Местность, по которой я проходил, теперь стала гораздо более живописной. Там не было необычных объектов, привлекавших внимание, но на всем лежал отпечаток тихой красоты. Я почти не следил за временем, и только в густеющих сумерках начал задумываться о том, как найду дорогу домой. Яркий день погас. Воздух был холодным, и облака над головой двигались еще быстрее, чем раньше. Они сопровождались отдаленными шорохами и тем таинственным звуком, который, по словам кучера, исходил от волков. Какое-то время я колебался. Я внушил себе, что должен увидеть заброшенную деревню, поэтому двинулся дальше и вышел на открытое место, со всех сторон окруженное холмами. Их склоны поросли деревьями, которые спускались в долину, усеянную мелкими рощами, с увалами и седловинами здесь и там. Я посмотрел вперед и увидел, что дорога изгибается возле одной из самых густых рощ и теряется за ней.

Пока я смотрел, стало еще холоднее, и внезапно пошел снег. Я подумал о нескольких милях, пройденных по этой дикой местности, а потом поспешил найти укрытие в лесу перед собой. Небо становилось все темнее, а снег шел все быстрее и гуще, пока земля впереди и вокруг меня не превратилась в блестящий белый ковер, дальний край которого терялся в туманной мгле. Дорога осталась, но ее границы были размыты, и вскоре я обнаружил, что каким-то образом сошел с нее, ибо под ногами исчезла твердая поверхность и они стали погружаться в мох и траву. Потом ветер задул сильнее и превратился в буран, так что я был вынужден бежать под его натиском. Воздух стал ледяным, и, несмотря на мои усилия, я начал замерзать. Снег падал так густо и кружился передо мной такими быстрыми вихрями, что мне едва удавалось держать глаза открытыми. То и дело небосвод раскалывали пополам огромные молнии, и в свете их вспышек я видел перед собой огромную массу деревьев, в основном тисов и кипарисов, покрытых слоями снега.

Вскоре я оказался под прикрытием деревьев, и здесь, в относительной тишине, слышал свист ветра наверху. Темнота снежной бури уже смыкалась с темнотой ночи. Пурга постепенно затихала и возвращалась лишь яростными порывами и снежными зарядами. В такие моменты зловещий волчий вой как будто повторялся вместе со многими похожими звуками вокруг меня.

Время от времени через темную массу плывущих облаков пробивался случайный свет луны, освещавший местность и показывавший мне, что я нахожусь на окраине густой массы тисовых и кипарисовых деревьев. Когда снег прекратился, я вышел из укрытия и приступил к исследованиям. Мне показалось, что среди множества старинных фундаментов, мимо которых я проходил, может найтись дом, хотя и полуразрушенный, где я могу на время обрести кров. Обогнув край рощи, я увидел низкую стену, окружавшую ее, следуя вдоль которой вскоре нашел проем. Здесь кипарисы образовывали аллею, ведущую к какому-то квадратному сооружению. Но когда я заметил его, облака закрыли луну, и мне пришлось искать путь в темноте. Я ежился от порывов холодного ветра, но слепо брел вперед в надежде на укрытие.

Я остановился, потому что казалось, будто мир вокруг меня тоже остановился. Буря миновала, и, наверное в гармонии с тишиной природы, мое сердце почти перестало биться. Но это длилось лишь мгновение; внезапно лунный свет прорвался через облака и показал, что я нахожусь на кладбище, а квадратный объект передо мной был массивной мраморной гробницей, такой же белой, как снег, лежавший вокруг нее. С лунным светом вернулся свирепый вздох бури, которая как будто возобновилась с долгим, протяжным воем, словно стая волков. Хотя мраморная гробница по-прежнему была озарена лунным сиянием, буря не стихала. Словно побуждаемый некими чарами, я приблизился к усыпальнице, желая увидеть, что она собой представляет и почему простояла здесь столько времени. Я обошел вокруг нее и прочитал надпись на немецком языке над дверью с дорическими колоннами:

ГРАФИНЯ ДОЛИНГЕН ИЗ ГРАЦА В СТИРИИ ИСКАЛА СМЕРТЬ И НАШЛА ЕЕ. 1801.

На вершине гробницы, состоявшей из нескольких громадных мраморных блоков, находился большой железный штык или кол, уходивший глубоко в камень. На обратной стороне я увидел надпись, выгравированную заглавными русскими буквами:

«Мертвецы движутся быстро»

В этом сооружении было нечто настолько жуткое и странное, что у меня голова пошла кругом. Я впервые пожалел, что не воспользовался советом Иоганна. Тут меня посетила мысль, которая стала ужасным потрясением: сегодня Вальпургиева ночь!

Вальпургиева ночь, когда – как верили миллионы людей – на земле воцарялась власть дьявола. Когда открывались могилы и мертвецы выходили наружу. Когда на земле, в воде и в воздухе творилось всевозможное зло. В том самом месте, которого особенно боялся мой кучер. В безлюдной деревне, покинутой сотни лет назад. Там, где лежат самоубийцы… а я был один, без оружия и дрожал от холода под снежным саваном, пока наверху ярилась буря! Я был вынужден призвать на помощь все свое мужество, все религиозные и философские убеждения, чтобы не рухнуть на месте в припадке ужаса.

Теперь вокруг меня закружился настоящий смерч. Земля сотрясалась, как от тысячи лошадиных копыт, и на этот раз ветер принес на своих ледяных крылах не снег, а град, пробивавший листья и ломавший ветви с такой яростью, словно градины были камнями, выпущенными свирепыми пращниками Балеарских островов, – градинами, которые сделали мое убежище под кипарисами не более надежным, чем соломенная крыша. Вскоре я был вынужден покинуть это укрытие и устремиться к единственному месту, предлагавшему надежный кров: к дверям гробницы с дорическими колоннами. Присев у массивной бронзовой двери, я получил определенную защиту от града, но теперь градины ударяли в меня, отскакивая от земли и мраморных стен.

Когда я прислонился к двери, она немного подалась и открылась внутрь. Даже гробница казалась желанным убежищем посреди такой безжалостной бури, и я был готов войти туда, когда вспышка разветвленной молнии озарила небо от края до края. В тот миг, клянусь жизнью, когда мои глаза привыкли к темноте, я увидел прекрасную женщину с округлыми щеками и алыми губами, как будто спавшую в гробу. Когда раздался раскат грома, меня словно схватила рука великана и вышвырнула из гробницы. Все произошло так внезапно, что, прежде чем испытать шок – моральный и физический, – я пострадал от града, осыпавшего меня. В то же время я испытывал странное, но властное ощущение, что рядом кто-то есть. Я посмотрел на гробницу. Тогда последовала новая ослепительная вспышка, ударившая в железный кол, воткнутый в гробницу, и проникшая в землю, кроша мрамор словно неугасимое пламя. Мертвая женщина восстала в момент агонии, когда она была объята пламенем, и ее крик боли потонул в громовых раскатах. Последним, что я слышал, было ужасающее смешение звуков, когда огромная рука снова схватила меня и потащила прочь под ударами града и звуками волчьего воя. Последнее, что я помню, – это размытая белая масса, как будто все окрестные могилы разверзлись и выпустили на волю призраков в погребальных саванах, которые наступали на меня сквозь пелену града пополам с дождем.

Постепенно ко мне вернулось смутное подобие сознания, а вместе с ним и ощущение жуткой усталости. Какое-то время я ничего не помнил, но затем постепенно пришел в чувство. Боль терзала мои ноги, но я не мог пошевелить ими. Они как будто онемели. В затылке и позвоночнике поселился ледяной холод, а уши словно отмерзли вместе с ногами, но тоже болели. При этом в моей груди разливалось тепло, и это ощущение было сладостным по сравнению с другими. Это был кошмар – физический кошмар, если можно воспользоваться таким выражением, ибо некая тяжесть, давившая мне на грудь, затрудняла дыхание.

Казалось что этот период ступора продолжался долгое время, и по мере его ослабления я, должно быть, заснул или снова потерял сознание. Потом наступила какая-то тошнота, похожая на первую стадию морской болезни, и дикое желание освободиться от чего-то… правда, я не знал, от чего именно. Полная тишина объяла меня, как будто весь мир заснул или умер; ее нарушало лишь прерывистое дыхание какого-то животного рядом со мной. Я почувствовал теплое, щекочущее прикосновение к моему горлу, и тогда пришло осознание ужасной истины, от которой заледенело сердце, а кровь гулко застучала в висках. Какое-то огромное животное лежало на мне и лизало мое горло. Я боялся пошевелиться, поскольку инстинктивное благоразумие убеждало меня оставаться неподвижным, но зверь как будто почувствовал произошедшую во мне перемену, потому что он поднял голову. Через прикрытые ресницы я видел наверху два горящих глаза громадного волка. Его острые белые клыки отливали лунным светом в зияющей красной пасти, и я ощущал на себе его горячее, едкое дыхание.

Еще какое-то время я ничего не помнил, а потом услышал низкое рычание, сопровождавшееся скулящими звуками. Затем издалека донеслись крики: «Эй! Эй!», как будто от нескольких голосов, зовущих в унисон. Я осторожно приподнял голову и посмотрел в том направлении, откуда исходили звуки, но кладбище закрывало обзор. Волк продолжал странно скулить и повизгивать, а в кипарисовой роще появилось красное сияние, следовавшее за звуками. По мере приближения голосов волк заскулил громче и чаще. Я боялся подать голос или пошевелиться. Потом из-за деревьев внезапно появились всадники с факелами в руках. Волк слез с моей груди и побежал к кладбищу. Я увидел, как один из всадников (солдат, судя по их фуражкам и длинным армейским плащам) вскинул карабин и прицелился. Спутник толкнул его под локоть, и пуля прожужжала у меня над головой. Очевидно, он принял мое тело за притаившегося волка. Другой всадник заметил убегавшего зверя и выстрелил ему вслед. Потом они перешли на галоп и поскакали вперед, некоторые – ко мне, а другие преследовали волка, исчезавшего среди заснеженных кипарисов.

Когда они приблизились, я попытался двинуться с места, но остался бессилен, хотя мог видеть и слышать их вокруг себя. Двое или трое солдат спешились и опустились на колени рядом со мной. Один из них поднял мне голову и приложил ладонь к моему сердцу.

– Хорошая новость, друзья! – воскликнул он. – Его сердце еще бьется!

Потом мне в рот влили глоток бренди; это придало мне бодрости, так что я смог полностью открыть глаза и оглядеться вокруг. Огни и тени двигались между деревьев, и я слышал, как мужчины перекликаются друг с другом. Вскоре они собрались вместе, издавая удивленные и испуганные возгласы. Вспыхнули новые огни, когда остальные беспорядочной толпой повалили с кладбища, словно одержимые. Люди вокруг меня начали задавать вопросы:

– Ну как, вы нашли его?

– Нет, нет! – торопливо ответил он. – Нужно уходить отсюда,