Глава I. На родине. Флоренция – город мастеров

Часть 1. Об удобстве и пользе сарая в саду. О том, как форма произведения оправдывается его предназначением. Положительное влияние ярости на исход уличной драки. О том, как хорошо при разбирательстве судебного дела иметь знакомого судью

Дом был двухэтажным: на втором этаже жили, на первом размещалась мастерская. Одни двери мастерской выходили на улицу, другие – в маленький садик, находящийся позади дома. Стена садика отгораживала его от тихого переулка, спускающегося к берегу реки Арно, вниз по течению которой начинались загородные поля и огороды, а вверх – тянулись кварталы, примыкающие к центру Флоренции.

С тех пор, как умерла жена Джованни, а дочь вышла замуж, в доме жили только два человека: сам старый мастер и Бенвенуто – его сын. Бенвенуто еще с отроческого возраста понял все преимущества удобного расположения своего дома. По тихому переулку было очень удобно незаметно уходить из дома и также незаметно возвращаться под отеческий кров; помимо этого, в углу садика стоял летний, построенный из толстых жердей сарай для садового инструмента, а в сарае была лежанка, на которой легко можно было разместиться вдвоем. Жизнь в этой части города шла неспешно и размеренно, совсем замирая в полуденный зной и с заходом солнца, так что с весны по осень, и днем и ночью, сарай представлял собой идеальное место для занятий любовью.

Дело было днем: Бенвенуто раздел дочку бочара, которую долго пришлось уламывать, прежде чем она согласилась пойти с ним в сарай. Труды юноши не пропали напрасно: дочка бочара в обнаженном виде оказалась красивее и стройнее, чем она выглядела в одежде. Плечи, грудь, бедра, ягодицы, все было пропорциональных размеров; фигуру несколько портили ноги, которые были немного полнее, чем того требовала общая соразмерность тела, но отклонение в полноте ног не нарушало гармонию телосложения. Бенвенуто нравились все девушки, – просто потому, что они принадлежали к женскому полу, – но дочка бочара нравилась ему больше других.

…Он воздавал ей должное на протяжении двух или трех часов, и мог бы продолжать это приятное занятие до вечера, если бы дверь сарая не распахнулась, и в ней не появился отец Бенвенуто – Джованни.

– Ах ты, негодник, – сказал он, зевая и не обращая никакого внимания на взвизгнувшую девицу, – опять ты здесь закрылся! Я спустился в мастерскую, смотрю – тебя нет. Ну, думаю, надо идти к сараю; где же ему еще быть, этому шалопаю?

– Бенвенуто привел меня сюда, чтобы показать свои работы, – пояснила дочка бочара, поспешно одеваясь.

– Я так и понял, – кивнул Джованни. – Хорошо, что тебя тянет к прекрасному, девочка, но, боюсь, что твой папаша может не оценить этого. Если он прознает о том, чем ты тут занималась, то, пожалуй, он сам выступит в роли живописца и мастерски распишет ремнем твои ягодицы; да и твоему будущему мужу вряд ли понравится, что его жена уже прошла курс обучения под руководством другого мужчины. Этого, однако, теперь не поправить, но, по крайней мере, постарайся сохранить свое доброе имя. Оно заменит тебе потерю утраченного и позволит выйти замуж за какого-нибудь простака. Иди, девочка, и остерегайся дурной молвы: она портит девушек больше, чем мужские ласки.

– Ну, сынок, – обратился он к Бенвенуто, – скажи мне, а когда ты будешь работать? Конечно, проводить время с девушками приятнее, чем трудиться, но это время тратится напрасно, вот какое дело!

– Нет, отец, не напрасно! – горячо запротестовал юноша. – Ты сам знаешь, что занятия любовью освежают мозг, и в нем рождаются десятки новых идей, а без любовной разрядки он сохнет, и в нем не появляется ни один росток замысла. К тому же, я не понимаю, как я могу изображать прекраснейших богинь, шаловливых нимф и томных наяд, не зная женского тела, не прикоснувшись к каждой его складочке, не проведя пальцами по его изгибам, не ощутив всех его округлостей? И как мне передать выражение лица женщины, одержимой страстью, если я не видел женщину в страсти? Как мне творить без этого, ответь, отец?

– Кто спорит, любовь – это основа искусства, – ответил Джованни. – Но если любовь станет мешать твоему творчеству, то ты прогневишь Господа, который дал тебе талант не для того, чтобы ты разменял его на мелкие удовольствия.

– Любовь мешает творчеству? – Бенвенуто загадочно посмотрел на отца. – Пойдем, я покажу тебе свою работу, что успел сделать за эту неделю, пока ты гостил у Козочки и нянчил моих племянников.

– Но я заходил в мастерскую после приезда, и не увидел там ни одного нового изделия, – удивился Джованни.

– Я специально спрятал от тебя то, что изготовил, – засмеялся Бенвенуто. – Идем, отец, мне не терпится услышать твое мнение!

В мастерской Бенвенуто отбросил валявшиеся в углу старые тряпки и достал из-под них восковую модель.

– Это модель того серебряного ларца, который заказал нам синьор Грациано, – сказал он. – Размеры точь в точь такие, какие желательны заказчику, а отделка моя. Ну, как?

Джованни придирчиво рассматривал изделие Бенвенуто. Слов нет, ларец был хорош: его углы были скрыты стройными колоннами, поставленными на манер ротонды, стенки украшены изящным растительным орнаментом из виноградных лоз, а на выпуклой крышке размещены четыре пары обнаженных мужских и женских фигур, которые изображали обнимающихся сатиров и нимф.

– Фигуры, колонны и орнамент будут позолочены, а окантовку крышки и короба я сделаю темно-синей, – пояснил Бенвенуто. – Таким же цветом обозначу углы за колоннами, но точно еще не решил, надо посмотреть, как это будет выглядеть на серебре. Ну, что скажешь, отец? Нравится или нет?

– Не слишком ли это смело – обнимающиеся сатиры и нимфы? Не отпугнет ли это заказчика? – с сомнением произнес Джованни.

– Нет, можешь не волноваться. Он сам просил, чтобы было, как он выразился, «поживее», – ухмыльнулся Бенвенуто. – Вспомни, ларец нужен синьору Грациано для того чтобы хранить в нем баночки с возбуждающими средствами; таким образом, фигуры на крышке призваны горячить воображение синьора и придавать ему дополнительные силы для амурных забав.

– Да, правда, – кивнул Джованни. – В данном случае форма оправдывается предназначением. Но ты уверен, что у тебя получится отливка фигур? Да и растительный орнамент, пожалуй, слишком сложно будет вырезать.

– Не сомневайся, отец. Когда я делал модель, я думал над каждой деталью и прикидывал, как я смогу изготовить все это в металле. Я уверен, что у меня все получится, – гордо сказал Бенвенуто.

– Ну, дай Бог, дай Бог! – пробормотал Джованни, расплываясь в довольной улыбке.

– Эй, Бенвенуто! Бенвенуто! – закричали на улице. – Бенвенуто! Ты дома?

– Да, я здесь! – завопил он в ответ. – Кому я понадобился?

– Беги скорее к воротам святого Галия! Там напали на твоего друга Франческо; ему приходится туго: он один отбивается от нескольких человек. Беги скорее, Бенвенуто, если хочешь спасти его!

– Проклятье! У Франческо так много врагов, что ему не следует гулять без друзей. Извини, отец, я должен помочь ему! – прокричал Бенвенуто уже на бегу.

– Но возьми же с собой хоть какое-нибудь оружие! – воскликнул Джованни. – Эй, сынок! Слышишь, что говорю! Убежал… Боже, спаси его! У нас в городе столько убийц, бандитов и воров свободно ходят по улицам, что к нормальным людям давно пора охрану приставлять. Боже, спаси моего сына!

* * *

Когда Бенвенуто прибежал к воротам святого Галия, он увидел, что его товарищ падает на землю от сильного удара камнем по голове.

– Франческо, они убили тебя! – отчаянно возопил Бенвенуто. – Ну, подлые бандиты, я отомщу вам за него!

Подхватив шпагу Франческо, Бенвенуто с такой яростью набросился на врагов, не разбирая, сколько их – три, пять, десять или сто человек, – что они дрогнули перед таким неистовством.

– Дьявол! Это сам дьявол! – испуганно закричали они и бросились врассыпную.

Бенвенуто побежал, было, за ними, но они разделились на малые группы и скрылись в окрестных переулках. Тогда Бенвенуто перевел дух и вернулся к тому месту, где лежал Франческо. Упав перед ним на колени, Бенвенуто горько сказал:

– Мой бедный Франческо! Как рано ты оставил этот мир! Ты был лучшим среди нас, и никто не мог превзойти тебя в искусстве фехтования; ты стал бы великим воином, если бы не погиб в уличной драке. О, мой бедный Франческо, не добыть тебе теперь бранной славы!

Франческо шевельнулся и слабо застонал.

– Ты жив?! – обрадовался Бенвенуто. – Вот хорошо! А я уже начал оплакивать тебя. Дай-ка я перевяжу тебе голову; просто чудо, что ты выжил после такого удара.

У ворот появилась рота городской стражи во главе с капитаном, которая вела с собой несколько задержанных из числа тех, что напали на Франческо.

– Вот он! – сказал один из них, указывая на Бенвенуто. – Это он набросился на нас и искромсал до полусмерти. А мы порядка не нарушали.

– Что?! – возмутился Бенвенуто. – А кто же, спрашивается, едва не убил моего друга? Или это он сам так ударился головой, что еле дышит?

– Он напал на нас первым! – вскричали задержанные.

– Тише, тише, черт вас всех возьми! – приказал капитан стражи, подняв руку. – Я отведу вас к судье, и он решит, кто прав, кто виноват.

– Но как же Франческо? Он не может идти; к тому же, ему нужна помощь врача, – Бенвенуто посмотрел на капитана.

– Пока что перевяжи его, и этого будет достаточно, – сказал тот. – Мы отнесем его к судье на носилках, которые сделаем из алебард и плащей. Твой друг станет главным вещественным доказательством в деле. А умрет он или нет, на то воля Божья! И не пытайся мне возражать, иначе тебя поведут к судье связанным. Я – представитель власти и заставлю тебя подчиниться ей… Ну, живо перевязывай своего товарища, и вперед! Солдаты, приготовьте носилки.

* * *

Судья Джулиано уже собирался уходить домой, поэтому вовсе не обрадовался, когда в зал заседаний ввели сначала многочисленных задержанных, а потом еще внесли на носилках и пострадавшего.

– Помоги мне святой Гонорий! – скривился Джулиано. – Во имя неба ответьте мне, капитан, кто эти люди, и кто этот несчастный на носилках?

– Драчуны, – коротко сказал капитан. – Те, которые стоят справа от вас, утверждают, что на них сперва напал тот, кто лежит сейчас на носилках, а потом и вот этот молодец, который стоит слева от вас.

– Так оно и было, ваша честь! – подтвердили противники Франческо. – Мы – мирные люди, шли себе по улице, никого не задевали. Вдруг налетел на нас тот, кто лежит теперь на носилках, и начал оскорблять, а после вытащил шпагу и полез драться. Кто он такой, чем мы ему помешали, – мы не знаем, но бился он всерьез: одному из наших проткнул руку, а другому – бок. Видим мы, что он, чего доброго, всех нас перережет, пришлось нам защищаться, – вот, и попали ему по голове.

– Ах вы, мерзавцы! – задохнулся от возмущения Бенвенуто. – Вы говорите, что не знаете Франческо? Подлые лжецы! А кто же на позапрошлой неделе отделал вашего дружка Рикардо? Вы, поди, за него решили отомстить Франческо?

– Ваша честь, спасите нас от этого бешеного! – заголосили они. – Уж его-то мы точно не трогали, а он накинулся на нас с такой яростью, что еще немного, и он порвал бы нас на куски. Свирепость льва – ничто по сравнению с неистовостью этого человека… Глядите, он опять набычился! Ваша честь, быстрее вызывайте стражников!

– Молчать! – судья стукнул ладонью по столу. – Не надо мне указывать, я сам разберусь, что к чему! Ваши слова не вызывают у меня ни малейшего доверия. Вас тут не меньше десятка, а вы утверждаете, что на вас напал сначала один человек, а потом еще один?

– Дозвольте сказать, ваша честь. Мы привели только тех, кого удалось задержать, а вообще их было больше, – заметил капитан.

– Канальи! И вы пытаетесь мне доказать, что тот, кого вы назвали «бешеным», обратил в бегство всю вашу шайку?! – Джулиано даже покраснел от негодования. – Да будет вам известно, негодяи, что я хорошо знаю этого молодого человека и его отца Джованни. Они достойнейшие люди и искусные мастера. Я помню Бенвенуто с того возраста, когда он был еще ребенком, и никогда не замечал за ним ничего предосудительного. Он – тихий и смирный юноша, а вы – вруны и забияки! За драку, учиненную вами, я приговариваю вас к штрафу в две золотые монеты, а если покалеченный вами… э-э-э… как его?

– Франческо, – подсказал Бенвенуто.

– Да, Франческо. Так вот, если Франческо умрет, я посажу вас всех в тюрьму, а того, кто нанес ему смертельный удар – повешу! Пошли вон, недоноски, и смотрите у меня, коли еще раз посмеете обидеть кого-нибудь из добрых граждан.

– Капитан, распорядитесь, чтобы несчастного Франческо отнесли к нему домой, – прибавил судья. – А ты, Бенвенуто, пройди за мной в соседнюю комнату, мне надо кое-что уточнить.

* * *

Плотно притворив дверь, Джулиано довольно потер руки и сказал:

– Ну, Бенвенуто, ты оценил, как я ловко окончил дело? Я оказал тебе услугу, окажи и ты мне ее.

– Какую, ваша честь?

– Важную услугу. Сам Бог привел тебя ко мне. Я ведь собирался зайти в вашу мастерскую, но не мог придумать, как это сделать незаметно.

– Незаметно?

– Видишь ли, Бенвенуто, я хочу заказать тебе перстень и серьги. Именно тебе, поскольку я считаю, что ты – лучший мастер во Флоренции, несмотря на твою молодость. Однако перстень и серьги ты должен изготовить тайно, чтобы никто об этом не узнал.

– Но для чего такая таинственность? – продолжал недоумевать Бенвенуто.

– Дело в том, что они предназначены для некоей молодой синьоры, с которой я… которую я… Ну, ты меня понимаешь! – подмигнул ему судья.

– Да покровительствует вам Венера! Но отчего же, все-таки, тайно? – улыбнулся Бенвенуто.

– Ах, Бенвенуто, ты не знаешь мою жену! – вздохнул Джулиано. – Если она каким-нибудь образом проведает, что у меня есть подружка, она расцарапает меня своими ногтями от лысины до пяток! А если жене станет еще известно, что я подарил своей подружке перстень и серьги, мне не жить больше на свете. О, Бенвенуто, не торопись жениться, умоляю тебя! Послушайся совета того, кто уже двадцать пять лет отбывает эту каторгу… Так ты выполнишь мой заказ?

– Конечно. Я примусь за работу сразу же, как только вы принесете мне материал; кроме того, мне нужно знать размер пальчика вашей возлюбленной, – сказал Бенвенуто.

– Как удачно получилось, что эти мерзавцы напали на тебя! – обрадовался Джулиано. – Ты придешь сюда завтра, якобы для того чтобы дать дополнительные показания по судебному делу, а я принесу тебе мерку с пальца моей цыпочки, золотые монеты для переплавки в перстень и в серьги, а также припрятанные мною драгоценные камни. Мы обсудим, какие из камней лучше подойдут по цвету к глазам, волосам и к любимому платью мой милой подружки. Только умоляю тебе, никому не проболтайся о нашем секрете!.. Мой дорогой Бенвенуто, сделай гарнитур со всем старанием и искусством, а я не обижу тебя с оплатой; не говоря уже о том, что ты всегда можешь рассчитывать на мою помощь, если тебе вдруг случится опять попасть под суд.