Доминик испытал облегчение, но лишь незначительное. Разумеется, он должен использовать эту ситуацию в своих интересах. Даже в таком, донельзя ослабленном состоянии он обязательно найдет какое-нибудь оружие, и три женщины не смогут противостоять ему – они не должны стоять у него на пути, ведь речь идет о его выживании.

– В таком случае, мадемуазель, я, по-видимому, целиком и полностью у вас в долгу.

Поразительно, но она в который раз покраснела и вскочила.

– Пустяки, месье.

Доминик изучающе посмотрел на нее. «А она весьма восприимчива к обольщению», – подумал он. И мягко спросил:

– Вы боитесь меня, мадемуазель?

Она выглядела всерьез взволнованной, но поспешила заверить:

– Нет! Конечно нет!

– Хорошо. В конце концов, бояться совершенно нечего.

Доминик медленно расплылся в улыбке. Недавно они целовались. А перед этим она наверняка раздевала его. Возможно, именно поэтому так нервничала?

Женщина прикусила губу.

– Вы так страдали, прошли через такие мучения! Теперь я ощущаю колоссальное облегчение оттого, что с вами все в порядке.

Интересно, много ли она знает о нем?

– Да, так и есть, мне уже намного лучше.

Доминик хранил спокойствие. Блеснула надежда, что она продолжит говорить и поведает, как же он оказался в этом доме, что произошло с ним после выстрела в Нанте.

Но она замолчала, и пристальный взгляд ее серых глаз не дрогнул ни на мгновение.

Доминик понял, что она вряд ли просветит его; в такой ситуации оставалось лишь попытаться ее разговорить.

– Мне очень жаль, что я расстроил вас. Слуги, несомненно, помогают, выполняя ваши поручения?

Она помедлила немного перед тем, как ответить:

– У нас нет слуг, месье. Только мальчик, конюх, но он приезжает к нам каждый день всего на несколько часов.

Услышанное принесло Доминику еще большее облегчение, но он по-прежнему был настороже.

– Почему вы так странно на меня смотрите? – хрипло вырвалось у женщины.

Доминик бросил взгляд на кисти ее рук, которые она так сильно сжимала на фоне своих белых муслиновых юбок. На пальцах не красовалось ни обручального кольца, ни кольца с бриллиантом – у нее не было вообще никаких украшений.

– Вы спасли мне жизнь, мадемуазель, так что теперь мне любопытно узнать о вас.

Ее изящные руки взлетели вверх. Она скрестила их на груди, будто защищаясь – или просто нервничая.

– Вы были в беде. Как же я могла не помочь? – заметила спасительница и, помолчав, добавила: – Вы не назвали мне свое имя.

Ложь сорвалась с его уст так же естественно, как дыхание.

– Шарль Морис. Я навечно у вас в долгу.

Женщина наконец-то улыбнулась ему.

– Вы ровным счетом ничего мне не должны, – твердо произнесла она и замялась. – Вы, должно быть, голодны. Я скоро вернусь.

Как только звук ее шагов постепенно смолк в коридоре, Доминик резко уселся на кровати и, отбросив укрывавшие его простыни, попытался встать. Боль тут же пронзила спину и грудь. Он застыл на месте, не в силах сдержать мучительный стон.

И комната закружилась перед глазами.

Черт побери!

Несмотря на мучения, Доминик не собирался снова ложиться. Ему потребовалось бесконечно много времени, чтобы попытаться побороть боль и справиться с головокружением. Оказывается, он был в намного худшем состоянии, чем предполагал. Собрав последние силы, медленно и осторожно он поднялся на ноги.

Вконец измученный, Доминик прислонился к стене. Понадобилось какое-то время, прежде чем комната перестала кружиться. Но вот перед глазами все успокоилось, и он, пошатываясь, направился к гардеробу. Внутри было пусто, и это встревожило Доминика. Где же его одежда?

Он снова выругался. А потом, по-прежнему еле волоча ноги, побрел к окну, но не смог удержать равновесие и опрокинул попавшееся на пути кресло. С трудом добравшись до окна, он вцепился в подоконник и стал пристально вглядываться в пространство между голыми, лишенными растительности утесами, в суровую даль, где плескался океан.

Доминик нисколько не сомневался, что смотрит на Атлантический океан. Он узнал серо-стальной цвет часто штормящих вод. А потом перевел взгляд на бледные утесы, пустынный, скудный пейзаж. Вдали виднелся силуэт одинокой башни. «Значит, это не Брест», – заключил Доминик. Окрестности очень напоминали ландшафт Корнуолла.

Эта местность славилась своими якобинскими симпатиями. Доминик отвернулся от окна, прислонившись к подоконнику, чтобы удержать равновесие. Перед ним оказался маленький стол с планшетом для письма, чернильницей и листом пергаментной бумаги. Доминик сделал два шага по направлению к столу, тяжело захрипел и схватился за его край, чтобы удержаться на ногах и не рухнуть на пол.

Брань в который раз сорвалась с уст Доминика. Он явно был не в состоянии убежать от кого бы то ни было, если возникла бы такая необходимость, – по крайней мере, в течение ближайших нескольких дней. Впрочем, если на то пошло, он был не в состоянии даже соблазнить свою спасительницу.

Его взгляд упал на пергамент. Она написала письмо по-французски.

Ужас охватил Доминика. Схватив бумагу, он жадно впился глазами в первую строчку.

«Мои дорогие друзья, я пишу, чтобы отпраздновать с вами недавние победы в Национальном конвенте, а в особенности – триумф принятия новой конституции, предоставляющей право голоса каждому человеку».

Так вот оно что, она относилась к проклятым якобинцам!

Она была врагом.

И Доминику снова стало нехорошо, слова тут же показались серыми на фоне светлой страницы. Тем не менее ему удалось прочитать следующие строчки.

«Наше Общество надеется, что впереди вас ждут новые победы над оппозицией. Мы хотели бы спросить у вас, каким образом можем и впредь помогать нашему общему делу установления принципов равенства и свободы во Франции, а заодно и по всей Европе».

Теперь слова быстро расплывались перед глазами, становились темнее, и Доминик уже не мог их разобрать. Он слепо уставился на лист пергамента. Выходит, она была якобинкой.

«Неужели она играет со мной в кошки-мышки?» – задался вопросом Доминик. Во Франции все вокруг шпионили за своими соседями, выискивая бунтарей и предателей. А вдруг такие же нравы царили в Великобритании? Что, если она, верная якобинцам, охотилась на мужчин, подобных ему? Пыталась распознать британских агентов, чтобы потом обречь их на верную гибель?

Или эта незнакомка просто-напросто сочла его французом? Что ж, теперь Доминику предстояло убедиться в том, что она не знает правды, даже не догадывается, что незваный гость ее дома – англичанин. Интересно, а как много она вообще знает? Известно ли ей, что раненый только что прибыл из Франции? Черт возьми, как же Доминику сейчас требовалось хоть немного информации!

Он покрылся испариной и стал задыхаться. Его охватило беспокойство – настолько сильное, что справиться с ним в нынешнем, измученном состоянии просто не представлялось возможным. Слишком поздно Доминик осознал, что пол под ногами был неровным, волнообразным. Бормоча под нос ругательства, он выронил из руки страницу.

Темные тени обступили его.

Стало тяжело дышать. Комната вместе со всей своей обстановкой снова медленно закружилась перед глазами.

Нет, он не мог упасть в обморок прямо сейчас!

Не сумев преодолеть слабость, Доминик медленно опустился на пол. Растянувшись там, из последних сил пытаясь оставаться в сознании, он услышал шаги, стремительно приближавшиеся к нему. Ужас пронзил его.

– Месье!

Он старался сохранять настороженную сосредоточенность, прикладывая такие усилия, что пот уже покрывал все его тело. Кулаки Доминика сжались, и он набрал в легкие воздуха, открывая глаза.

Первым, что он увидел, был пристальный взгляд серых глаз хозяйки дома, устремленный на него. Она стояла перед ним на коленях. На ее лице застыло что-то вроде беспокойства.

И вдруг, как по волшебству, комната перестала кружиться.

Доминик внимательнее взглянул на якобинку – она по-прежнему смотрела на него с явной тревогой.

Напряжение сковало Доминика, распластавшегося на полу. Женщина высилась над ним, а он был слишком слаб, чтобы защищаться, и прекрасно понимал это. Да она и сама должна была это знать.

Но ожидаемого оружия в ее руке не появилось. Вместо этого она коснулась голых плеч Доминика:

– Месье! Вы упали в обморок?

Ее голос звучал хрипло. И вскоре Доминик понял почему.

Он был обнажен, она – полностью одета.

– Я упал, мадемуазель, – спокойно, без запинки, солгал Доминик. Он ни за что не дал бы ей понять, насколько слабым оказался на самом деле. Нет, она должна была поверить, что этот раненый в состоянии защитить себя – и даже дать агрессивный отпор. Он с трудом поднял руку и коснулся ее щеки. – Вы остаетесь моей спасительницей.

На какое-то мгновение их взгляды встретились. А потом обладательница прекрасных серых глаз резко вскочила, отворачиваясь, чтобы ненароком не увидеть обнаженное мужское тело. Ее лицо стало пунцовым.

Доминик не сомневался в том, что она никогда еще не видела голого мужчину. Эта неопытность могла бы сыграть ему на руку – так якобинкой легче было управлять.

– Прошу меня простить, – сказал Доминик, усаживаясь на полу и молясь, чтобы снова не рухнуть без сил. – Я не могу найти свою одежду.

– Ваша одежда, – небрежно бросила женщина, – отправилась в стирку.

Доминик отметил, что она по-прежнему старательно отводит взгляд, и поднялся на ноги. Сейчас бедняге хотелось только рухнуть на матрас, но вместо этого он стянул с кровати простыню и обернул ее вокруг талии.

– Это вы раздели меня? – спросил Доминик, взглянув на свою спасительницу.

– Нет. – Она явно удерживалась от того, чтобы не посмотреть на него. – Это сделал мой брат – нам нужно было омыть вас океанской водой, чтобы сбить жар.

Доминик сел на кровать. Боль, казалось, разрывала все внутри, но он старался не замечать этого. Он еще давным-давно овладел навыком сохранять сдержанное, бесстрастное выражение лица в любой ситуации.

– Тогда я должен снова поблагодарить вас.

– Вы прибыли к нам, одетый лишь в бриджи и сапоги, месье. Бриджи еще не высохли. С тех пор как вы оказались у нас, шел дождь. Но я принесу вам бриджи своего брата Лукаса.

Теперь Доминик принялся настойчиво искать ее взгляд, пока она наконец-то не посмотрела ему в глаза. И в который раз смутилась, случайно бросив взор на его обнаженное тело. Если Доминику повезет, эта якобинка не заметит, насколько он слаб и измучен. Он улыбнулся:

– Я был бы признателен вам и за рубашку.

Женщина посмотрела на Доминика так, словно он говорил на неизвестном ей иностранном языке. Она явно не нашла ничего веселого в его замечании.

Он тут же посерьезнел:

– Мне очень жаль, если я невольно задел или как-то оскорбил вас, мадемуазель.

– Что это вы тут пытались делать, месье? Почему решили подняться без моей помощи?

Доминик собрался было ответить, но тут на глаза ему попалось письмо, которое лежало на полу позади нее, там, где он его уронил. Он хотел осторожно отвести взгляд, но женщина уже обернулась на то, что так привлекло его внимание.

Доминик тихо объяснил:

– Падая, я свалил кресло, а заодно и налетел на стол. Прошу прощения. Надеюсь, я не сломал кресло.

Якобинка поспешила поднять письмо и положить его под чернильницу, а потом так же быстро подняла и поправила кресло.

– Я подумывал открыть окно, чтобы подышать свежим воздухом, – добавил Доминик.

Не оборачиваясь, она бросилась к окну, открыла его затворы и толкнула раму наружу. Прохладный воздух с Атлантики ворвался в комнату.

Доминик не отрываясь смотрел на женщину, внимательно изучая ее.

Внезапно она повернулась, перехватив его пристальный взгляд. И в этот момент Доминик понял: он не ошибся, уловив неловкость, так и нараставшую между ними.

Наконец его спасительница слабо улыбнулась в ответ:

– Простите. Вы, должно быть, сочли меня очень глупой. Я… не ожидала, что по возвращении в спальню обнаружу вас на полу.

Эта якобинка была хорошей лгуньей, но не могла превзойти его в искусстве врать.

– Нет, – отозвался Доминик. – Я думаю, что вы – очень красивая.

Она так и застыла на месте.

Доминик опустил глаза. В комнате повисла тишина. И он вдруг осознал: для того чтобы быть в полной безопасности, ему достаточно лишь завести любовную интрижку с этой скромницей.

Если, разумеется, она на самом деле не была шпионкой, как опасался Доминик, и ее наивность не была притворной. В этом случае она могла оказаться той, кто одержит верх в запутанной, хитрой игре.

* * *

– Джулианна? Чем ты так обеспокоена? – спросила Амелия.

Они стояли на пороге гостевой спальни, глядя в комнату. За окном царила звездная ночь, и Джулианна зажгла камин, осветив спальню. Новый знакомый, Шарль, по-прежнему спал, и его поднос с ужином стоял на столе нетронутым.

Джулианна никак не могла отделаться от страха, пронзившего ее, когда она нашла раненого лежавшим на полу; на какое-то мгновение она испугалась, что несчастный умер! Но он не был мертвым, он просто упал. Когда Шарль медленно поднялся на ноги – совершенно, восхитительно, шокирующе голый, – Джулианна притворилась, что не смотрит на него, но на деле так и не смогла заставить себя отвести взгляд.

– Прошло уже больше двадцати четырех часов с тех пор, как он последний раз просыпался, – ответила она сестре.

– Он поправляется после ужасной раны, – приглушенным тоном напомнила Амелия. – Ты начинаешь напоминать мне беспокойную наседку.

Джулианна вздрогнула. Амелия была права: она действительно слишком сильно беспокоилась – просто хотела, чтобы бедняга очнулся. В этом Джулианна убеждала себя сама. Но что на самом деле было причиной этого волнения?

– Вздор. Я беспокоюсь не больше, чем любой на моем месте.

Амелия пронзила сестру взглядом, уперев руки в свои маленькие бедра:

– Джулианна, я, может быть, и не разговаривала с ним, как ты, но я – не слепая. Даже сейчас, когда он спит, очевидно, что это очень красивый мужчина.

Джулианна из последних сил старалась казаться безразличной.

– В самом деле? А я и не заметила.

Амелия рассмеялась, что случалось с ней довольно редко:

– О, пожалуйста, перестань! Я заметила: когда ты находишься с ним, не можешь отвести от него взгляд. Хорошо, что он все время спит, иначе обязательно увидел бы, как ты с вожделением смотришь на него! Но меня эта ситуация радует. Я уже было подумала, что ты совершенно холодна к мужчинам.

Амелия наверняка не веселилась бы так, узнай она то, что удалось выяснить Джулианне об их госте. Джулианна собиралась посвятить в это сестру в самое ближайшее время, когда вся семья соберется под одной маленькой крышей. Амелию нисколько не интересовала политика. И все-таки она была патриоткой, а еще самым разумным человеком, которого знала Джулианна. Сестра пришла бы в ужас, если поняла бы, что они приютили врага родины.

– Ну надо же, кто бы говорил! – поспешила воскликнуть Джулианна, меняя тему разговора.

– Я не всегда была равнодушна к привлекательным мужчинам, Джулианна, – тихо отозвалась Амелия.