– Мы не можем умереть, – фыркнул незнакомец. – Мы и так мертвы. Коло?

Коло. Иноземное слово показалось знакомым, как и сильный акцент мужчины.

– Ты не из Арелона?

Незнакомец покачал головой:

– Я Галладон, из суверенного государства Дюладел. Но с недавних пор живу в Элантрисе – городе грязи, безумия и вечной гибели. Приятно познакомиться.

– Дюладел? Но шаод опасен только для жителей Арелона, – возразил Раоден.

Принц поднялся, стряхивая с себя щепки в различных стадиях трухлявости. Одежду покрывала слизь, и теперь сырая вонь Элантриса исходила от него самого.

– В Дюладеле смешанная кровь, сюл. Арелонцы, фьерденцы, теоданцы – там ты найдешь их всех. Я…

Раоден чертыхнулся, не дав мужчине договорить.

Галладон приподнял бровь:

– Что такое, сюл? Заноза не туда попала? Хотя, как я полагаю, подходящее место для занозы найти трудно.

– Палец на ноге болит! – ответил Раоден. Он захромал по склизкой брусчатке. – Что-то не так, я ушиб его, когда падал, а боль все не проходит.

Галладон с сожалением покачал головой:

– Добро пожаловать в Элантрис, сюл. Ты уже не человек, ты труп. Твое тело больше не может лечить себя.

– Что?

Раоден плюхнулся на землю рядом со ступеньками. Палец продолжал болеть так же сильно, как и в момент ушиба.

– Любая боль, сюл, – прошептал Галладон, – любой порез, царапина или синяк – все они останутся с тобой, пока ты не сойдешь с ума от мучений. Как я и говорил: добро пожаловать в Элантрис.

– Как вы такое выносите? – спросил Раоден, продолжая растирать палец, хотя облегчения это не приносило.

Казалось бы, такая дурацкая маленькая травма, но ему приходилось сдерживать готовые пролиться от боли слезы.

– Никак. Мы либо крайне осторожны, либо пополняем ряды тех руло, что ты видел на площади.

– На площади… Идос Доми! – выругался Раоден.

Принц вскочил на ноги и заковылял к площади. Он нашел попрошайку на том же месте, рядом со входом в аллею. Тот все еще был жив… в каком-то смысле.

Глаза мальчика слепо смотрели в небо расплывшимися зрачками. Его губы шевелились, но не издавали ни звука. Шея была свернута, и сбоку в ней зиял длинный порез, сквозь который виднелись позвонки и глотка. И этой раной мальчик безуспешно пытался дышать.

Внезапно боль в сбитом пальце показалась Раодену пустяком.

– Идос Доми, – прошептал он и был вынужден отвернуться, когда желудок свело судорогой.

Принц опустил голову и оперся на стену здания, борясь с позывом прибавить нечто к слизи на мостовой.

– Для него уже все кончено, – будничным тоном произнес Галладон, присаживаясь на корточки рядом с попрошайкой.

– Сколько… – начал Раоден, и тут его желудок взбунтовался вновь. С глухим шлепком он уселся прямо в грязь и только после нескольких глубоких вдохов смог продолжить: – Сколько он еще проживет?

– Ты так и не понял, сюл. – Грусть в голосе Галладона делала его акцент заметнее. – Он не живет; никто из нас не живет. Именно поэтому мы здесь. Коло? Мальчишка останется таким навсегда. Ведь именно столько длится вечное проклятие.

– Мы можем что-то для него сделать?

Галладон пожал плечами:

– Можно попробовать сжечь его – при условии, что сумеем развести огонь. Кое-кто думает, что тогда боль проходит.

– И когда тело сгорит, – Раоден никак не мог заставить себя взглянуть на мальчика, – что произойдет с его душой?

– У него нет души. – Галладон покачал головой. – По крайней мере, так нам говорили жрецы Корати, Дерети и Джескер – все они сходятся в одном: мы прокляты.

– Ты не ответил на мой вопрос. Если он сгорит, его страдания закончатся?

Галладон продолжал рассматривать мальчика. Через несколько мгновений он передернул плечами:

– Некоторые считают, что, если нас сжечь или отрубить голову – в общем, полностью уничтожить тело, – мы просто перестанем существовать. Другие говорят, что боль продолжается, что мы сами становимся болью. Они полагают, что останется бесцельно витающий дух, не способный ощущать ничего, кроме агонии. Мне не нравится ни один из вариантов, так что я просто стараюсь сохранять себя в целости. Коло?

– Да. Коло, – прошептал Раоден.

Он наконец-то собрался с духом и взглянул на раненого мальчишку. На него смотрела огромная рана. Из нее медленно сочилась кровь, как будто жидкость неподвижно стояла в венах, подобно затхлой воде в пруду.

Охваченный внезапным холодом, Раоден приложил ладонь к груди.

– Мое сердце не бьется, – впервые осознал он.

Галладон посмотрел на Раодена, как если бы тот выдал совершенно идиотское замечание:

– Сюл, ты мертв. Коло?

Мальчишку они не сожгли. Не смогли найти ничего подходящего для разведения костра, да и Галладон решительно воспротивился. «Мы не можем принять на себя такую ответственность. Что, если у него действительно нет души и он перестанет существовать, когда мы сожжем тело? Есть люди, которые предпочтут жить в агонии, чем раствориться в полном небытии».

Так что они оставили мальчика лежать под стеной дома. По лицу Галладона нельзя было сказать, что его затронуло происшедшее; но Раоден согласился только потому, что не мог предложить другого выхода, хотя чувство вины терзало его гораздо сильнее боли в ушибленном пальце.

Галладон равнодушно повернулся к принцу спиной и зашагал обратно по аллее, обходя стонущих кое-где в канавах элантрийцев. Он ясно давал понять, что ему совершенно безразлично, последует ли Раоден за ним или останется разглядывать замысловатое пятно на стене. Принц смотрел, как удаляется темнокожий дьюл, и пытался понять, что делать дальше, но после пережитого за день мысли разбегались. Раньше его ожидала карьера политика; наставники годами готовили Раодена мгновенно оценивать изменившуюся ситуацию. И сейчас пришла пора воспользоваться их наукой: он принял решение довериться Галладону.

Было в дьюле что-то симпатичное, что притягивало к нему Раодена. Ему нравились спокойная рассудительность и бодрое отношение Галладона к жизни, и принца не покидала уверенность, что плотная маска пессимизма, которой прикрывался дьюл, скрывает немало достойных качеств. Раоден видел его глаза, когда тот смотрел на страдающего мальчика. Галладон мог утверждать, что смирился с неизбежным, но судьба парня не оставила его равнодушным.

Дьюл устроился на прежнем месте на ступеньках. Раоден решительно подошел ближе и остановился в ожидании.

Галладон посмотрел на него:

– Что тебе надо?

– Мне нужна твоя помощь. – Раоден присел на корточки перед ступеньками.

Галладон фыркнул:

– Ты в Элантрисе, сюл. Такого понятия, как помощь, здесь просто не существует. Боль, безумие и масса грязи – это пожалуйста.

– Можно подумать, ты сам в это веришь.

– Ты не к тому обращаешься, сюл.

– Ты – единственный человек из встреченных мною в этом городе людей, который не пытался на меня напасть, – возразил Раоден. – Твои поступки расходятся со словами.

– А может, весь секрет в том, что я и так знаю, что у тебя ничего нет?

– Не верю.

Галладон пожал плечами, словно говоря «мне наплевать, во что ты веришь», привалился к стене дома и закрыл глаза.

– Хочешь есть? – негромко спросил Раоден.

Глаза дьюла тут же распахнулись.

– Меня всегда занимало, чем король Йадон кормит элантрийцев, – задумчиво произнес принц. – Никогда не слышал, чтобы в город поставлялось продовольствие, но мне не приходило в голову, что может быть иначе. Но раз мы живем без сердцебиения, значит можно обойтись и без еды? Вот только голод мы ощущаем, как и обычные люди, если не сильнее. Еще утром я удивился внезапному аппетиту, а сейчас есть хочется еще больше. И, судя по напавшей на меня шайке, со временем становится только хуже.

Раоден залез под запятнанную мантию, вытащил тонкий ломоть сушеного мяса и показал Галладону. Скука тут же исчезла с лица дьюла, будто ее и не было, а его глаза вспыхнули хищным огнем: подобную животную алчность Раоден наблюдал у своих преследователей. Хотя Галладон и казался способным держать себя в узде, только сейчас принц в полной мере осознал, как много поставил на симпатию к этому человеку.

– Откуда ты взял мясо? – процедил Галладон.

– Оно выпало из корзины, когда жрецы вели меня сюда; я не знал, куда его деть, и засунул за пояс. Так ты голоден или нет?

Галладон помолчал, внимательно его рассматривая.

– И почему ты считаешь, что я не отберу его силой?

В словах звучала отнюдь не пустая угроза – Раоден видел, что дьюл всерьез обдумывает такую возможность. Оставалось только выяснить, готов ли он перейти от слов к делу.

– Ты называешь меня сюлом. Ты собираешься убить того, кого назвал другом?

За время разговора Галладон выпрямился, завороженный запахом мяса; из уголка его рта незамеченной стекла крошечная капля слюны. Он перевел взгляд на Раодена, лицо которого выражало все возрастающую тревогу. Стоило их взглядам встретиться, хищный блеск в глазах дьюла погас и растущее в воздухе напряжение растаяло. Галладон раскатисто хохотнул:

– Ты знаешь наш язык, сюл?

– Несколько слов, – уклончиво ответил Раоден.

– Образованный? В твоем лице Элантрису досталось жирное подношение. Ладно, выкладывай свои условия, хитрый ты руло.

– Я прошу тридцать дней, – заявил Раоден. – В течение тридцати дней ты покажешь мне город и расскажешь все, что знаешь о здешней жизни.

– Тридцать дней? Сюл, да ты каяна.

– Как я понимаю, – Раоден спрятал мясо обратно за пояс, – единственную пищу, которая попадает в город, приносят новички. Учитывая, как скупятся жрецы на подношения и сколько здесь ртов, я бы предположил, что здесь можно здорово проголодаться. Или лучше будет сказать – обезуметь от голода?

– Двадцать дней. – Галладон, видимо, взбодрился, и в его голосе зазвучала прежняя напористость.

– Тридцать, Галладон. Если ты не хочешь помочь, я найду кого-нибудь еще.

Галладон стиснул зубы.

– Руло, – проворчал он и протянул руку. – Тридцать дней. На твое счастье, длительных поездок на этот месяц я не планировал.

Раоден со смехом бросил ему мясо.

Дьюл поймал кусок на лету. Трясущимися пальцами он потянул его в рот, но на полдороге взял себя в руки, бережно спрятал сушеный ломоть в карман и встал.

– И как же тебя звать?

Раоден задумался. «Наверное, разумнее будет пока никому не говорить, что я из королевской семьи».

– «Сюл» – меня вполне устроит.

Галладон хмыкнул:

– Скрытный ты парень, как я погляжу. Ну ладно, пошли. Пора тебе оглядеться вокруг.