Свиток 2. Равновесие предметов

В разные времена мира было много разных деятелей на полях сознания, пространства-времени, обитаемой вселенной. И стремились они постичь непостижимое, будучи частью мира сознания. Неотделимые от среды своего обитания духа, все равно тщились подняться над полем, ухватить его сверху, охватить и вместить, дабы пробраться в сокровенную суть происходящего.

Вот как-то раз, в былые далекие времена глубокой древней среды существования сознания в мире, один из таких странников духа, которого называли Наставником Основ из Южного предместья, сидел, затаившись в источнике сил.

Нужно понимать, что он же не просто так сидел, а что-то в это время делал, и движения, то есть усилия свои, он совершал в поле сознания, там, где действуют потоки внимания и дыхания, вещества духа и вещества воли, где взаимодействуют ощутимое время с ощутимым пространством, откуда появляются образы образов, рыбы рыб и птицы птиц.

Источник сил – это область внимания, которая прячется где-то в пределах тела человеческого, а тело ведь не меньше, чем вселенная. Вполне возможно, что вся игра про птицу и рыбу – это как раз из упражнения Наставника Основ, о чем он и рассказал, вернувшись из своего путешествия внутрь.

Конечно, он применял определенные способы погружения в себя, направляя внимание сначала в Небо, то есть ощущая движение времени во всех сосудах этого мира одновременно. Время – это движение во всех сосудах одновременно. Чтобы изменить состояние своего духа, сделать его прозрачным, нужно накопить огонь, который рождает свет. Каждый вдох порождает горение внутри крови, носителя духа и разума, и потому задержка на вдохе рождает светимость духа внутри.

Наставник по этой причине задержал дыхание и долго был неподвижен. И был он настолько неподвижен, что родилось ощущение, привкус умирания, остановка всех движений жизни. И отпустив дыхание на выдохе, он опять остановил его надолго. И неподвижность в своем ощущении сгустилась и напряглась вокруг тела учителя. Могло даже показаться, что его самого, точнее того ощущения, которое мы обычно отождествляем с той или иной личностью, больше нет в теле. Задержки на выдохе не так-то просто даются, если не упражняться в этом виде развлечений. Тело боится останавливать подачу воздуха на выдохе, когда нет запасов. Оно начинает пугаться и трепетать.

Как говорится, коли есть учитель, то и ученик у него найдется. Рядом с улетевшим в пространство непостижимой неизведанности учителем стоял ученик, и был этот ученик предан учителю самозабвенно и радостно. Он стоял рядом, желая научиться и обрести то, что есть духовного у его учителя. Потому-то преданный ученик, желающий постичь и понять, по прозвищу Мудрый Бродяга, стоял рядом. Он долго ждал, утомился уже ждать, терпение потерял, стал за учителя беспокоиться. Стоял, наблюдая, до тех пор, пока терпение его не закончилось, а потом сказал, обращаясь больше к себе, но в то же время беспокоясь за своего наставника, тело которого застыло в полной неподвижности, не подавая признаков жизни:

– Где ж вы сейчас находитесь? Тело ваше – как мертвое, высохшее дерево. Видно, и дух стал подобен мертвому пеплу. Ведь понятно, что, погрузившись в источник сил, вы переменились и вернетесь оттуда уже иным, не таким, каким были теперь, сидя здесь же.

То есть, конечно, понятно, что каждое движение дыхания меняет человека, в первую очередь меняя его сознание. Сознание вообще меняется только через дыхание. Ибо переживания, то есть волны, на которых колышутся образы, вызывают переживания будущего и прошлого, соединяют эти две несводимые в единое грани и постоянно подсказывают пути возможного развития обстоятельств.

Однако понятно-то оно понятно, только чаще всего замечаешь, что изменился, только тогда, когда дышишь долго и шумно, когда переживания уже захлестнули и управляют тобой, а ты ими, в свою очередь, не управляешь. Хотя нет у тебя других задач в этом мире, кроме как научиться управлять своими переживаниями. Управлять – значит сдерживать, когда они еще не разволновались, то есть ты сам не разволновался. Потому сложнее всего, но и важнее всего поймать это движение времени в малом миге, когда волна захватывает тебя и выносит из состояния покоя в состояние…

Правильно, беспокойства.

Если ты потерял состояние покоя, то обязательно окажешься в состоянии беспокойства. А где же еще? Ловить изменения необходимо тончайшим усилием сознания, заметив и осознав изменения качества духа внутри дыхания. А вот представь себе, как ты можешь измениться, выдохнув один раз и не вдохнув после этого?

Наставник, который в своей безмятежной прозрачности услышал бормотания преданного ученика, не открывая глаз и не меняя положения тела, ответил:

– Это хорошо, друг мой, что задал ты мне этот вопрос. Ты хочешь узнать, что произошло с моей личностью, когда я погрузил средоточие своего духа в источник сил?

Действительно, во мне исчезла личность. Куда она делась и что появилось на ее месте? Если есть место, где она была, конечно. Потому что в действительности личность существует не в месте, а во времени. Ты можешь это понять?

Ты же воспринимаешь этот мир, слыша лишь звуки, выходящие из отверстий человеческой дудки. А чтобы понять сказанное мной, мало уметь слушать и слышать звуки человеческой музыки.

Слышал ли ты великую музыку мира? Знаешь ли ты, как звучит Земля? Внимал ли звукам, что слышны из отверстий земной дудки? Их ты слыхал? А даже если ты и слышал звуки земной дудки, все равно ведь не слышал ты дудку Неба.

Мудрый Бродяга удивился такому повороту событий и в смятении, конечно же, стал расспрашивать учителя:

– Позвольте мне побольше узнать об этом, растолкуйте мне, что это за образ?

Наставник Основ ему ответил:

– Вот все, что ты видишь и ощущаешь, есть великий ком мира. То есть мир – это одно единое единство, соединенное друг с другом в предметных множествах осознаваемого пространства времени, как кусочки земли в большом ее комке. Дыхание, которое наполняет Землю, то есть наш мир, находится в постоянном движении, ибо единый выдох-вдох проницает все поры и сосуды этого мира. Ком этот выдыхает воздух, и имя его – ветер. Так вот, и действий вроде нет, а когда работает, тогда десятки тысяч дыр гневно ревут. Ты разве не слышал ветра протяжный вой? Как шумит он в горных лесах на отвесных кручах, в дуплах огромных деревьев в сто обхватов, и слышны в нем звуки, как будто выходят из носа и рта. Звучат и стволы, и кольца, и ямы, и омуты, и пещеры. То бурлит, то свистит, то хрипит, то сипит, то визжит, то рычит, то гудит, то звенит. Сначала запоет один голос, а потом и следующий подхватит.

Прохладный ветерок – это малый лад, а вот ветер бури – это великий лад. И если поднялся грозный ветер, значит, множество отверстий стали пустыми. Когда ты уже и не ощущаешь движение ветра, после него повсюду в мире все еще колыхание и шевеление.

Мудрый Бродяга сказал:

– Тогда понятно, что дудка Земли – это всего лишь множество дырок, а дудка человека – это только отстроенный бамбук. Позвольте спросить, какова же небесная дудка?

Наставник Основ ответил:

– Все в этом море времени дышит, и все дыхания имеют десять тысяч оттенков и различий. Потому-то они образуют созвучия и возбуждают друг друга или останавливают движение, воздействуя друг на друга. Всеобщностью связей мира они действуют во всем. Нужно ли кому-то прилагать старание, чтобы они напряглись и пришли в движение? Кто это все делает? А музыка звучит за пределами звуков и звучаний. Такова музыка небесной дудки, которая пронизывает все сущее единой сетью связей общего дыхания.

Великий разум раскрыт, и нет в нем границ, он не проводит различий, а малый разум – это всегда лишь границы и разделения, без которых он и существовать-то не может, постоянно различая, оценивая и отличая одно от другого.

Речи о великом разуме – это вспышки озарения, а речи о мелком человеческом рассудке и его законах – это всегда суетливое пустословие.

Души постоянно пребывают во мраке сна, и в своей омраченности они цепляются друг за друга, и лишь пробуждение души приводит к освобождению от телесных оков. А если не пробудился, то все время проводишь в общении, лепясь и приставая друг к другу, целыми днями все воюешь в своем уме.

И связи, которые ты сам строишь и создаешь, такие неразрывные, глубокие, крепкие, что сам ты их уже и не способен разомкнуть. А они тревожат тебя, создавая ощущение одиночества и несвободы. Потому ты постоянно пытаешься разорвать эти связи, ощущая от этих усилий тревогу и отчаяние. Так рождается постоянство состояния страха в твоей душе.

Малый страх выражается лишь как тревога в лице, а вот великий страх вечно сопровождает тебя и пронизывает всю ткань твоего бытия, являясь самым верным спутником в странствии твоей заблудшей души.

А речь, которая постоянно звучит в твоем внутреннем пространстве, может превратиться в действие совершенно неожиданно, будто ты непреднамеренно, по неосторожности нажимаешь на спусковой крючок арбалета, и всё. Выпущенная стрела полетела искать свою цель, притягивая к ней и тебя самого, через череду обусловленных во времени действий.

Ты пытаешься управлять происходящим, говоря ему «да» и «нет».

Правда, редко что получается от этих утверждений и отрицаний.

Через зароки и клятвы ты пробуешь сдерживать себя речами.

Так что, если умеешь управлять своей речью, то можно сказать, что уже победил, справился с основной задачей своего существования. То есть рулить уже хотя бы научился.

В мире природы осень и зима, завершая процесс, уничтожают живое, а в речах этому соответствует уменьшение день ото дня потока слов, произносимых тобой. То есть ты таким образом сумеешь уменьшить свою подвижность, приводящую тебя и к внешнему и внутреннему беспокойству. Эта подвижность раскачивает чувства, меняет оценки и заставляет тебя производить бесконечное количество бесполезных действий в попытках управлять потоком будущих ценностей. Но тщетно.

Ведь человек просто тонет в море дел, с которыми неразрывно связал себя так, что не может вернуться к начальному себе, когда в дела еще не окунулся со страстью. А именно страсть, то есть неуправляемое движение чувств, суматоха их хороводов, взметает листву образов с полян осенней земли увядающего духа.

Он постепенно закрывается от внешнего мира, проникающего в него тревогами и огорчениями, заставляющего шевелиться, и, если не умеешь танцевать в потоке изменений и превращений призраков внешней действительности, приходится постоянно делать дела, чтобы защититься от мнимых и действительных угроз. Обозначить точно отличия мнимого и действительного тоже не очень-то получается. Потому приходится воевать просто с угрозами и извне, и изнутри. Так что человек нитями дел зашивает отверстия сообщения с миром, а потом в старости кается, что жизнь свою прожил впустую. И даже не просто потратил свою жизнь на незначимые пустяки, а еще и наворотил кучу сложностей, с которыми придется разбираться его потомкам.

Такты постоянно заглядываешь за грань потока жизни, ибо именно оттуда, из холодного бездонного водоворота северной тьмы, непроглядности бесконечно огромной рыбы, и приносит вихрь сомнения и страхи. Все ведь потому, что боишься взглянуть в лицо своему главному страху. Страху ясного взгляда в глаза неведомому. И тогда ты душой своей прикасаешься к грани, за которой смертная тьма, а после этого никакими силами не сумеешь уже вернуться к свету жизни.

Хороводом движутся чувства в пространстве твоего сознания, цепляются друг за друга, переплетаются в волокна причудливых узоров ткани событийного мяса – расположение и раздражение, печаль и радость, обольщения и огорчения, изменчивость и тревога, легкомыслие и несдержанность, распущенность и развратность сменяют друг друга, накладываются друг на друга, смешиваются в самые причудливые смеси, в которых уже и сам черт ногу сломит. Ничего не разобрать.

Все эти переживания – как звуки песен, что слышатся, бывает, из пустоты, когда сидишь один в тишине. Они, по сути, как плесень, появляющаяся из сырости. Просто вырастает, и всё.

Подобное переживание жизни тянется в непрерывной смене дней и ночей, и разве поймешь, где начинается бесконечная цепь превращений, где она заканчивается?

И нечего больше к этому добавить. Хватит. Все это очень просто, как утро и вечер, время, которое входит в тебя, потому и живешь.

Всё ведь – это отношения людские, направленные вовнутрь, направленные вовне, отражающиеся друг в друге.

Что такое «Я»? Кто это такое или кто это такой?

Когда нет другого – неоткуда взяться тому, что мною называется «Я». А нет меня, или так называемого мною «Я», тогда нечем и некому воспринимать то, что приходит извне.

Все это, происходящее в моем мире, так тесно связано со мной, так близко находится рядом, почти неотделимо от меня. А нет возможности понять, чем оно направляется? И где проходит эта невидимая граница, разделяющая мир и «Я»? Как ее различить и увидеть?

Обязательно должен быть тот, кто на самом деле правит во мне всем этим, только ощутить и уловить его не выходит.

Если бы он проявлялся во внешних ощущениях, так можно было бы и поверить, что есть. Однако не видно его явленной плоти. Нечем ощутить его движения, потому что все закрывается этим странным образом, что я называю «Я». Каждый раз, когда я говорю «Я», что-то происходит со мной, как будто еще одна пленочка нового мыльного пузыря играет своими искрами в бесконечной череде определений в потоке этого самоназывания.

Есть лишь подозрение, что существует сила, направляющая все потоки, что проходят через меня. А ощутимости нет.

Вот есть в твоем теле сто костей, девять дырок, шесть потрохов, и ты, бултыхаясь в таком вот супе-сиропе, во всем этом и существуешь.

Так с чем же это «Я» так плотно срослось? К этому «Я», что ли, все привязано здесь? Все от него зависит?

На что же направлены твои предпочтения в твоих привязанностях? Кем мнишь ты себя, пребывая в своем теле и в теле этого мира? А в мире, во всех действующих лицах, повсюду тебе мерещатся будто слуги и жены. И ты никак не можешь порядок навести среди слуг и жен в своем доме.

А может быть, люди время от времени меняются положением хозяина и слуги?

А еще может быть, что есть во всем этом настоящий хозяин?