Гарри был бойфрендом дочери Георга, Алэны. Когда Марина только сошлась с Георгом, Алэна была подростком, угловатой, высокой девочкой с прямыми светлыми волосами, типичная скандинавка, но без кобылистого величия мифологической великанши. Алэна жила с матерью в Риге, говорила по-русски с тягучим, стильным акцентом и довольно часто приезжала к отцу в Москву. Марина готова была сделать для девчонки всё что угодно. И на съёмки она её брала, и врачей для неё искала, магазины, детские ёлки, дефицитные билеты, путёвки в дома отдыха. У них установились доверительные, но хрупкие отношения. Алэна хотела быть Марине подружкой, а не дочкой. Про настоящую её маму они старались не говорить. И вот, Алэна стала взрослой, поступила в медицинский институт в Риге и каким-то образом познакомилась в Москве с Гарри, кажется, на какой-то премьере в Доме кино. Марина любовалась их парой совершенно бескорыстно, она вообще не была слишком завистливым человеком. Он, стройный, черноволосый, один из первых начавший в Москве заниматься карате, в дымчатых очках, намного старше своей девушки. Гарри просто прекрасно смотрелся на фоне молоденькой прибалтки модельной внешности, с почти белыми волосами до плеч, длинными ногами и прозрачными серыми глазами. Марине даже показалось, что они любили друг друга. Она вообще верила тогда в любовь, хотя считала, что лично ей пока не везёт. Впрочем, своего Георга она в своё время любила, так ей казалось.

Гарри был мужчиной экзотическим. Его родители – пожилые, полные весёлой силы и достоинства, самодостаточные люди: мама Яна – дизайнер по интерьерам, а папа Тадеуш, известный нейрохирург, были выходцами из Польши. Свою «польскость» они не забывали, а наоборот, всячески культивировали. Единственного сына они воспитали европейцем и снобом, назвав его Гарри. Да, он был вовсе не Игорь, Игорёк, Гарик, он сразу был именно Гарри. Мальчик закончил ВГИК и сразу стал снимать интересные по тем временам документальные фильмы, получающие международные призы. Он и правда был талантлив. Однажды, попав на съёмки в Англию, Гарри познакомился с англичанкой и женился на ней, став абсолютно независимым от советской конъюнктуры. Брак с англичанкой был странным. Прекрасно говоривший по-английски Гарри жил в Лондоне с женой в довольно дорогом таунхаусе, работал на местных студиях, но потом надолго приезжал в Москву без жены и жил своей жизнью: работал, заводил друзей и подруг. Это была жизнь на два дома, в его случае позволительная и всеми принимаемая. Какие бы в Москве у него не были женщины, как бы он к ним не относился, Гарри всегда считал себя женатым человеком и разводиться даже не помышлял.

Отношения с родителя, особенно с матерью, у него были сложные: два, исключающие друг друга эгоизма, нежелание в чём-то уступить или чем-то поступиться. Он стал видеться с родителями всё реже и реже, заходил на несколько часов и с трудом выдерживал материнские упрёки и колкости. Наверное, ему хотелось иметь простую, милую, всепрощающую маму, но Яна была светской леди, желающей и умеющей блистать. Они не хотели и не могли быть друг для друга опорой. Яна хотела, чтобы сын восхищался ею как мужчина, а он не мог… Новая его пассия, Алэна, Яне не нравилась, она считала её флегматичной, холодной «рыбой», не выходя в этой оценке за рамки общепринятого стереотипа. Гарри любил Алэну чуть больше полутора лет, не так уж долго, зато интенсивно и красиво. Подробностей об этой поре его жизни Марина не знала, Гарри ей об этом не рассказывал. Потом всё кончилось, причём довольно внезапно. Началась перестройка, всем прибалтам надо было определяться: здесь или там? Удобная, привычная Москва, полная связей, друзей, профессиональных шансов или родина, язык, семья? И Георг уехал в Ригу. Алэну там ждала мать. Она поняла, что никакого будущего у неё с Гарри нет. Их любовь красива, в нём есть нечто такое, что в Риге ей не найти, но… с ним у неё никогда не будет семьи и детей. Он говорил ей об этом прямо и часто. Он старел, это ещё не было сильно заметно, но… Сколько ему ещё осталось до явной старости? Не так уж и долго. Ей 25, а ему 45. Красиво, но многовато. Алэна всё взвесила, и с болью в сердце, но полная решимости, уехала домой. Тогда-то Марина и вступила в игру, они сошлись, для обоих наступила смена декораций, которые не менялись в их жизни довольно долго.

Гарри жил в квартире у родителей, было лето, Яна с Тадеушем были на даче. Он позвонил Марине вечером… Она сразу по голосу догадалась, что он изрядно выпил:

– Марин, ты одна? Что делаешь?

– Да. Ничего особо не делаю. А что? У тебя что-нибудь случилось?

– Ну, с чего ты взяла? Ничего у меня не случилось. Всё в порядке. Почему ты спросила?

– Тогда я не понимаю, почему ты звонишь?

– Просто так…

– Ой, не выдумывай. Ты мне никогда просто так не звонишь. Хочешь приехать?

– Хочу. Ты одна?

– Одна. Была бы не одна, не приглашала бы. Что с тобой всё-таки?

– Алэна уехала. Я тоже один. Ладно, я выхожу, беру такси. Купить что-нибудь?

– Что ты имеешь в виду? Ты голодный?

– Голодный и выпить хочу.

– А может тебе хватит?

– Марин, послушай, никогда мне не говори, что мне делать, я не люблю. Я сам знаю, когда мне хватит. Ты поняла?

– Гарри, не надо так со мной разговаривать. Не хочешь – не приезжай. Ты мне позвонил, не я – тебе.

– Ладно. Забудь. Я через полчаса буду.

Минут через сорок Марина услышала, как в её тёмном и тихом дворе сильно хлопнула дверца машины, и в подъезде заработал лифт. Гарри стоял в проёме раскрытой двери в расстёгнутой рубашке, мятый шейный платок, в руках початая бутылка коньяка и небольшой торт. Марина добросовестно пожарила ему омлет с консервированными шампиньонами и варёной колбасой. Внезапно она поняла, что тоже хочет есть. Она нарезала сыр, выложила виноград и разложила по тарелкам толстые куски омлета. Гарри много пил, шутил, что-то рассказывал о работе. Потом сел в маленькое кресло и закурил трубку. Марина и раньше видела мужчин, курящих трубку. Но Гарри курил трубку так изящно и органично, что Марине показалось, что они сидят не в её крохотной квартирке на окраине, а где-нибудь в коттедже у моря в Нормандии или Бретани. Она там никогда не была, но Гарри виделся ей не обычным московским дядькой средних лет, а европейцем. В нём было что-то странное, необыкновенное, нездешнее. Она выпила несколько рюмок и почувствовала, что голова её предательски закружилась. Прежде чем полностью себя «отпустить», Марина ещё успела иронично подумать, что она «специалистка» по «иностранцам». Нечто подобное привлекало и в Георге. Но что из этого вышло? Пока Гарри был с Алэной, она не воспринимала его как «объект», это было бы неправильно, но сейчас… Он был ничьим и поэтому она решила не теряться, а там уж как получится. Красивый, стильный, привлекательный мужик, хотя она его совсем не знает.

Гарри расслабился и долго рассказывал Марине о своей любви к Алэне:

– Маринка, понимаешь, это такая девочка… Такая девочка… Она бывает прозрачна… Она природна, как ручей, как ветер. Сколько в ней естественности, которую мы здесь не видим. Она – ребёнок, я не мог её обманывать… Она права, я ей не нужен… Она права, у неё вся жизнь впереди, но я-то как буду жить… как я без неё? Я ни с кем теперь не смогу. Марин, я знаю, ты меня понимаешь. Скажи, Марин, понимаешь? Ты совсем другой тип женщины, ты способна меня понять, ты такая же как я… Понимаешь, о чём я?

Марина не понимала, и даже не старалась слушать этот пьяный монолог, жалостливый, бессвязный и пошловатый. Алэна ребёнок? Как бы не так. «Девочка» нашлась! Ей почему-то были неприятны слезливые излияния взрослого мужика, который глупо увлёкся молоденькой девчонкой, годящейся ему в дочери. Что уж такого интересного он в ней нашёл? Провинциалка. Чёрт их, этих мужиков, поймёшь. Впрочем, мужчинам следует говорить то, что они хотят услышать… И Марина сказала ему:

– Гарри, ты благородный человек. Ты прав: пусть она живёт без тебя, ищет свою любовь. Зачем ей мешать. Ты, с твоим опытом, наверное, нуждаешься в другой женщине. Прошло бы несколько лет, и тебе бы первому стало с ней скучно. Не потому что она глупа, а потому что вы с ней находитесь на разных этапах жизни. У тебя уже ничего не может быть просто. Разве тебе было бы достаточно просто поездок, ресторанов, секса? Нет. Ты, милый, и сам себя не знаешь, не чувствуешь себя до конца. Я вот могу тебя почувствовать, потому что я – женщина, а она, как ты говоришь, ещё девчонка, что с неё взять. Вы с ней разошлись во времени. Не расстраивайся, милый, всё пройдёт, всё будет хорошо.

Марина и сама не заметила этого слова «милый». Всё оказалось не так уж сложно: через час она уже лежала с Гарри на расстеленном диване, совершенно голая. Он плакал у неё на плече, потом утешился, после любви сразу заснул, смешно причмокивая и горестно вздыхая. Марина смотрела на его правильное, красивое лицо, неуловимо по типу похожее на Алена Делона: та же смесь мужчины и мальчика, опыта и наивности, вероломства и привлекательности, предательская обольстительность вечной, культивируемой молодости, и звериный, но привлекательный эгоцентризм Нарцисса. Хорошо, что Алэна уехала. Скатертью дорожка.

Марина помнила, что за весь вечер Гарри говорил только о себе, ни разу не задав ей ни одного вопроса про неё саму, про Георга, про сына. Она вообще мало говорила, Гарри не так уж были нужны её разговоры, ему надо было самому говорить, бесконечно повторяя одно и то же, снова и снова, не нуждаясь в её реакции. Он эгоистически использовал её как транквилизатор, как таблетку, которая принесла бы ему облегчение, но не более. Марина думала, а что дальше? Гарри ей нравился, упускать его она не собиралась, а там… Там видно будет. Главное, он талантлив, рядом с талантом быть так приятно. Андрей вроде тоже считался талантливым, но это не то… Андрей – хороший мастеровой, но без полёта, а вот Гарри… Что-то такое в нём чувствовалось.

Общие знакомые приняли, что Марина теперь с Гарри. Они даже вместе на нескольких фильмах работали, хотя такое удавалось редко. Иногда Марина себя спрашивала, а хотела ли она действительно, чтобы он был её мужем: честь по чести – ЗАГС, свадьба, смена фамилии? Да, это было бы неплохо, но представлялось таким несбыточным, что Марина привыкла любить своё одиночество. Гарри сразу дал ей понять, что самое для него страшное в отношениях – это ущемление его свободы, навязываемая ответственность, ненужные ему обязательства. Он уезжал, приезжал, жил с родителями, с Мариной, в Доме творчества в Болшево, ездил на съёмки, пропадал надолго, не звонил, не отвечал на звонки, не желал отчитываться о том, где он, как проводил время, с кем…

Маринин сын, сначала подросток, потом юноша, в грош её не ставил, а если ему было нужно внимание, деньги или возможность отдохнуть, всегда ехал к бабушке с дедушкой, где встречался с отцом. С матерью у него установились отношения поверхностные: он не обращал внимания ни на её работу, ни на личную жизнь, ни на неё саму, взамен ожидая того же от неё. Это происходило даже не от отсутствия любви или уважения, а скорее от отсутствия интереса к её персоне. Когда Марина стала жить с Гарри, он мог хотя бы попытаться стать для парня близким человеком, но не пожелал взваливать на себя такое муторное и неинтересное ему дело. Мальчишка не был его заботой. Когда они жили вместе в Марининой квартире, иногда это продолжалось месяцами, иногда всего несколько дней, Гарри относился к ней замечательно: духовная близость, общие друзья, проникновение в интересы друг друга, нежность, долгие доверительные разговоры, секс… Марина привыкала: рядом был муж, так она про Гарри и думала, беря на себя заботу о его родителях, которые тоже, казалось, принимали её как родную. А потом раз… и всё: Гарри исчезал без малейшего намёка на то, когда снова вернётся. К английской жене Марина его не ревновала: её как будто бы и не было в их жизни, слишком всё это было далеко, в другой жизни. Зато, когда он уезжал, Марина очень быстро приспосабливалась быть одна: нет ни стирки, ни готовки, ни скучноватых семейных вечеров или воскресных походов к родителям.

Марина привечала в своём доме разную бесприютную публику: то молодую провинциальную актриску: бедная… денег нет… в Москве без папы-мамы… друзей нет… Девушка месяцами жила в её квартире, ела, пила, носила Маринины вещи, которые Марина ей потом дарила. Она нравилась Марине – она молодая, без роду без племени, и, главное, видит в ней опору и наставницу. Но потом девушка, в которую Марина так много вкладывала, внезапно исчезала. Через несколько лет становилось известно, что карьера её не задалась, мужики были сволочи, а девушка растолстела и спилась. Потом была дочь умершей какой-то дальней подруги. Та же история: молодая, красивая, одна, бойфренд – сволочь, никчёмность, а ведь Марина предупреждала… а тут ребёнок. Очаровательная крошка, воспринимаемая Мариной как суррогат внучки. И опять начинается. Они сначала живут у Марины в доме, потом снимают, а девочка на неделе живёт с Мариной. С ней надо гулять, укладывать спать, играть. Девочке покупается лучшая еда, дорогие вещи, игрушки. То ей нужен комбинезончик, то нарядное платье, то ботиночки… Марина готова на что угодно, не стесняется просить друзей в Америке всё это покупать и присылать. Деньги – не проблема. Крошке ничего не жалко. А потом молодая красивая девушка из Марининой жизни исчезает, вместе с дочкой естественно. Вряд ли Марина сильно страдает, она занимается работой и кем-то другим. Людям всегда нужна её помощь.

Бабушка с дедушкой между тем умирают: сначала дед – быстро, а потом бабушка – долго, от рака. Нужно ухаживать, менять бельё, кормить, сажать, следить за пролежнями, мыть, договариваться с медсестрой, чтобы бесперебойно колола обезболивающие. Андрей приезжал посидеть у маминой постели, давал деньги, пара часов и бывший муж с явным облегчением уезжал, всегда ссылаясь на неотложные дела. Марина приезжала каждый день, в последние недели оставалась на ночь, вместо сиделки. Бывшая свекровь и умерла при ней. Похороны, поминки – Марина не подвела.

А Гарри её бросил. Просто в один прекрасный раз не вернулся. Марина его искала, узнала, что он в Москве, но не у родителей. Поняла, что он кого-то себе нашёл. А она? Мог бы прийти, объясниться, проститься в конце концов, но нет… Гарри не желал делать то, что было ему неприятно. Марина пыталась достучаться до него через родителей, но тщетно, они понятия не имели, где их сын. Совсем старые, больные, уже беспомощные, но всё ещё гордые, они любили Маринины звонки и приезды. «Нет, нет, Мариночка, нам ничего не нужно. Оставь посуду, я сама всё уберу…» – Не хотели признаваться в немощи. «Нет, Мариночка, Гарри не звонил… Я бы тебе сказала. Ты же знаешь нашего сына… Он ни о ком думать не способен… Я же тебя предупреждала…» – Яна и раньше говорила про сына нелицеприятные вещи, но кто ж её тогда слушал.

Марина была бы рада выкинуть Гарри из головы совсем, но к сожалению, он не давал ей о себе забыть. Время от времени, иногда мог пройти почти целый год, он вдруг звонил или присылал сообщения на телефон: «Я сейчас приеду. Я люблю тебя, Маринка, и хочу тебя видеть». Марина читала текст и писала «Хорошо, жду». Пару раз он действительно приезжал, вдрызг пьяный, что-то неразборчивое ей бормотал: «Ты одна меня понимаешь… Прости… Только не выгоняй…» И заваливался спать. Наутро опять исчезал. Если звонил по телефону, Марина, наученная горьким опытом его пьяных ненужных ей бдений, просила не приезжать, но Гарри горячо шептал ей, что она ему по-прежнему очень нужна, и заваливался к ней вновь, нетрезвый, расхристанный, заросший щетиной, но с букетом, тортом и бутылкой. Теперь всё чаще и чаще он принимался говорить ей о своём пошатнувшемся здоровье: болят ноги, сердце пошаливает, диабет открылся, сам колет себе инсулин. Марина жалела его, но через какое-то время начинала укорять в том, что он к ней плохо относится, что так не поступают, и ещё про родителей, которых он тоже бросил. «Маринка, не надо… Прости… Да… родители, а где были мои родители, когда мне было по-настоящему хреново?» – надо же Гарри до сих пор считал себя маленьким ребёнком, которому мама с папой чего-то недодали.

В последний раз он позвонил Марине под самый Новый год. Сказал, что он сейчас приедет, и они будут вместе встречать… Марина накрыла стол, зажгла свечи, включила гирлянду на ёлке, ждала, вслушиваясь в каждый шорох на лестнице, но он так и не пришёл, не позвонил, на её звонки не ответил. Она, как обычно в таких случаях, начала представлять его в морге, но позвонив Яне с поздравлениями, узнала, что он родителям недавно звонил, а раз так, то он жив… Просто у него наметились другие планы. Сидение за накрытым столом в новогоднюю ночь не прошло для Марины даром. Она впала в депрессию, много ела, набрала вес, перестала без необходимости выходить из дома.