Глава 3

Космический корабль «Красный Консенсус» 02.06.16

Когда последняя из разгоночных ракет Дзайбацу отошла, и в работу включился маршевый двигатель «Красного Консенсуса», Линдсей подумал, что теперь он в относительной безопасности.

– Ну, так как, гражданин? – спросил президент. – Товар взял и – бродяжить? Что в чемоданчике, а, гос-сек? Замороженные наркотики? Или, может, софты^[1] горяченькие?

– Это подождет, – отвечал Линдсей. – Проверим сначала лица каждого, кто здесь есть. Убедимся, что они не поддельные.

– Сбрендил ты, вот что, – сказал один из сенаторов. – Твои «антибиотики» – чернуха для агитпропа. Такого не бывает.

– Ты в безопасности, – заверил президент. – Уж поверь, мы знаем корабль до последнего ангстрема. – Он бережно смахнул с мешковины, в которую был обернут кейс, громадного таракана. – Ты с добычей, верно? Хочешь купить долю в каком-нибудь картеле? Вообще-то у нас дела, но можно завернуть в Пояс – скажем, к Бет-тине или Фемиде. Только за это, – президент нехорошо улыбнулся, – придется платить.

– Я остаюсь с вами, – сказал Линдсей.

– Ага! Тогда чемоданчик – общий!

Он выхватил у Линдсея кейс и бросил его спикеру парламента.

– Я сам открою, – поспешно сказал Линдсей. – Дайте вначале объяснить…

– Конечно, – сказала спикер. – Объяснишь, сколько это стоит.

Она принялась резать кейс портативной электропилой. Посыпались искры, завоняло горелым пластиком. Линдсей отвернулся.

Справившись с крышкой, спикер придавила кейс коленом, чтобы не уплыл, запустила руку внутрь и извлекла добычу Линдсея. Отрезанную голову яритэ.

Спикер, бросив голову, отскочила с яростным шипением кошки, которой прижали хвост.

– Взять его! – взвыл президент. Двое сенаторов, оттолкнувшись ногами от стен, взяли руки и ноги Линдсея в болезненные захваты дзюдо.

– Ты и есть этот самый убийца! – рыкнул президент. – Тебя наняли прикончить старую механистку. Тут никакого товара нет! – Он с отвращением взглянул на усеянную разъемами голову. – Отнеси эту пакость в рециклер, – велел он одному из депутатов. – Мне таких штук на борту не надо. – Депутат брезгливо поднял голову за прядку редких волос. – Хотя погоди. Сначала снеси в мастерскую и вытащи всю электронику.

Он повернулся к Линдсею:

– Значит, так, гражданин. Ты – наемный убийца?

Возражать было как-то неудобно.

– Конечно, – не задумываясь, ответил Линдсей. – Как скажете.

Воцарилась гробовая тишина, нарушаемая лишь потрескиванием – металл маршевых двигателей постепенно нагревался.

– Давайте вышвырнем этого говнюка в вакуум, из шлюза, – предложила спикер парламента.

– Нельзя, – возразил председатель Верховного Суда – старый, едва живой механист, страдавший носовыми кровотечениями. – Он является государственным секретарем и не может быть приговорен без сенатского импичмента.

Трое сенаторов – двое мужчин и женщина – явно заинтересовались такой идеей. У Сената крохотной Демократии дел было немного. Парламент превосходил их числом, а из всей команды они пользовались наименьшим доверием.

Линдсей пожал плечами. Вышло превосходно: он прочувствовал президентскую манеру держать себя, и подражание несколько разрядило обстановку. Теперь можно было говорить.

– Здесь – политическое дело.

Голос звучал устало; чувствовалось, что говорящий совершенно вымотан и опустошен. Жажда крови у окружающих шла на убыль, ситуация стала предсказуемой и даже не очень-то интересной.

– Я работал для Корпоративной республики Моря Спокойствия. Там – переворот. Они высылают множество народу в Дзайбацу. Я должен был расчистить им путь.

Ему, очевидно, верили. Тогда он придал голосу выразительности:

– Но это же – фашисты! Я предпочел бы служить демократическому правительству. Кроме этого, они послали за мной антибиотика. По крайней мере, я полагаю, что именно они. – Улыбнувшись, он развел руками, как бы невзначай освободив их из ослабевших захватов. – Разве я вам хоть раз солгал? Я ведь не говорил, что я не убийца! И вспомните, какие деньги вы с моей помощью заработали!

– Ага. Это точно, – рассудительно сказал президент. – Но голову-то зачем было отрезать?

– Я выполнял приказ, – сказал Линдсей. – Я это умею, господин президент. Вот увидите.

Космический корабль «Красный Консенсус» 13.06.16

Голову киборга пришлось взять с собой, чтобы гарантированно развязать руки Кицунэ, сохранив в тайне способ властвовать. Да, он обманывал ее, но на прощание, в качестве извинения, освободил. И наказание за это понесет шейпер-наемник. Линдсей надеялся, что Гейша-Банк просто разорвет беднягу на части.

Он совладал с ужасом. Учителя-шейперы предостерегали его, уча не поддаваться подобным чувствам. Будучи заброшен в новую обстановку, дипломат должен подавить все мысли о прошлом и немедленно принять лучшую из возможных защитных окрасок.

Линдсей подчинился навыкам. Втиснутый в крохотный космический корабль Горняков Фортуны (нацию числом в одиннадцать человек), он почувствовал семиотику окружающей среды почти как физическое давление. Трудно сохранить чувство перспективы, если заперт в жестянке за компанию с одиннадцатью психами.

Ему не приходилось летать на настоящих кораблях со дней обучения на Совете Колец. Механистский катер, доставивший его в ссылку, не в счет – пассажиры его были просто грудами мяса, нашпигованными наркотиками. «Красный Консенсус» же был жилым кораблем, прослужившим уже двести пятнадцать лет.

За несколько дней, подмечая свидетельства его исторического прошлого, Линдсей узнал о корабле больше, чем сами хозяева.

Жилые палубы некогда принадлежали земному национальному сообществу, исчезнувшей группировке под названием «Советский Союз», или СССР. Будучи запущены с поверхности Земли, они представляли собою одну из множества орбитальных «боевых платформ».

Корабль имел цилиндрическую форму, и жилое пространство состояло из четырех изолированных круглых палуб, каждая четырех метров в высоту и десяти – в поперечнике. Некогда их соединяли примитивные воздушные шлюзы, давно замененные современными самогерметизирующимися мембранами.

В кормовом отсеке сохранилась только обивка стен. Здесь пираты отрабатывали навыки боя в невесомости. Здесь же они и спали, хотя, за отсутствием дня и ночи, не прочь были соснуть часок-другой где угодно, в любое время.

На следующей палубе помещались: операционная, лазарет и «душегубка» – освинцованное укрытие на случай солнечных вспышек. В «кладовке», рядом с грудой распылителей шеллака, газовых пистолетов, крепежа, скоб и прочих «наружных» инструментов, помещалась дюжина древних скафандров. На этой палубе имелся древний, бронированный снаружи шлюз. На нем еще сохранились шелушащиеся наклейки-указатели с зелеными надписями кириллицей.

Далее, на другой палубе располагалась секция жизнеобеспечения, заполненная побулькивающими баками с водорослями. Здесь же были: туалет и пищесинтезатор, напрямую соединенные с «фермой». Наглядность замкнутости цикла отнюдь не привела Линдсея в восторг. Была здесь и мастерская, правда, очень маленькая, но невесомость позволяла работать хоть на стене, хоть на потолке.

В носовом отсеке находилась рубка управления и отводы солнечных батарей. Здесь Линдсею нравилось больше всего – в основном, из-за музыки. Рубка управления была старой, но не настолько, как сам «Консенсус». Безвестный ее конструктор полагал, по всей видимости, что приборы должны использовать звуковые сигналы, и потому великое множество систем, расположенных на пульте управления, имело лишь несколько визуальных мониторов. В большинстве своем приборы реагировали на окружающую действительность гудением, кваканьем и писком самых разнообразных модуляций.

Звуки эти, диковатые с непривычки, были подобраны так, чтобы ненавязчиво оседать в подсознании. Любое изменение в их хоре, однако, тут же становилось очевидным. Линдсея эта музыка успокаивала и даже завораживала.

Остальная часть носового отсека была куда менее симпатичной: арсенал со стеллажами очень неприятных инструментов, и настоящее средоточие зла – лучевая пушка. Линдсей избегал заходить сюда и никогда ни с кем не говорил об этих вещах.

И тем не менее у него все время не лезло из головы, что «Консенсус» – корабль военный.

– Видишь ли, – говорил ему президент, – кончить старую, дряхлую механистку с отрубившимся мозгом – это одно. А вот с лагерем, полным шустрых вооруженных шейперов, – совсем другая история. В Народной армии Фортуны слабакам и тормозам места нет.

– Так точно, сэр, – отвечал Линдсей.

Народная армия Фортуны являлась правительственными вооруженными силами. Личный состав ее полностью совпадал с персоналом правительства гражданского, но иерархии разнились. Армия была совершенно другой организацией и подчинялась собственному уставу. К счастью, президент успешно совмещал с гражданской властью должность главнокомандующего вооруженными силами.

Военной подготовкой занимались на четвертой палубе, не занятой ничем, кроме старой, грязной обивки стен. Здесь стояли три велотренажера и несколько пружинных штанг, да еще ряд шкафчиков рядом с выходом.

– Про верх и низ забудь, – советовал президент. – Когда мы говорим о бое в невесомости, главный закон – харагэй. Вот это.

Он внезапно ткнул Линдсея в живот. Судорожно выдохнув, Линдсей согнулся пополам. Его «липучковые» подошвы с громким треском сорвались с обивки.

Захватив запястье Линдсея, президент плавным движением прилепил ученика пятками к потолку.

– Ну, теперь ты – вверх ногами, так?

Линдсей «стоял» на «полу» – то есть на носовой переборке, а президент в полуприсяде прилепился к кормовой, так что ноги их были направлены в противоположные стороны. Президент смотрел как бы снизу вверх – прямо в глаза Линдсея. Изо рта его воняло сырыми водорослями.

– Вот это называется локальной вертикалью, – объяснил он. – Наше тело создано для гравитации, и глазам всегда кажется, что она есть. Так уж у нас мозги смонтированы. Поэтому ты будешь искать вертикаль и по ней ориентироваться. И будешь убит, солдат. Ясно?

– Так точно, сэр! – отвечал Линдсей.

В Республике его с малолетства воспитывали в презрении к насилию. Насилие допускалось лишь по отношению к себе. Но знакомство с антибиотиком изменило его образ мышления.

– Вот для чего нужен харагэй. – Президент хлопнул себя по животу. – Это – твой центр тяжести, центр вращения. Встречаешь врага в невесомости, сцепляешься с ним, и голова твоя – просто отросток, ясно? Все зависит от центра массы. От харагэй. Пространство, куда ты можешь достать рукой или ногой, – это сфера. А центр сферы – в твоем брюхе. Значит, все время представляй вокруг себя такой пузырек.

– Так точно, сэр.

Линдсей был – весь внимание.

– Это первое. Теперь – о втором. Переборки. Контролируешь переборки – контролируешь весь бой. Вот если я в воздухе, то с какой силой смогу тебя достать?

– Переносицу сломаете, – осторожно предположил Линдсей.

– Верно. А если опираюсь ногой на переборку, и мое же тело гасит отдачу?

– Сломаете мне шею, сэр.

– Верно мыслишь, солдат. Человеку без опоры – никуда. Нет ничего другого – используй как опору тело противника. Отдача – она враг удара. Удар есть повреждение. А повреждение есть победа. Все ясно?

– Отдача – враг удара. Удар есть повреждение. Повреждение есть победа, – без запинки отрапортовал Линдсей. – Сэр.

– Замечательно. – Вытянув руку, он поймал запястье Линдсея и быстрым вращательным движением с мокрым хрустом переломил его предплечье о колено.

– А это – номер третий, – сказал президент, не обращая внимания на отчаянный вопль Линдсея. – Боль.

* * *

– Насколько я понимаю, – сказала второй судья, – тебе продемонстрировали третий номер.

– Да, мэм, – ответил Линдсей. Второй судья вонзила в его руку иглу.

– Оставь, – мягко сказала она. – Здесь лазарет, а не армия. Зови меня просто – второй судья.

Сломанная рука резиново онемела.

– Спасибо, судья.

Второй судья была пожилой женщиной – лет, должно быть, под сто. Точнее сказать было сложно: постоянный прием гормональных препаратов превратил ее метаболизм в сложный комплекс аномалий. Нижняя челюсть ее обросла угрями, однако сквозь шелушащуюся сухую кожу запястий и лодыжек просвечивали варикозные вены.

– Все в порядке, гос. Выправим.

Она сунула руку Линдсея в широкий резиновый рукав старого томографа. Из кольца его заструилось множество рентгеновских лучей, и на экране появилось трехмерное, вращающееся изображение сломанной руки.

– Ничего страшного; хороший, чистый перелом, – оценила второй судья. – У нас у всех такие. И ты теперь – один из нас. Хочешь, пока рука под наркозом, мы тебя разрисуем?

– Что?

– Татуируем; гражданин.

Идея была, мягко говоря, неожиданной.

– Прекрасно, – сказал Линдсей. – Давайте.

– Вот! Я с самого начала знала, что ты – в полном порядке! – Она ткнула его под ребро. – Я тебе за это еще и анаболических стероидов вколю. Не успеешь оглянуться, как нарастишь мускулы; сам президент не отличит их от натуральных.

Она мягко потянула его за руку. Зловещий скрип становящихся на место осколков кости доносился словно очень-очень издалека, с другого конца перевернутого бинокля.

Она сняла со стены комплект игл в липучем футляре.

– Хочешь что-нибудь необычное?

– Пусть там будут бабочки, – ответил Линдсей.

* * *

История Горняцкой Демократии Фортуны была крайне проста. Фортуна – довольно крупный астероид, более двухсот километров в поперечнике. Первые горняки, ослепленные первоначальным успехом, объявили себя независимым государством.

Пока руда не иссякла, дела шли хорошо. Хватало и на откуп от политических проблем, и на процедуры продления жизни в более развитых мирах.

Затем Фортуна стала просто грудой пустой породы, и народ ее понял, что крупно вляпался. Богатство сгинуло без следа, а они не дали себе труда развивать технологию с отчаянной решимостью картелей соперников. Они не могли ни выжить со своими допотопными знаниями и умениями, ни наскрести денег на организацию информационной экономики. Все попытки выкарабкаться вели разве что к новым долгам.

Началось повальное бегство, и в первую очередь – утечка мозгов. Лучшие и честолюбивейшие специалисты оставили нацию ради миров побогаче. Фортуна лишилась почти всего космофлота – перебежчики растащили все до последнего гвоздя.

Процесс развивался лавинообразно; подданных у правительства оставалось все меньше. Увязнув в долгах, горняки на корню продали всю инфраструктуру механист-ским картелям. Даже воздух пошел с молотка. Население Фортуны сократилось до горстки бродяг, не нашедших себе ничего лучшего.

Однако они обрели полный законный контроль над правительством с его аппаратом внешних сношений и дипломатическим протоколом. Они могли жаловать гражданство, чеканить монету, выдавать каперские лицензии, подписывать соглашения, вести переговоры о контроле над вооружениями. Пусть их осталась лишь дюжина, это не имело значения. Все равно они имели парламент и сенат, юридические прецеденты и идеологию.

Поэтому границы Фортуны были переопределены. Национальной территорией стал последний уцелевший космический корабль – «Красный Консенсус». Преобразившись в мобильную, нация даровала самой себе право отчуждения в свою пользу любого имущества, находящегося в границах ее территории. Воровством это не являлось. Народ не может считаться вором; такое положение стало краеугольным камнем государственной идеологии ГДФ. Все протесты передавались правительству Фортуны, чье компьютеризованное правосудие работало по законам весьма замысловатым.

Судебные процессы являлись главным источником доходов пиратской нации. Впрочем, большинство дел до суда не доходило. Практически от пиратов просто откупались, однако соблюдением протокола во всех его тонкостях они немало гордились.

Космический корабль «Красный Консенсус» 29.09.16

– Эй, госсек, что ты там копаешься в «душегубке»?

– Послание о положении в стране, – неуверенно улыбнулся Линдсей. – Слушать неохота.

Разглагольствования президента слышались по всему кораблю, долетая и в убежище через распахнутый первым депутатом люк. Скользнув внутрь, девушка захлопнула за собой тяжелую крышку.

– Это непатриотично. Ты новенький, тебе положено слушать.

– Да я же сам все это и написал.

Линдсей понимал, что с этой дамочкой надо держать ухо востро. Было в ней что-то такое, отчего мурашки по коже. Гладкие, стремительные движения, совершенство черт лица и неестественно напряженный, сверхприметчивый взгляд наталкивали на мысли о перестройке.

– Вы, шейперы, все какие-то скользкие… Как стекляшки.

– Ты хочешь сказать: «Мы, шейперы»?

– Я не из перестроенных. Посмотри зубы. – Открыв рот, она продемонстрировала уродливо перекошенные резец и клык. – Видишь? Плохие зубы – гены плохие.

– А может, ты это нарочно сделала, – скептически усмехнулся Линдсей.

– Меня родили, – настаивала девушка. – А не из пробирки вынули.

Линдсей потер украшенную полученным на тренировке синяком скулу. В убежище было тесно и жарко. Он даже ощущал ее запах.

– Мной заплатили выкуп, – призналась девушка. – Я была тогда оплодотворенной яйцеклеткой, а выносила меня гражданка Фортуны. И с зубами я ничего не делала, правда.

– Значит, ты недоделанный шейпер. Такое встречается – правда, редко. Ай-кью^[2] измеряла?

– Ай-кью? Я не умею читать, – гордо сказала она. – Зато я – первый пред, глава парламентского большинства. И замужем за первым сенатором.

– Да-а? Он никогда не говорил.

Она поправила черную ленту на лбу. Ее светло-каштановые волосы были украшены ярко-розовыми прищепками.

– Поженились по налоговым соображениям. Иначе я, может, и тебе бы дала. Ты, госсек, симпатичный. – Она подплыла ближе. – Хорошо, что рука зажила. – Она провела пальцем по татуированному запястью.

– Ну, уж Карнавал-то от нас не уйдет, – заметил Линдсей.

– Карнавал не считается. На афродизиаках никого не узнаешь.

– До точки рандеву еще три месяца. Значит, могу попробовать с трех раз тебя угадать.

– Ты же бывал на Карнавале; знаешь, как это, на дизиаках-то. Там же ты сам не свой. Просто кусок мяса.

– Я могу удивить тебя, – сказал Линдсей, глядя ей в глаза.

– Тогда я тебя убью. Адюльтер – уголовное преступление.

Космический корабль «Красный Консенсус» 13.10.16

Линдсея разбудил корабельный таракан, принявшийся щипать ресницы. В порыве отвращения Линдсей смахнул его, щелчком отправив куда-то в угол.