Лараль уселась на ближайший высокий камень и принялась молча ждать. Кэл приблизился. Зачем она сюда пришла, если не собиралась ни с кем разговаривать?

– Джост, привет, – поздоровался Кэл.

Джосту исполнилось четырнадцать – самый старший в компании, почти мужчина и по возрасту, и по виду. У него была не по годам широкая грудь, крепкие мускулистые ноги, как у отца. Он держал в руках палку – молодое деревце, с которого обрубили все ветки, соорудив грубое подобие боевого посоха.

– Почему вы не червячите?

Это был неправильный вопрос – Кэл понял, как только спросил. У нескольких мальчишек помрачнело лицо. Ребята недолюбливали Кэла за то, что ему не нужно было работать в холмах. Он мог сколько угодно протестовать, говоря, что часами заучивает мышцы, кости и лекарственные снадобья, но его никто не слушал. Мальчики видели перед собой ровесника, который прохлаждался в тени, пока они мучительно трудились под палящим солнцем.

– Старый Тарн нашел делянку полипов, которые растут неправильно, – наконец сказал Джост, бросив взгляд на Лараль. – Отпустил нас на день, пока все решают, посадить ли там что-то другое или оставить как есть и поглядеть, что из них получится.

Кэл кивнул, и перед девятью мальчиками ему сделалось не по себе. Они были в поту, колени их штанов выпачкались в креме, а сами штаны износились, вытираясь о камни. А Кэл чистенький, в хороших брюках, которые мать купила для него всего-то несколько недель назад. Отец отпустил его и Тьена на день, пока сам был чем-то занят в особняке градоначальника. Кэлу предстояло расплатиться за передышку учебой допоздна, при свете буресветной лампы, но объяснять это другим мальчикам не было никакого смысла.

– Ну, это… – заговорил Кэл. – И о чем вы тут болтали?

Вместо ответа Нагет – светловолосый и тощий, самый высокий в компании – сказал:

– Кэл, ты много знаешь. Да? Про мир и все такое?

– Ага, – согласился Кэл, почесав в затылке. – Вроде того.

– Ты слышал о том, чтобы темноглазый становился светлоглазым? – спросил Нагет.

– Конечно, такое бывает, мне отец говорил. Богатые темноглазые женятся на низкорожденных светлоглазых и становятся частью семьи. Потом у них рождаются светлоглазые дети. Ну как-то так.

– Нет, не так, – возразил Хав. У него были низкие брови, и он как будто все время мрачно ухмылялся. – Ты знаешь, о чем я. Настоящие темноглазые. Как мы.

«Не как ты», – намекал его тон. Семья Кэла была единственной семьей второго нана в городе. Все остальные были четвертого или пятого, и положение Кэла заставляло их чувствовать себя неуютно в его присутствии. Странная профессия его отца делу не помогала.

Из-за этого Кэлу все время было не по себе.

– Вы же знаете, как это бывает. Спросите Лараль. Она только что об этом говорила. Если человек добудет на поле битвы осколочный клинок, его глаза сделаются светлыми.

– Это правда, – подтвердила Лараль. – Это все знают. Даже раб может стать светлоглазым, если добудет осколочный клинок.

Мальчики закивали; у них у всех глаза были карие, черные или другого темного цвета. Добыть осколочный клинок – вот одна из главных причин, что влекла простолюдинов на войну. В воринских королевствах у всех есть шанс возвыситься. На этом, как выразился бы отец Кэла, зиждилось их общество.

– Ага, – нетерпеливо проговорил Нагет. – Но вы слышали о том, чтобы это когда-нибудь происходило? Ну, не в байках. Такое взаправду бывало?

– Конечно, – ответил Кэл. – Я уверен. Иначе зачем столько мужчин шли бы на войну?

– Затем, – сказал Джест, – что надо готовить людей, которые будут сражаться за Чертоги Спокойствия. Мы должны посылать Вестникам солдат. Ревнители все время об этом говорят.

– Ага, а потом они говорят нам, что быть фермером хорошо, – насмешливо заметил Хав. – Вроде как фермер – чуть ли не второй после солдата, и прочая чушь.

– Эй! – вскинулся Тифт. – Мой папаша фермер, и всем доволен. Это благородное Призвание! И у всех вас отцы тем же занимаются.

– Ладно-ладно, – согласился Джост. – Мы же не об этом. Речь про рыцарей-осколочников. Кто пойдет на войну и добудет осколочный клинок, станет светлоглазым. Мой папаша, чтоб вы знали, должен был получить этот самый клинок. Но мужик, который был с ним рядом, забрал добычу, пока папаша был в отключке. Сказал офицеру, что это он убил владельца осколочного меча, и получил клинок в награду, а мой папаша…

Его перебил звонкий смех Лараль. Кэл нахмурился. Он впервые слышал, чтобы подруга смеялась так неестественно и раздражающе.

– Джост, ты хочешь сказать, что твой отец добыл осколочный клинок?! – спросила она.

– Нет. Его забрали, – ответил парнишка.

– Разве твой отец сражался не в ерундовых стычках на севере? Каладин, скажи ему.

– Джост, она права. Там не было воинов с осколочным оружием… только реши-бандиты, которые думали, что можно воспользоваться сумятицей после восхождения на престол нового короля. У них не было осколочных клинков. Твой отец, наверное, перепутал.

– Перепутал? – процедил Джост.

– Э-э-э, ну да, – поспешно сказал Кэл. – Я не говорю, что он врет. У него, возможно, были галлюцинации после травмы, что-то в этом роде.

Мальчики притихли, глядя на Кэла. Один почесал голову.

Джост сплюнул. Он как будто наблюдал за Лараль краем глаза. Она смотрела только на Кэла и улыбалась ему.

– Вечно ты делаешь так, что все вокруг чувствуют себя идиотами, да, Кэл? – спросил Джост.

– Что? Нет, я…

– Ты хотел выставить моего папашу идиотом, – перебил Джост, и лицо его побагровело. – Как и меня. Что ж, кое-кому из нас не так повезло, чтобы целыми днями поедать фрукты и валяться без дела. Мы должны работать.

– Я не…

Джост бросил Кэлу посох. Тот неуклюже его поймал. Потом Джост взял у брата второй посох:

– Ты оскорбил моего папашу, теперь дерись. Это называется честь. У тебя есть честь, лорденыш?

– Я не лорденыш. – Кэл сплюнул. – Буреотец, Джост, я лишь на пару нанов выше тебя.

От упоминания нанов глаза Джоста сделались злее. Он поднял посох:

– Ты будешь драться или нет?

У его ног появились ярко-красные лужицы – спрены гнева.

Кэл знал, что делает Джост. Мальчики не в первый раз искали способы показать, что они лучше его. Отец Кэла говорил, что дело в их неуверенности. Он бы велел Кэлу просто бросить посох и уйти.

Но там сидела Лараль и улыбалась. И ведь мужчины не становятся героями, уходя.

– Ну хорошо. Ладно.

Кэл поднял посох.

Джост тотчас же ударил – быстрее, чем Кэл мог бы предположить. Другие мальчики наблюдали со смесью радости, потрясения и удивления. Кэл едва успел поднять посох. Деревянные орудия с треском сомкнулись, и по рукам пробежала дрожь.

Он потерял равновесие. Джост проворно шагнул в сторону и ударил посохом снизу, прямо по ступне Кэла. Мальчик закричал, когда сильная боль пронзила его ногу, и одной рукой потянулся вниз, другой продолжая держать посох.

Джост замахнулся и ударил Кэла в бок. Кэл охнул, выпустил посох и, схватившись за живот, упал на колени. Он едва мог дышать от боли. Из камня вокруг него выбирались маленькие и тощие спрены боли – мерцающие бледно-оранжевые существа, похожие на растянутые сухожилия или мышцы.

Кэл уперся одной рукой в камни и наклонился, продолжая прижимать другую руку к боку. «Надеюсь, ты не сломал мне ребра, кремлец…» – подумал он.

Краем глаза он увидел, как Лараль поджала губы, и ощутил внезапный всепоглощающий стыд.

Джост со смущенным видом опустил посох.

– Ну вот, – сказал он. – Теперь ты видишь, что мой папаша обу чал меня как следует. Может, после этого до тебя дойдет. Он говорит правду и…

Кэл зарычал от ярости и боли, схватил с земли посох и прыгнул на Джоста. Парнишка выругался, отпрянул и вскинул оружие. Кэл заорал и нанес удар.

В этот миг что-то переменилось. Сжимая посох, Кэл чувствовал некую силу, а от возбуждения его боль исчезла. Он повернулся и ударил Джоста по руке.

Джост разжал пальцы, вскрикнув. Кэл крутанул посохом и ударил парня в бок. Он никогда раньше не держал в руках оружия, никогда не участвовал в более опасной драке, чем потасовка с Тьеном. Но деревяшка в его пальцах казалась… правильной. Он был потрясен тем чудесным ощущением, что подарил ему этот миг.

Джост охнул, опять подался назад, и Кэл занес оружие, готовясь ударить Джоста по лицу. Поднял посох, а потом застыл. Из раны на руке Джоста текла кровь. Совсем немного, но все-таки текла.

Он причинил боль.

Джост взревел и рванулся вперед. Кэл не успел даже вскрикнуть, как высокий и крупный парень сбил его с ног и отправил на землю бездыханным. От этого ушибленный бок вспыхнул, и спрены боли резво побежали отовсюду, цепляясь к его боку, где и замерли, точно оранжевый шрам, питаясь его мучениями.

Джост отступил на шаг. Кэл лежал на спине, еле дыша. Он не понимал, что произошло. Тот момент, когда руки сжимали посох, был чудесным. Невероятным. В то же самое время он видел Лараль. Она встала и вместо того, чтобы броситься к нему и помочь, повернулась и ушла, направляясь к особняку градоначальника.

Глаза Кэла наполнились слезами. Мальчик с криком перекатился и опять схватил посох. Он не сдастся!

– Довольно, – сказал позади Джост. Кэл почувствовал что-то жесткое на спине – ботинок, который придавил его к камням. Джест забрал посох из пальцев Кэла.

«Ничего не вышло. Я… проиграл».

Он ненавидел это чувство, ненавидел куда сильней, чем боль.

– А ты неплохо дрался, – ворчливо признался Джост. – Но все, отвали. Я не хочу по-настоящему тебя отделать.

Кэл опустил голову, упершись лбом в теплый, нагретый солнцем камень. Джост убрал ногу, и мальчики двинулись прочь, о чем-то переговариваясь, их ботинки заскрипели по камням. Кэл вынудил себя сначала подняться на четвереньки, потом – встать.

– Научи меня, – сказал Кэл.

Джост опасливо повернулся, сжимая одной рукой посох, и, удивленно моргая, посмотрел на сына лекаря.

– Научи, – взмолился Кэл, шагнув вперед. – Я буду за тебя червячить. Отец дает мне два часа на отдых каждый день. Я буду делать твою работу, если ты по вечерам станешь учить меня обращаться с посохом, как тебя учит твой отец.

Он должен был узнать. Должен был снова почувствовать в руках оружие. Должен был понять, не случайно ли то мгновение. Джост поразмыслил, потом покачал головой:

– Не могу. Твой папаша меня прибьет. Покрыть твои лекарские ручки мозолями? Это будет неправильно. – Он повернулся спиной. – Кэл, ты оставайся тем, кто ты есть. Я буду тем, кто я есть.

Кэл долго стоял и смотрел, как они уходят. Потом сел на камни. Лараль ушла уже совсем далеко. По склону холма ей навстречу направлялись слуги. Может, стоит побежать за ней? Бок у него все еще болел, и он злился на нее, потому что это ведь она привела его сюда. И, кроме того, он по-прежнему хандрил.

Кэл лег на спину. Внутри бурлили чувства, в которых невозможно было разобраться.

– Каладин?

Он повернулся, со стыдом понимая, что плачет, и увидел Тьена, который восседал неподалеку.

– Давно ты тут? – резко спросил Кэл.

Тьен улыбнулся, потом положил на землю какой-то камень.

Вскочил и убежал, не остановившись, когда Кэл его позвал. Ворча, мальчик поднялся и подошел взять камень.

И снова совершенно обычная галька. У Тьена была привычка собирать такие, думая, что они невероятно ценные. Дома он хранил целую коллекцию. Брат помнил, где нашел каждый, и мог сказать, что в нем особенного.

Со вздохом Кэл зашагал домой.

«Ты оставайся тем, кто ты есть. Я буду тем, кто я есть».

Бок терзала жгучая боль. Почему он не ударил Джоста, когда был шанс? Можно ли научиться не замирать вот так в бою? Он сможет понять, как причинять боль. Ведь поймет же?

Ему это нужно, так?

«Ты оставайся тем, кто ты есть».

А что, если он не знает, кто он есть? Или даже кем хочет стать?

В конце концов мальчик добрался до Пода. Около сотни городских домов располагались рядами, каждый имел форму клина, чья заостренная сторона указывала туда, откуда приходили бури. Крыши из крепкого дерева, просмоленные, чтобы не пропускать дождь. На северных и южных стенах домов редко встречались окна, но фасады, обращенные прочь от бурь, оставались открытыми. Как и жизнь растений на буреземлях, жизнь людей во всем подчинялась Великим бурям.

Дом лекаря был выстроен почти на самой окраине. Больше многих и шире, чтобы вместить хирургическую комнату с отдельным входом. Дверь оказалась распахнута, и Кэл заглянул внутрь. Он думал, что застанет мать за уборкой, но обнаружил, что отец уже вернулся из особняка светлорда Уистиоу. Лирин сидел на краю операционного стола, сложив руки на коленях и склонив лысую голову. Очки он держал в руке и выглядел измотанным.

– Отец? – позвал Кэл. – Почему ты сидишь в темноте?

Лирин поднял голову. Лицо у него было мрачное и холодное.

– Отец? – Кэл забеспокоился.

– Светлорда Уистиоу унесли ветра.

– Он умер?! – Мальчика так потрясла эта новость, что он забыл про свой бок. Уистиоу всегда был где-то рядом и просто не мог исчезнуть. А что же будет с Лараль? – С ним же все было в порядке на той неделе!

– Он всегда был хрупкого здоровья, – объяснил Лирин. – Всемогущий в конце концов призывает всех людей в Духовную сферу.

– И ты ничего не сделал? – выпалил Кэл, тотчас же пожалев о своих словах.

– Я сделал все, что мог. – Отец поднялся. – Возможно, кто-нибудь более умелый, чем я… Что ж, сожаления бессмысленны.

Он снял черный чехол с лампы-кубка, заполненной бриллиантовыми сферами. Она тотчас же осветила всю комнату, сияя, как маленькое солнце.

– Теперь у нас нет градоначальника, – проговорил Кэл, прикрывая глаза ладонью. – У него не было сына…

– В Холинаре назначат нового. Пусть Всемогущий позаботится о том, чтобы там сделали мудрый выбор.

Кэл посмотрел на лампу. Это были сферы градоначальника. Небольшое состояние.

Отец Кэла опять накинул чехол на кубок, словно и не снимал его только что. Комната снова погрузилась во тьму, и Кэл заморгал, привыкая.

– Это он оставил нам, – сказал Лирин.

Кэл вздрогнул:

– Что?!

– Тебя следует отправить в Харбрант после шестнадцатого Плача. Эти сферы оплатят твое путешествие… Светлорд Уистиоу об этом попросил, таков был его последний поступок в знак заботы о своих подданных. Ты отправишься туда и станешь настоящим лекарем, а потом вернешься в Под.

В этот миг Кэл понял, что его судьба решена. Если светлорд Уис тиоу этого потребовал, Кэл отправится в Харбрант. Он повернулся и вышел из хирургической комнаты на солнечный свет, не сказав отцу больше ни слова.

Сел на ступеньки крыльца. Чего же он хочет? Непонятно. В этом и состоит проблема. Слава, честь, то, о чем говорила Лараль… они на самом деле ничего для него не значат. Но что-то случилось, когда он держал посох. И теперь его вдруг лишили возможности выбирать.

Камешки, которые дал ему Тьен, все еще оттягивали карман. Он их вытащил и омыл водой из фляги. На первом камне проступили белые завитки и слои. На другом тоже обнаружился рисунок.

Это походило на улыбающееся лицо – лицо из белых полос в кам не. Кэл против собственной воли улыбнулся, хотя все быстро исчезло. Камень не мог подсказать, как быть.

К несчастью, хоть Кэл много времени потратил на размышления, проблема осталась нерешенной. Он не был уверен, что хочет быть лекарем, и внезапно ощутил, как жизнь давит на него, вынуждая подчиниться.

Но ведь в тот миг, когда Кэл держал посох, внутри его звучала песня! И только это воспоминание было сейчас четким и ясным в этом запутанном мире.