. Они с другом валяли дурака и влезли в дом между Фьельбакой и Гамбургсундом. Думали, хозяин уехал. И наткнулись на труп.

– Владельца? – спросил Йоста.

Мельберг пожал плечами.

– Откуда мне знать? Я велел им оставаться на месте, так что надо выезжать сразу. Мартин! Ты с Паулой в первой машине, мы с Йостой во второй.

– А может быть, Патрику позвонить? – осторожно предложил Йоста.

– Кто это – Патрик? – Паула переводила взгляд с Йосты на Мельберга.

– Патрик Хедстрём, – пояснил Мартин. – Тоже наш, только сейчас он в отпуске по уходу за ребенком.

– Никакому Хедстрёму звонить не надо, – сказал Мельберг и презрительно хмыкнул. – Я же на месте, – важно добавил он и, стараясь выглядеть энергичным, быстрым шагом пошел в гараж.

– Буль-буль, – пробормотал Мартин и поймал на себе удивленный взгляд Паулы. – Ладно, забудь! – И, не удержавшись, добавил: – Придет время – поймешь.

Паула решила больше не спрашивать. И правда, подумала она, в свое время разберусь.

Эрика тяжело вздохнула. Теперь в доме было тихо. Даже слишком тихо. В течение года слух был настроен улавливать малейший писк, малейшее хныканье, а теперь царила полная, оглушительная, тревожная тишина. Курсор так и мигал на первой строчке не начатого, хотя уже озаглавленного и даже сохраненного документа. За полчаса она не напечатала ни одной буквы – в голове царила полная пустота. Эрика просмотрела свои заметки, потом начала перелистывать копии статей, сделанные за лето. После изнурительной переписки ей удалось наконец заказать свидание с главной героиней этого шумного дела, убийцей, но не раньше чем через три месяца. Пока придется исходить из архивных материалов. Беда в том, что у нее не было ни одной мысли, а если и были, то настолько смутные, что оформить их в слова не представлялось никакой возможности. Ею постепенно овладела паника, знакомая, наверное, всем пишущим. Куда подевались слова? Может, она написала уже все, что ей положено, выбрала свою квоту и больше ничего и никогда не сумеет создать? Логика подсказывала ей, что это не так, что похожее чувство она испытывала всякий раз, начиная новую книгу, но паника и логика несовместимы. Каждый раз одна и та же история. Что-то вроде родов, но сегодня дело шло особенно туго.

Она рассеянно сунула в рот ириску «Думле» и покосилась на синие общие тетради на краю стола рядом с компьютером. Записи матери… Эрика никак не могла решиться начать их читать, разрываясь между любопытством и страхом узнать что-то неприятное, что перевернет ее жизнь. Наконец она протянула руку, взяла первую тетрадь и взвесила на ладони. Тонкая и легкая… примерно такие же были у них в начальной школе. Она осторожно провела по тетради рукой. Фиолетовые чернила с годами выцвели, но характерный золотистый блеск сохранился. «Эльси Мустрём». Девичья фамилия матери. Потом она вышла замуж за отца Эрики и стала Фальк.

Эрика медленно открыла тетрадь. Страницы были разлинованы тонкими голубыми линиями. В самом верху стояла дата: «3 сентября 1943 года».

Неужели эта война никогда не кончится?

* * *

Фьельбака, 1943 год

Неужели эта война никогда не кончится?

Эльси грызла ручку со вставным пером и никак не могла придумать, что писать дальше. Как выразить свои мысли о войне, именно ее мысли, которые приходят в голову только ей и никому больше? Она никогда до этого не вела дневник и даже не могла бы сказать, откуда взялось это желание. В один прекрасный день возникла потребность изложить на словах все, что она думает об их насколько обыденной, настолько и странной жизни.

Она почти уже и не помнила начала войны – сейчас ей было тринадцать, скоро четырнадцать, а тогда только девять. К тому же и помнить было особенно нечего – поначалу война давала о себе знать только в разговорах и поведении взрослых: они прилипали к радиоприемникам, обсуждали новости, настроение было тревожное и приподнятое. Всем страшно, но и интересно. А жизнь, ежедневная, практическая жизнь почти не менялась. Баркасы, как и до войны, уходили в море и возвращались, улов был то хорошим, то плохим. А на берегу женщины занимались теми же делами, что и их матери, и матери их матерей, и матери матерей их матерей. Как и в незапамятные времена, надо было рожать детей, стирать белье, прибираться в доме, готовить еду. Бесконечный кругооборот, бесконечно повторяющийся цикл рождений и смертей, а теперь война грозила его нарушить. Такая угроза придавала жизни остроту и интерес, и девочка это чувствовала еще тогда, в начале войны. А теперь, когда война подошла почти к их порогу, и подавно.

– Эльси! – Голос матери с первого этажа.

Девочка поспешно закрыла тетрадь и сунула в верхний ящик своего крошечного письменного стола у окна. Сколько часов она просидела за этим столом – не сосчитать. Встала, расправила складки на платье и сбежала вниз.

– Эльси, мне нужна твоя помощь. Принеси воды.

Мать выглядела очень уставшей. Все лето они провели в этой маленькой комнатке в полуподвале – дом сдавали в аренду дачникам. В условия аренды входили также уборка, готовка – в общем, они играли роль прислуги при гостях. Как раз в это лето гости попались особо требовательные – адвокат из Гётеборга с женой и с тремя неуправляемыми детьми. Хильма, мама Эльси, металась с утра до ночи. Надо было то стирать их одежду, то готовить коробки с едой для лодочной прогулки, бегать в магазин, варить и жарить – и при этом никто не снимал с нее ответственности за ее собственное хозяйство.

– Посиди немножко, мама, – сказал Эльси ласково и положила руку ей на плечо.

Мать вздрогнула – в их семье было не особенно принято прикасаться друг к другу, но через секунду выражение лица ее смягчилось, она благодарно накрыла руку Эльси своей огрубевшей от работы ладонью и тяжело опустилась на стул.

– Да… слава богу, уехали. Ну и народ! «Не будете ли вы, Хильма, так добры… Не могли бы вы, Хильма, представить себе, что вы могли бы…» Сказали бы лучше, сделай, мол, то-то и то-то. – Хильма передразнила их певучие интонации и прикрыла рот рукой – в их кругу не было принято высмеивать господ. Важно знать свое место.

– Я понимаю, как ты устала. С ними и правда нелегко. – Эльси налила воду в кастрюлю и поставила на плиту.

Когда вода закипела, она насыпала кофейного суррогата, налила в кружку и протянула матери. Плеснула и себе немного.

– Сейчас принесу воду, только давай сначала выпьем по глоточку кофе.

– Ты добрая девочка, Эльси. – Мать отхлебнула глоток отвратительного желудевого напитка.

Вообще она любила пить из блюдца, зажав в зубах кусочек сахара, но сахар надо было экономить, да и варево в кружке мало напоминало настоящий кофе.

– Отец не говорил, когда вернется? – спросила Эльси и прикусила язык.

В эти времена такой вопрос звучал довольно нелепо. Совсем недавно «Экерё» был торпедирован и пошел на дно вместе с экипажем, после чего вопрос о возвращении приобрел совершенно новый смысл. Но работа есть работа. Выбора нет. Грузы надо доставлять, сети надо ставить и выбирать. Война войной, а условия жизни не меняются. Спасибо еще, что баржам вообще разрешено ходить в Норвегию. Считалось, что это даже безопаснее, чем линейная навигация, где маршруты иногда пролегали вне заграждений. Траулеры из Фьельбаки по-прежнему выходили в море, и, хотя улов становился все беднее, баржи в норвежские гавани отправлялись не пустыми. Отец Эльси на своей барже доставлял из Норвегии лед, а если повезет, туда шел тоже не порожняком.