Сейчас многие женщины, взрослевшие в тот период, говорят о нем не иначе, как с отвращением: девушкам недоступно хорошее образование, и они вынуждены коротать дни в пансионах вроде Хитфилда в Беркшире. Одна из выпускниц назвала его «придуманной Джейн Эйр школой, где все пошло наперекосяк». Сама же Камилла, которая много читает и живо интересуется культурой и современным миром, охотно рассуждает о ценности того, чему научилась в рамках несуществующей больше системы. В интервью Джорди Грейгу она заметила:

«Основам и манерам меня обучали родители, и я благодарна богам за это. Возможно, я покажусь вам снобкой – особенно учитывая, в какую эпоху мы живем, – но раньше мы оканчивали школу в шестнадцать, и в университет поступали только настоящие умники. Остальные вместо этого отправлялись в Париж или Флоренцию, учились жизни, знакомились с культурой, разбирались, как вести себя с людьми, как с ними общаться. Это стало важной частью становления; не будь у меня такой возможности, жить при дворе было бы намного сложнее».

Камилла и правда настолько хорошо была подготовлена к жизни с наследником престола (особенно на контрасте с Дианой), что теперь кажется странным, что ее сочли неподходящей для него парой. Но у Камиллы не было ни громкого титула, ни безупречной репутации. На роль невесты принца прочили немало известных дам, в том числе принцессу Марию-Астрид Люксембургскую. В таких обстоятельствах шансы, что Чарльз сделает Камилле предложение, стремились к нулю.

В тот сезон существовало неписаное правило, которое британский журналист Кристофер Уилсон сформулировал следующим образом: «Хорошие девочки так себя не ведут, а Камилла уже это делает». Целый год она крутила интрижку с Кевином Бурком, девятнадцатилетним сыном авиационного магната. Кевин разъезжал по городу на желтом Jaguar, который Камилла называла Яйцом. Успела она завести роман и с Рупертом Хамбро, наследником банковского бизнеса.

Но постоянным присутствием в ее жизни мог похвастаться только Эндрю Паркер-Боулз, наследник богатых родителей. Его семья занималась разведением скаковых лошадей. В то время в их общем кругу не было кавалера желаннее, чем Эндрю. Никто из парней Камиллы не мог похвастаться сексуальной энергией, которую тот излучал. Эндрю был на семь лет старше Камиллы и выглядел сногсшибательно в форме офицера королевской конной стражи, элитного полка дворцовой кавалерии. Их познакомил в 1966 году его младший брат, Саймон, и Камилла влюбилась с первого взгляда. Все лето они с Эндрю то и дело встречались на вечеринках в Шотландии, и вскоре она зачастила с ночевками в его квартиру на Портобелло-роуд, хотя там часто можно было увидеть следы пребывания и других посетительниц.

Камилла прекрасно понимала, что ее отношения с Чарльзом упираются в устрашающе архаичное требование для невесты принца: быть девственницей. Именно оно в итоге и привело к несчастливому браку. Найти женщину, которой уже было к тридцати, но которая еще ни разу не занималась сексом, было просто только с точки зрения королевы-матери. В Лондоне семидесятых, где большинство придерживалось свободных сексуальных взглядов, это было не легче, чем поймать лох-несское чудовище. Неудивительно, что Чарльзу пришлось жениться на наивной леди Диане Спенсер, которой только что исполнилось двадцать.

Да и вряд ли Камилла приняла бы предложение принца. Она семь лет потратила на преследование Эндрю Паркера-Боулза, сексуального и куда менее надежного. Эндрю то приближал ее к себе, то отталкивал. (Он даже успел ненадолго записаться в ухажеры юной принцессы Анны – это было в начале семидесятых. Они остались близкими друзьями, и он часто сопровождал ее на скачки. В марте 2020-го восьмидесятилетнего Эндрю видели с Анной на фестивале в Челтенхейме: какое-то количество людей, включая его самого, подхватили там COVID-19.) Камилла развлекала Руперта Хамбро невероятно смешными историями о многочисленных изменах Эндрю. Все всё поняли. Камилла Шанд была одержима Эндрю Паркером-Боулзом.

Вполне вероятно, что ее роман с Чарльзом служил только одной цели: заставить Эндрю ревновать. По времени он как раз совпадает с долгой, растянувшейся на шесть месяцев, командировкой бравого офицера в Северную Ирландию и на Кипр. Слухи о новом поклоннике Камиллы, несомненно, должны были заставить его воспылать чувствами и сделать предложение.

Гарантией того, что тот все-таки наденет ей кольцо на палец, служили и совместные действия майора Шанда и Дерека Паркера-Боулза, отца Эндрю. 15 марта 1973 года, еще до того, как Эндрю официально обручился с Камиллой, в The Times появилось объявление об их помолвке, в котором упоминалась и дата – через четыре месяца. Этот рискованный ход окупился сторицей. Принц Чарльз узнал обо всем из газеты, когда проходил службу на корабле Fox в Вест-Индии. «У нас были такие чудесные, мирные и счастливые для нас обоих отношения, но судьбе было угодно, чтобы продлились они всего полгода», – жаловался он в письме, которое впоследствии попало к биографу Джонатану Димблби. Церемония венчания (Эндрю католик, Камилла не стала креститься) прошла 4 июля 1973 года в присутствии 800 гостей. Их было столько, что примерно для сотни человек сидячих мест не нашлось. Гардс-Чапел была забита до отказа. Присутствовали также королева-мать и принцесса Анна, а принцесса Маргарет присоединилась к приему в честь молодых, который состоялся позднее в Сент-Джеймсском дворце. Анна, еще влюбленная в Эндрю, чувствовала себя «разбитой» из-за его свадьбы. Вскоре она обручилась с капитаном Марком Филлипсом, менее мужественной и менее интеллектуально развитой версией Паркера-Боулза. Чарльз дал ему шутливое прозвище Туман^[18]. Принц Уэльский на свадьбе присутствовать, к счастью, не смог, поскольку отбыл в Нассау в качестве представителя Королевы на церемонии по случаю предоставления Багамским островам независимости. Вряд ли его настроение в те дни улучшил случившийся во время передачи документов инцидент: когда бумаги, подтверждающие новый статус государства, были подписаны, на всех участников встречи упал навес.

Впрочем, Чарльз хотя бы избежал необходимости видеть бывшую возлюбленную в великолепном пышном платье и с бриллиантовыми украшениями в волосах. К алтарю, у которого Камиллу ждал красавчик-офицер, ее вел отец. Покидая часовню, жених и невеста с гордостью прошли под скрещенными саблями офицеров дворцовой кавалерии. Королева-мать – главная свидетельница – собственноручно расписалась в реестре.

IV

Если взглянуть на него сквозь призму времени, Эндрю Паркер-Боулз напомнит одного из персонажей романа «Гордость и предубеждение», Джорджа Уикхема. Оба были красавцами, оба офицеры. И оба оказались ненадежными распутниками. Вот только Камилла, в отличие от Элизабет Беннет, всегда знала об этой слабости мужа.

«Его умение очаровывать было поистине невероятно, – вспоминала позднее одна из любовниц Паркера-Боулза. – Женщины безоговорочно верили его словам. Казалось, он околдовывал их, заставляя влюбиться в себя, иногда бросая девушку так быстро, что у нее кружилась голова. В этом смысле он был абсолютно безжалостен».

Единственной женщиной, чье расположение ему так и не удалось завоевать, стала Розалинд Шанд. Она считала, что зять слишком уж поглощен установлением социальных связей, и не сомневалась: ходить налево он не перестанет.

Она оказалась права. На протяжении практически двадцати двух лет брака с Камиллой он был ей так же неверен, как и семь лет до него. «Во время нашей связи с Эндрю Камилла подходила ко мне на вечеринках и спрашивала, чем я занимаюсь с ее парнем, – вспоминала леди Кэролайн Перси. – Она всегда так поступала с его женщинами. В конце концов мне это надоело, и я ответила: "Я с ним закончу, и можешь забирать обратно"». Похоже, только неискоренимый оптимизм и тот факт, что Камиллу все это совершенно не смущало, и позволили ей выйти за него замуж.

Они стали образцовой парой провинциальных дворян. В 1974 году, когда Камилла была беременна первым сыном, Томом, они с мужем жили в поместье Боулхайд, огромном особняке XVII века, расположенном в Эллингтоне, неподалеку от Чиппенхейма, Уилтшир. Круг их друзей был очень тесным, все – солидные домовладельцы, графы Пемброки, Шелбурны и Саффолки. Мари Хелвин, рассказывая мне о том периоде, подчеркивала, что Эндрю и Камилла были «крепкой» парой: они открыто выражали чувства, проявляли дружелюбие, часто оживленно переговаривались друг с другом в кругу гостей на званых ужинах.

Их объединяла любовь к лошадям. Эндрю погрузился в мир скачек и много играл в поло. В 1969 году он как жокей-любитель принял участие в большой национальной гонке с препятствиями. Не помешала даже стальная пластина в спине – результат неудачного падения в Аскоте двумя годами ранее. Они с Камиллой выбрали Боулхайд еще и потому, что земли поместья находились на территории Бофорт-Хант, где проходит самая старая, масштабная и престижная охота на лис в Англии. Один из ее участников описывал Камиллу как превосходную всадницу: «Часто, приближаясь к препятствию, можно было услышать ее крик: "Да уйди же ты с гребаной дороги, не мешай"!»

Но за фасадом таилась суровая правда, о которой Камилла предпочитала не упоминать. Даже после рождения Тома и Лоры она понятия не имела, где находится ее муж и с какой женщиной он проводит время на этой неделе. Когда служба не требовала от него заграничных командировок, Эндрю вел игру на поле, которым стал для него весь Лондон, где он снимал квартиру вместе с Николасом Паравичини, мужем своей сестры. Таки Теодорокопулос, греческий журналист и ловелас, вспоминал, как однажды столкнулся с Паркером-Боулзом в начале 1980-х годов. Эндрю тогда начал ухлестывать за девушкой, с которой Таки пришел в ночной клуб.

«Я сказал ему: "В другой раз тебе повезет", а он ответил: "Ты для нее четвертого сорта, парень". "C твоего шестого разряда, конечно, виднее", – ответил я ему».

Эндрю и Николас разработали особый код, определенным образом выставляя за дверь бутылки с молоком, чтобы дать понять товарищу, есть ли в спальне соседа девушка. Лорд Личфилд, который делил с Паркером-Боулзом квартиру, когда тот еще был холостяком, так отзывался о его женщинах: «Они с ним трахались и прощали». Это было в 1990-х годах, задолго до движения #MeToo.

Именно женщины и скачки стали основой неожиданной дружбы Эндрю с Люсьеном Фрейдом, художником-бунтарем. Он обратился к Паркеру-Боулзу в начале 1980-х годов, когда тот – уже подполковник – служил командиром дворцовой кавалерии. Люсьен попросил найти лошадей, которых можно было бы писать и на которых можно было бы ездить. Фрейд обожал азарт гонок и общество жокеев, бетторов^[19] и букмекеров. Многие из них стали героями его картин. Джорди Грейг в книге «Завтрак с Люсьеном» (Breakfast with Lucian) предположил, что тот потерял на неудачных ставках не меньше 3–4 миллионов фунтов.

Паркер-Боулз и Фрейд вместе скакали галопом по лужайкам Гайд-парка, ездили в Париж на одну из выставок Люсьена, навещали его букмекера в Ирландии. Они делили любовь прекрасных женщин и отличные обеды. В 2003–2004 годах Люсьен использовал Эндрю в качестве модели для весьма ироничного прочтения сюжета, использованного Джеймсом Тиссо в 1870-м в портрете Фредерика Барнаби, жизнерадостного офицера королевской гвардии, который изображен лежащим на диване прямо в начищенных черных форменных сапогах. Фрейд обратился к той же сцене, но его огромное, два метра в высоту, полотно показывает прежде очаровательного мужчину, постепенно растерявшего шарм: из-под расстегнутого кителя виднеется намечающееся брюшко, на покрасневшем лице застыло одновременно беспутное и безразличное выражение. В 2015 году эта картина – «Бригадир» – была продана на аукционе Christie's в Нью-Йорке за 34,9 миллиона долларов. Журналу Tatler Эндрю потом рассказывал, что, во-первых, тогда у него не было лишних 3–4 миллионов долларов, «а во-вторых, так себе забава: позировать для двухметрового портрета, на котором у тебя красное лицо и жирок».

Чарльз после свадьбы Камиллы времени зря не терял. В середине семидесятых он пустился в отчаянное странствие в поисках той единственной, которую на самом деле не хотел искать, и обошел всех блондинок высшего света. За его расположение состязались дочери графов, герцогов, адмиралов и послов. Он встречался с восходящими звездами кино и девушками с обложек. Иногда в этом списке мелькали и жены покладистых друзей. Большая часть этих романов быстро заканчивалась по вине слишком пристального внимания прессы или крайнего раздражения, которое вызывало право носить титул принца Уэльского. Чарльз уже не был в этой игре новичком и прекрасно понимал, какой притягательной силой обладает его положение. Вскоре он научился принимать ее как должное.

«Быть девушкой принца Чарльза – значит чувствовать себя совершенно особенной, – поделилась со мной в 2005 году Сабрина Гиннесс, с которой Чарльз некоторое время встречался. – Все вокруг внезапно начинают тобой интересоваться, в глазах друзей из привычного круга ты становишься звездой». Сара, старшая сестра леди Дианы Спенсер, ставшая спутницей принца Уэльского на одном из загородных балов, запомнила, как ей не понравилось ехать на заднем сиденье его Aston Martin, в то время как переднее, словно трон, занимала колумбийская красотка, с которой Чарльз на том балу и познакомился. Другие девушки выражали недовольство тем, что их совершенно не защищали от нападок прессы. В этом пренебрежении крылся эгоизм Короны. Девушек не пытались оградить от преследований и травли, при этом молниеносно отказывались от них, стоило им начать слишком часто появляться на страницах желтой прессы.

Камилла тем временем медленно и осторожно вплела отношения с Чарльзом в замужнюю жизнь с Паркером-Боулзом. Появляется ощущение, что она вела двойную игру: сохранившееся между ней и принцем сексуальное напряжение было козырной картой в партии против Эндрю. Это стало своеобразной страховкой и позволило Камилле сохранить чувство собственного достоинства. Как и Алиса Кеппел для Берти, она оставалась для наследника престола самой внимательной слушательницей, которая всегда с сочувствием отзывалась на его истории о романтических похождениях и раздраженные монологи об ограничениях, накладываемых статусом. В каком-то смысле она заняла в его жизни место королевы-матери, считавшей Чарльза центром своего мира. У Камиллы всегда находилось для него доброе слово, метафорический сладкий десерт. Мать же могла предложить ему только пресные, приготовленные на пару овощи. Забота слышится в голосе Камиллы и во время печально известного телефонного разговора, записи которого просочились в прессу и вызвали небывалый скандал, получивший название «Камиллагейт». Его записал кто-то из радиолюбителей в 1989 году: Чарльз звонил Камилле, которая находилась тогда в доме родителей в Уилтшире.

КАМИЛЛА. Я так горжусь тобой.

ЧАРЛЬЗ. А я – тобой.

КАМИЛЛА. Но я-то ничего в жизни не достигла.

ЧАРЛЬЗ. Ты любишь меня – вот твое главное достижение.

КАМИЛЛА. Ах, милый, этого-то было легко достичь.

Этот диалог словно Ноэл Кауард писал. Один из гостей Боулхайда видел, как принц «терпеливо, словно маленький, замерзший ребенок, сидит на кухне, ожидая, пока Камилла проводит гостей после званого ужина». Разумеется, пикантности их отношениям добавлял тот факт, что Чарльз рассказывал ей о частной жизни Королевы и принца Филиппа со всеми подробностями. Но с годами его внимание перестало быть для Камиллы лишь способом потешить самолюбие. Непоколебимая преданность принца Уэльского дарила ей ощущение комфорта. Связь с ним превратилась в сокровище, которое стоило оберегать. Несмотря на то что Эндрю постоянно отвлекал Камиллу, она, возможно, любила Чарльза сильнее, чем ей казалось.

Мне довелось побывать у Паркеров-Боулзов вместе с фотографом Дерри Муром в 1981 году, за несколько месяцев до женитьбы Чарльза на Диане. Дерри делал для Tatler репортаж о больших поместьях Уилтшира. Тогда меня заинтриговало напряженное равнодушие между супругами. Эндрю был сорок один год, он по-прежнему прекрасно выглядел, обладал некой тревожащей жесткостью и сохранил армейские замашки.

– Вы выезжаете на охоту? – спросил он.

– Нет.

– А на рыбалку?

– Нет.

– Настоящая интеллектуалка, да? – слегка покровительственно усмехнулся Эндрю.