Цитаты из книги «Слова сияния»

– Ты по-прежнему считаешь меня слишком жизнерадостной? – Это не ваша вина. Я бы хотел быть таким, как вы. Я бы хотел, чтобы моя жизнь была другой. Пусть бы в мире жили только люди вроде вас, Шаллан Давар. – Люди, которые не знают, что такое боль. – О, все люди знают, что такое боль. Я не это имел в виду. Я говорил о… – …печали, – негромко произнесла Шаллан, – которую испытываешь, когда видишь, как рушится жизнь? Отчаянно стараешься схватить ее и удержать, но надежда превращается в нити сухожилий и кровь прямо у тебя в руках, и все гибнет? – Да. – То ощущение – не печаль, а нечто большее, – когда ты сломлен. Когда тебя ломали так часто и с такой ненавистью, что ты теряешь всякую возможность чувствовать. Если бы только ты мог плакать – ведь тогда ты бы ощутил хоть что-то. Но ты чувствуешь лишь пустоту. Просто… туман и дым внутри. Как будто ты уже мертв. Каладин остановился посреди ущелья. Шаллан повернулась и уставилась на него. – Сокрушающая вина, – продолжила она, – за то, что ты беспомощен. За то, что можешь лишь желать, чтобы боль причинили тебе, а не тем, кто рядом с тобой. Да еще кричать, метаться и ненавидеть, пока тех, кого ты любишь, губят и вскрывают, как нарывы. А ты смотришь, как их радость утекает прочь… и ничего не можешь сделать. Они ломают тех, кого ты любишь. И ты молишь: разве нельзя бить меня, а не их? – Да, – прошептал он. Шаллан кивнула, не отпуская его взгляда. – Да. Было бы здорово, если бы никто в мире не знал о таких вещах, Каладин Благословенный Бурей. Я согласна. Всем сердцем. Он увидел это в ее глазах. Муку, тоску. Ужасную пустоту, что царапалась внутри и жаждала ее задушить. Шаллан знала. Это было там, в ней. Ее тоже сломали. Потом она улыбнулась. Ох буря! Она улыбнулась невзирая ни на что. За всю свою жизнь Каладин не видел ничего красивее.

– Сегодня, – провозгласил Лопен, воздев палец к небу, – я одержу победу. Всем известно, что никому не перепить однорукого гердазийца! – Да ладно? – протянул Моаш. – Всем будет известно, – поправился Лопен, – что никому не перепить однорукого гердазийца! – Ты весишь примерно как изголодавшаяся рубигончая, – скептически заметил Моаш. – Ага, но у меня есть сила воли.

– Он мне нравится. Йейк усмехнулся: – Это потому, что он почти такой же ворчун, как ты. – Я не ворчун, – огрызнулся Тефт. – Просто очень чувствителен к глупости.

– Она скривилась. – И это была ужасная метафора. Прости. У меня проблемы с сообразительностью на голодный желудок. – Ты сказала «на желудок», – проговорил Узор. – Но я знаю, что на самом деле имелось в виду не это. Контекст позволяет мне понять смысл произнесенного тобой. Можно сказать, что фраза сама по себе – обман. – Это не обман, – возразила Шаллан, – ведь все понимают и знают, что это значит. – Мм. Таковы лучшие из обманов.

– Я могу понять, зачем нужны ребята, которые умеют разводить костры, – заговорил Блат. – Но я не понимаю, зачем нужны люди, которые используют мудреные словечки. – Тссс, не говори так громко. Если светлоглазые услышат, они могут прекратить тратить время на выдумку новых слов и начать вместо этого вмешиваться в дела честных людей.

Вскоре Далинар стоял, выпрямившись и сцепив руки за спиной, и слушал, как Навани совещается с Рушу, одной из холинских ученых. Неподалеку от него Адолин изучал кусок белого камня, найденный на полу. Вероятно, камень выломали из орнамента, обрамлявшего окно, а потом использовали, чтобы написать глифы. «Спину прямо, голову выше, – приказал себе Далинар, – даже если тебе хочется взять и рухнуть в то кресло». Вождю такое непозволительно. У вождя все под контролем. И не важно, если на самом деле он ощущает, что не контролирует ничего. Особенно – если так».

плевков и желчи. Но сегодня и сейчас я восхваляю тебя как того, в ком нуждается мир. Далинар покачал головой: – Я должен был позволить Элокару править, как он сочтет нужным. Зря вмешивался. – Почему? – Потому что он король. – И это некий священный пост? Божественный? – Нет, – признал Далинар. – Всемогущий, или тот, кто им был, мертв. Даже будь оно не так, королевский трон достался нашей семье не естественным путем. Мы заявили о своем праве на него и навязали свою волю другим великим князьям. – Так в чем же дело? – Мы ошиблись. – Далинар прищурился. – Гавилар, Садеас и я были не правы тогда, много лет назад. Шут казался искренне удивленным. – Вы объединили королевство. Вы хорошо потрудились и сделали то, в чем ощущалась отчаянная нужда. – Это ты называешь единством? – сердито спросил Далинар, взмахом руки указав на разрозненные остатки пиршества и удаляющихся светлоглазых. – Нет. Мы потерпели неудачу. Мы сокрушали, убивали, и какое же оглушительное поражение мы потерпели!.. – Он поднял голову. – Я получаю здесь, в Алеткаре, только то, что сам потребовал. Захватив трон, мы намекнули – нет, мы завопили об этом во все горло, – сила предопределяет возможность править. Если Садеас считает, что он сильнее меня, то попытаться забрать мой трон – его обязанность! Таковы плоды моей юности. Вот почему для преображения этого королевства нам требуется не просто тирания, пусть даже благожелательная. Нам требуется то, чему учил Нохадон. И этого-то мне как раз и не хватало с самого начала.

– Шут, – заговорил Далинар, сам того не ожидая, – я тиран? Тот выгнул бровь и как будто собрался изречь некую умную колкость. Миг спустя передумал и произнес спокойно, утешительным тоном, словно обращаясь к ребенку в слезах: – Да, Далинар Холин. Он самый. – Я не хочу им быть. – Светлорд, со всем должным уважением, это не очень-то похоже на правду. Ты ищешь власти. Ты берешь ее и отпускаешь со значительным трудом. Далинар опустил голову. – Не печалься. Настала эпоха тиранов. Сомневаюсь, что этот край готов к чему-то большему, поэтому благожелательный тиран предпочтительнее катастрофы в лице слабого правителя. Возможно, в другом месте и в другое время я первым осудил бы тебя, не пожалев

Я говорю, что нет роли для женщин, но есть роль для каждой женщины и она должна определить ее сама.

Тигзикк считался в банде умником, потому что мог сквернословить на трех языках. Ну правда ведь – сущий ученый!