Сейчас его целью было пробежать Стокгольмский марафон. Он уже участвовал в нем дважды, так же как и в Копенгагенском марафоне. Двадцать лет он регулярно бегал, и если бы его спросили, как он хочет умереть, он предпочел бы через двадцать-тридцать лет упасть прямо на бегу. То чувство, которое его охватывало, когда он бежал, когда ноги несли его вперед, отбивая четкий ритм, постепенно сливающийся с биением сердца, – это чувство невозможно было сравнить ни с чем. Даже усталость, тяжесть в ногах, когда выделялась молочная кислота, стала привычной вещью, от которой он с годами научился получать удовольствие. Когда он бежал, то чувствовал, что живет. Лучше он и не мог бы это объяснить.

Приближаясь к дому, он замедлил темп. Прямо перед своим крыльцом некоторое время совершал бег на месте, затем, взявшись за перила, сделал растяжку. Воздух вырывался изо рта белым облаком, и он чувствовал себя чистым и сильным, пробежав в быстром темпе двадцать километров.

– Это ты, Кеннет? – донесся голос Лисбет из гостевой комнаты, когда он хлопнул входной дверью.

– Да, это я, моя дорогая. Я сейчас быстренько приму душ и приду к тебе.

Повернув кран горячей воды до предела, он встал под жесткие струи. Этот момент был, пожалуй, самым приятным. Он испытывал такое блаженство, что только усилием воли мог заставить себя выйти из-под душа. Вылезая из душевой кабины, он поежился. По сравнению с атмосферой там, внутри, в ванной было холодно, как на Северном полюсе.

– Ты принесешь мне газету?

– Конечно, моя дорогая!

Джинсы, футболка и джемпер – и он готов. Засунув ноги в кроксы, купленные летом, он побежал к почтовому ящику, висевшему на заборе. Вынимая газету, заметил письмо, прилипшее к ее сгибу. Должно быть, не заметил его вчера. Когда он прочел свое имя, написанное черными чернилами, в животе у него все сжалось. Только не это!

Войдя в дом, он тут же вскрыл конверт и прочел письмо, стоя в холле. Текст был краткий и странный.

Кеннет перевернул карточку, чтобы посмотреть, нет ли там еще чего-нибудь. Но нет, ничего. Только две загадочные строчки.

– Ты чего так долго, Кеннет?

Он поспешно спрятал письмо.

– Мне тут надо было кое-что проверить. Уже иду!

Держа в руках газету, он направился к двери ее комнаты. Белая карточка, исписанная причудливым почерком, жгла задний карман брюк.

* * *

Это уже стало дурной привычкой – почти зависимостью. Она не могла обходиться без того чувства восторга, которое охватывало ее, когда она читала его почту, рылась у него в карманах, скрупулезно проверяла его счета. Каждый раз, не обнаружив ничего предосудительного, она буквально расслаблялась всем телом. Но этого хватало ненадолго. Вскоре ее снова охватывала тревога, напряжение нарастало, и в конце концов все ее рациональные аргументы, что так нельзя, что надо сдерживаться, рушились. И она снова садилась за компьютер. Вводила адрес и пароль от его почтового ящика, который давно раскусила. У него везде был один пароль – дата рождения, чтобы легко было запоминать.

На самом деле у нее не было никаких оснований для подозрений, которые жгли ей грудь, царапали ее изнутри, так что временами ей буквально хотелось кричать. Кристиан никогда не давал ей никакого повода. За все эти годы постоянных проверок она ни разу не обнаружила ничего странного. Казалось, он ясен, как открытая книга, но это было не так. Иногда у нее возникало чувство, что он находится где-то совсем в другом месте, в другом мире, куда она не имеет допуска. И почему муж так мало рассказывал о себе? Сказал, что его родители давно умерли, и ей ни разу не довелось встречаться хоть с кем-нибудь из его родственников, которые у него все же должны быть. Друзей детства у него тоже не было, и никакие старые знакомые никогда не проявлялись. Создавалось впечатление, что он начал существовать в тот самый миг, когда познакомился с ней и переехал во Фьельбаку. Она даже не видела никогда квартиру в Гётеборге, где он тогда жил, – Кристиан нанял фургон и поехал туда один, чтобы привезти свои немногочисленные пожитки.

Санна пробежала глазами новые сообщения в папке «Входящие». Несколько писем от издательства, несколько газет, которые хотели взять у него интервью, общая рассылка от муниципалитета касательно его работы в библиотеке. Ничего особенного.

Как всегда, на душе у нее было светло и легко, когда она вышла из его почтовой программы. Прежде чем отключить компьютер, она по привычке проверила список последних посещенных сайтов, но и там не обнаружилось ничего необычного. Кристиан заходил на сайт «Экспрессен» и «Афтонбладет»^[5], на сайт издательства, да еще искал новое детское автокресло в интернет-магазине.

Но что все-таки за странная история с письмами? Он упрямо повторял, что понятия не имеет, кто стоит за этими загадочными строчками. Однако что-то в его тоне противоречило словам. Санна не могла точно сказать, что именно, и это доводило ее до полного отчаяния. Что он скрывает? Кто посылает ему эти письма? Может быть, они от любовницы? От бывшей любовницы?

Она сжала кулаки, потом разжала их и заставила себя дышать спокойно. Краткое ощущение облегчения ускользнуло, и она напрасно внушала себе, что все в порядке. Уверенность. Вот и все, что ей нужно. Она хотела знать, что Кристиан любит ее.

Но в глубине души она осознавала, что на самом деле он никогда ей не принадлежал. Кристиан всегда искал что-то другое, кого-то другого – все годы их совместной жизни. Она знала, что он никогда не любил ее. Во всяком случае, по-настоящему. И в один прекрасный день он найдет то, что искал, – ту, которую он на самом деле полюбит, а она останется одна.

Санна обхватила себя обеими руками. Затем встала со стула. Вчера почта принесла очередную распечатку от мобильного оператора Кристиана. Ее проверка займет некоторое время.

* * *

Эрика бесцельно бродила по дому. От этого бесконечного ожидания она уже готова была лезть на стену. Последняя книга готова, затевать новый проект сейчас не было сил. А заниматься домашними делами она могла лишь недолго – спина и суставы тут же начинали болеть. Так что ей оставалось лишь читать или смотреть телевизор. Или заниматься тем, чем она занималась сейчас, – бродить по дому в состоянии совершенной потерянности. Но сегодня, по крайней мере, суббота, и Патрик дома. Он увел Майю на прогулку, чтобы она подышала воздухом. Эрика считала минуты до их возвращения.

Звонок во входную дверь заставил ее сердце подпрыгнуть в груди от неожиданности. Прежде чем она успела открыть, дверь распахнулась, и в холл ввалилась Анна.

– Ну что, ты тоже сходишь с ума от всего этого кошмара? – спросила она и скинула куртку и шарф.

– Еще бы! – воскликнула Эрика и почувствовала, как настроение у нее сразу улучшилось.

Они прошли в кухню, и Анна кинула на стол пакет, запотевший изнутри.

– Свеженькие булочки. Белинда сама испекла.

– Белинда сама испекла? – переспросила Эрика, пытаясь представить себе старшую падчерицу Анны в переднике, раскатывающую тесто руками с черным маникюром.

– Она влюблена, – проговорила Анна, словно это все объясняло. Наверное, отчасти так оно и было.

– Да? Что-то не припомню, чтобы этот побочный эффект влюбленности когда-либо сказывался на мне, – проговорила Эрика, выкладывая булочки на блюдо.

– Судя по всему, он сказал ей вчера, что любит хозяйственных девушек, – усмехнулась Анна, поднимая одну бровь и со значением глядя на Эрику.

– Да что ты говоришь? Как он посмел?

Анна расхохоталась и потянулась за очередной булочкой.

– Спокойствие, только спокойствие! Тебе не придется отправляться к нему домой и перевоспитывать. Я видела этого парня – будь уверена, через неделю Белинда не захочет его видеть и вернется к своим мальчикам, которые одеты во все черное, играют в скандальных группах и совершенно не интересуются, хозяйственная она или нет.

– Будем надеяться, что так и будет. Однако булочки получились отменные, – проговорила Эрика, откусывая кусочек, и невольно зажмурилась от удовольствия. Свежеиспеченные булочки служили для нее источником почти неземного наслаждения.

– Да уж, при таких габаритах, как у нас с тобой, можно, во всяком случае, смело лопать булочки, – сказала Анна и взяла вторую.

– Да, но потом за это придется расплачиваться, – ответила Эрика, но не могла не последовать примеру сестры и тоже взяла вторую. У Белинды выявился редкостный талант.

– С близнецами ты все это быстренько растрясешь, – рассмеялась Анна.

– Ты наверняка права, – проговорила Эрика и задумалась о своем.

Кажется, сестра почувствовала, о чем она думает.

– Все будет отлично. К тому же на этот раз ты не одна, у тебя будет такая прекрасная компания! Мы с тобой поставим два кресла перед телевизором, будем сидеть рядышком и кормить наших младенцев.

– И по очереди звонить и заказывать еду с доставкой на дом к приходу наших дорогих мужей.

– Вот видишь! Все будет просто супер, – Анна со стоном откинулась на стуле и облизала пальцы. – Все, я наелась.

Положив отекшие ноги на стул, стоявший рядом, она сложила руки на животе и спросила:

– Ну что, ты поговорила с Кристианом?

– Да, я была у него в четверг.

Эрика последовала примеру Анны и тоже положила ноги на стул. Одинокая булочка, оставшаяся на блюде, буквально умоляла, чтобы ее съели, и после небольшой внутренней борьбы Эрика потянулась и взяла ее.

– Так что же все-таки случилось?

На мгновение Эрика заколебалась, однако она не привыкла скрывать что-либо от сестры и в конце концов рассказала ей обо всех письмах со зловещим содержанием.

– Боже, какой ужас! – воскликнула Анна и покачала головой. – И еще очень странно, что они начали приходить до того, как книга вышла в свет. Логичнее было бы, если бы они начали приходить сейчас, когда о Кристиане стала появляться информация в прессе. Я имею в виду – ему пишет человек, который явно не в себе.

– Да, похоже на то. Между тем Кристиан не желает относиться к этому всерьез. Во всяком случае, так он говорит. Зато я заметила, что Санна всерьез обеспокоена.

– Ничего удивительного, – сказала Анна и стала собирать пальцем крупинки сахара, оставшиеся на блюде.

– Во всяком случае, сегодня он будет раздавать автографы, – проговорила Эрика, и в ее голосе прозвучала гордость. Она во многом чувствовала себя причастной к успеху Кристиана и к тому же заново переживала вместе с ним свой писательский дебют. Ей вспомнилось, как она подписывала свои первые книги. Это было ни с чем не сравнимое чувство.

– Ух ты, здорово! А где он будет раздавать автографы?

– Сначала в книжном магазинчике «Книги и канцелярия», а затем в «Букиа» в Уддевалле.

– Надеюсь, народ повалит. Жаль будет, если ему придется сидеть там в одиночестве.

Эрика сморщилась, вспоминая свою первую автограф-сессию в книжном магазине в Стокгольме. Целый час она просидела, изо всех стараясь делать веселое лицо, в то время как люди проходили мимо, не обращая на нее никакого внимания.

– О нем так много писали в газетах, что кто-нибудь наверняка придет. По крайней мере, из любопытства, – ответила она, от души надеясь, что так и будет.

– И какое счастье, что газеты пока не разнюхали про всю эту историю с угрозами, – проговорила Анна.

– Да уж, повезло, – кивнула Эрика и заговорила о другом. Однако чувство смутной тревоги не покидало ее.

Они собирались поехать в отпуск, и он не мог дождаться этого дня. Он не понимал до конца, что это значит, но слово звучало так многообещающе – «отпуск». И они поедут в вагончике-прицепе, который стоит на участке.

Ему никогда не разрешалось туда заходить. Несколько раз он пытался заглянуть внутрь через окно, завешанное коричневыми шторами, но ему ничего не удавалось разглядеть, а дверь всегда была на замке. Теперь же мать затеяла уборку. Дверь прицепа стояла нараспашку, чтобы «хорошенько проветрить», как сказала мать, и множество подушек отправилось прямиком в стиральную машину, чтобы отстирался затхлый зимний запах.

Все представлялось каким-то сказочным приключением. Его волновало, разрешат ли ему сидеть в прицепе, пока они едут, – в маленьком движущемся домике, летящем навстречу новому и неизведанному. Но спросить об этом он не решался. В последнее время у матери было непонятное настроение. Жесткие ноты в ее голосе звучали все отчетливее, отец все чаще уходил на прогулки или сидел, спрятавшись за газетой.

Иногда он замечал, что она смотрит на него каким-то странным взглядом. В ее глазах появилось какое-то новое выражение, которое пугало его и отбрасывало назад в ту темноту, которую он оставил позади.

– Ну что, ты так и будешь стоять и пялиться или все-таки собираешься мне помочь? – спросила мать, упершись руками в бока.

Он вздрогнул от суровых ноток в ее голосе и поспешно подбежал к ней.

– Возьми вот это и отнеси в прачечную, – сказала она и швырнула ему несколько дурно пахнущих одеял с такой силой, что он едва устоял на ногах.

– Да, мамочка, – пробормотал он и кинулся выполнять ее поручение.

Если бы он только знал, в чем провинился! Ведь он во всем слушался мать. Никогда не противоречил ей, хорошо себя вел и не оставлял за собой грязи. И все равно иногда казалось, что она его просто видеть не может.

Он пытался поговорить об этом с отцом. Собрался с духом в одну из тех редких минут, когда они оказались вдвоем, и спросил: почему мать его больше не любит? Отец на мгновение отложил газету и коротко ответил, что все это глупости и что он больше не желает об этом слышать. Мать очень расстроилась бы, если бы услышала его слова. Он должен быть благодарен, что обрел такую мать.

Больше он не задавал вопросов. Менее всего ему хотелось расстраивать маму. Он мечтал только о том, чтобы она была весела и снова гладила его по волосам, называя своим любимым мальчиком. Вот и все, что ему было нужно.

Положив одеяла рядом со стиральной машиной, он усилием воли отогнал от себя все тяжелое и мрачное. Они поедут в отпуск. На машине с вагончиком-прицепом.

Кристиан сидел и постукивал ручкой по маленькому столику, выставленному в помещении магазина. Рядом с ним лежала пачка свежеотпечатанных книг. Он по-прежнему не мог оторвать от них взгляда, так это было невероятно – видеть свое имя на обложке книги. Настоящей книги.

Правда, толпа до сих пор не собралась, и он подозревал, что наплыва страждущих не будет. Народ собирается только на Гийу или Марклунд^[6]. Сам он был вполне доволен уже тем, что его попросили поставить свой автограф на пяти экземплярах «Русалки».

Однако он чувствовал себя достаточно потерянным. Люди проходили мимо, бросали на него любопытные взгляды, но не останавливались. Он не знал, как себя вести – здороваться, когда они смотрели на него, или делать вид, что занят своими делами.

На помощь ему пришла Гуннель, владелица книжного магазина. Подойдя к нему, она кивнула на стопку книг.

– Послушай, не мог бы ты подписать несколько экземпляров для магазина? Хорошо было бы иметь несколько штук с твоими автографами, чтобы продать их потом.

– Конечно. Сколько? – спросил Кристиан, радуясь тому, что для него нашлось занятие.

– Ну, штук десять, – ответила Гуннель и поправила несколько книг, торчавших из стопки.

– Без проблем.

– Мы распространили информацию, – сказала Гуннель.

– Не сомневаюсь, – проговорил Кристиан и улыбнулся. Он понимал, что хозяйка боится, как бы он не подумал, что отсутствие поклонников – результат недоработки магазина. – Мое имя мало кому известно, так что я и не ожидал ничего особенного.

– Но несколько экземпляров уже купили, – любезно ответила она и отошла, чтобы помочь за кассой.

Взяв из стопки одну из книг, Кристиан снял колпачок с ручки, чтобы начать. Уголком глаза он отметил, что кто-то подошел и встал рядом с его столом. Когда он поднял глаза, прямо у него перед носом оказался большой желтый микрофон.

– Мы находимся в книжном магазине, где Кристиан Тюдель как раз ставит автографы на свой дебютный роман «Русалка». Кристиан, твое имя сегодня не сходит с первых страниц газет. Насколько ты обеспокоен угрозами? Подключена ли к делу полиция?

Репортер, который даже не потрудился представиться, но, судя по табличке на микрофоне, представлял местное радио, требовательно смотрел на него.

В голове у Кристиана воцарилась звенящая пустота – ни единой мысли.

– С первых страниц газет? – переспросил он.

– Да, ты красуешься на рекламных щитах «Гётеборгс Постен», разве ты еще не видел? – И, не дожидаясь ответа Кристиана, снова повторил вопрос, который только что задал: – Ты всерьез встревожен угрозами? Полиция охраняет тебя сегодня?

Репортер оглядел помещение, но потом снова обратил свое внимание на Кристиана, который так и сидел, занеся ручку над книгой.

– Не понимаю, каким образом… – пробормотал он.

– Но ведь это правда? Ты получал письма угрожающего характера во время работы над книгой, а в среду упал в обморок, когда очередное письмо прибыло прямо на прием по случаю твоего дебюта…

– Да, – проговорил Кристиан и почувствовал, что ему не хватает воздуха.

– Ты знаешь, кто посылал эти письма? Известно ли об этом полиции?

Микрофон снова оказался всего в нескольких сантиметрах от его губ, и Кристиан с трудом сдержался, чтобы не оттолкнуть его от себя. Он не желал отвечать на эти вопросы. Тем более не понимал, как журналисты все это разнюхали. И еще он подумал о письме, которое лежало в кармане его пиджака. Оно пришло накануне, и он успел вытащить его из кипы почты до того, как оно попалось на глаза Санне.

В панике он стал озираться, ища пути к отступлению. Гуннель заметила его взгляд и, кажется, сразу поняла, что что-то не так.

Она подошла к ним.

– Что здесь происходит?

– Я беру интервью.

– А вы спросили у него, желает ли он давать вам интервью?

Она посмотрела на Кристиана, который отрицательно покачал головой.

– Тогда никаких интервью. Кроме того, Кристиан занят. Он ставит автографы на книги для моего магазина. Так что попрошу вас оставить его в покое.

– Да, но… – начал было радиожурналист, но потом снова закрыл рот. Он нажал на кнопочку на своей аппаратуре. – А не могли бы мы устроить небольшое интервью после…

– Вон! – строго произнесла Гуннель, и Кристиан невольно улыбнулся.

– Спасибо, – сказал он, когда журналист удалился.

– А чего он хотел? Он так на тебя наседал.

Облегчение по поводу того, что он отделался от журналиста, оказалось мимолетным. Кристиан сглотнул и произнес:

– Он сказал, что мое имя фигурирует сегодня на рекламных щитах «ГП». Я получил несколько писем с угрозами, и, по всей видимости, СМИ докопались до этого.

– Ой-ой! – воскликнула Гуннель, с тревогой глядя на него. – Хочешь, я пойду и куплю газету, чтобы ты знал, что там пишут?

– Ты могла бы оказать мне такую любезность? – проговорил он, чувствуя, как учащенно бьется сердце.

– Да-да, сейчас схожу, – сказала она, похлопала его по плечу и ушла.

Некоторое время Кристиан сидел неподвижно, глядя в одну точку. Затем снова взял ручку и стал ставить свой автограф на книгах, как его попросила Гуннель. Через несколько минут он почувствовал, что ему нужно выйти в туалет. К столу по-прежнему мало кто подходил, так что он без проблем мог отлучиться.

Кристиан прошел через зал в заднее помещение магазина и всего несколько минут спустя вернулся на свое место. Гуннель еще не пришла, и он постарался мысленно подготовиться к тому, что увидит в газете.

Кристиан снова взял ручку, но тут взгляд его остановился на стопке книг, которые ему предстояло подписывать. Разве так он их оставил? Что-то изменилось за то время, пока он отходил в туалет, и первая его мысль была, что кто-то воспользовался случаем и стащил одну из книг. Однако стопка вроде бы не уменьшилась, поэтому он решил, что ему показалось, и открыл верхнюю книгу, чтобы написать несколько теплых слов будущему читателю.

На странице под обложкой чернела надпись. И почерк был ему слишком хорошо знаком. Она уже побывала тут.

Гуннель подошла и протянула ему свежий номер «ГП» – он увидел свою фотографию на первой странице и понял, что это значит. Прошлое настигает его. Она никогда не отступит.