История повествует о том, как предполагаемый врач, отвечающий на не распространенное имя Дженаис-Охар-диас, незадолго до смерти дофина сделал игрушечную лошадь достаточного размера, чтобы вместить младенца-короля, отверстие во внутреннюю часть которой было скрыто чепраком. Жена тюремщика Симона помогала в заговоре, осуществление которого было предпринято в начале 1794 года. Другой ребенок примерно такого же размера, как дофин, умирающий или отмеченный смертью от смертельной болезни, был одурманен и спрятан внутри. Когда игрушечную лошадь поместили в камеру дофина, детей обменяли, и маленького короля также одурманили для этой цели. Кажется, что рассказчик здесь либо потерял голову, либо был охвачен сильным cacoethes scrihendi, поскольку он совершенно напрасно снова втягивает в эпизод, адаптированный из троянской истории. Достойный врач с двойным именем изготовил еще одну лошадь, на этот раз в натуральную величину. В предполагаемых внутренностях этого животного, запряженного тремя настоящими лошадьми в качестве одной из четырех упряжек, был спрятан дофин, снова одурманенный. Его перевезли в убежище в Бельгии, где он был помещен под защиту принца Конде. Этот покровитель, согласно его рассказу, отправил его к генералу Клеберу, который отвез его в Египет как своего племянника под именем месье Луи. После битвы при Маренго в 1800 году он вернулся во Францию, где доверил свою тайну Люсьену Бонапарту и Фуше (министру полиции), который познакомил его с императрицей Жозефиной, которая узнала его по шраму над правым глазом. В 1804 году (все еще согласно его рассказу) он отплыл в Америку и отправился на берега Амазонки, где среди знойных пустынь (как он выразился) у него были приключения, способные поглотить зависть менее известных романтиков. Некоторые из этих приключений происходили среди племени под названием «мамлюки» – название которого, по крайней мере, напоминало о его предполагаемых египетских приключениях. Из знойных пустынь на берегах Амазонки он добрался до Бразилии, где некий «Дон Хуан», позднее португальский, а в то время регент Бразилии, предоставил ему убежище.

Покинув гостеприимный дом дона Хуана, он вернулся в Париж в 1815 году. Здесь Конде познакомил его с герцогиней Ангулемской (его сестрой!), и, согласно его собственному наивному утверждению, «принцесса была весьма удивлена», как она, собственно, и могла быть – так же, как ведьма из Эндора была удивлена появлением Самуила. Испытав отвращение к своей (предполагаемой) сестре, предполагаемый король совершил небольшую экскурсию, охватив в своем извилистом пути Родос, Англию, Африку, Египет, Малую Азию, Грецию и Италию. Когда он был в Австрии, он встретил Сильвио Пеллико в тюрьме. Проведя несколько лет в тюрьме в той же стране, он отправился в Швейцарию. Покинув Женеву в 1826 году, он прибыл во Францию под именем Герберта. В следующем году он был в Париже под именем «полковника Гюстава» и тут же возродил свой обман, называя себя «покойным дофином». В 1828 году он обратился в Палату пэров. На это обращение он, по-видимому, не получил прямого ответа; но по поводу этого барон Мунье сделал Палате предложение, что в будущем ни одно подобное заявление не должно приниматься без надлежащего подписания, удостоверения и представления членом Палаты. Он собрал вокруг себя несколько простаков, которые поверили ему. Им он рассказал ряд странных небылиц, основанных на какой-то форме извращенной правды, но всегда заботясь о том, чтобы те, о ком он говорил, были уже мертвы. Среди них была жена Симона, умершая в 1819 году. Дезо, хирург, лечивший Людовика XVII и умерший в 1795 году, бывшая императрица Жозефина, умершая в 1814 году, генерал Пишегрю, умерший в 1804 году, и герцог де Бурбон (принц де Конде), умерший в 1818 году. Приводя вышеприведенные имена, он вносит хаос в общепринятую историю – Дезо, по его словам, не умер естественной смертью, а был отравлен. Жозефина умерла просто потому, что знала секрет побега молодого короля. Пишегрю умер по схожей причине, а не от самоубийства. Фуалдес был убит, но это произошло потому, что он знал роковую тайну. Что касается одного из его мертвых свидетелей, которого звали Томас-Игнас-Мартен де Галлардон, то здесь есть вздор, который не был бы принят в детской лечебнице для идиотов. Здесь присутствует смесь языческой мифологии и христианской агиологии, которую осудил бы сам Анания. В одном отрывке он говорит о том, что внезапно увидел перед собой – он не мог сказать (достаточно естественно), откуда он пришел – некоего ангела с крыльями, в длинном пальто и высокой шляпе. Эта сверхъестественная личность приказала рассказчику сказать королю, что он в опасности, и единственный способ избежать ее – иметь хорошую полицию и соблюдать субботу. Передав свое сообщение, посетитель поднялся в воздух и исчез. Позже предполагаемый ангел сказал ему связаться с герцогом Деказом. Герцог, естественно, и достаточно мудро, передал доверчивого крестьянина на попечение врача. Сам Мартин умер, предположительно, от убийства, в 1834 году.

Революция 1830 года пробудила претензии Герберта, который теперь выступал как барон де Ричмон, и написал герцогине Ангулемской, своей (предполагаемой) сестре, возложив на нее вину за все свои беды. Но последствия этих усилий были для него катастрофическими. Он был арестован в августе 1833 года. После заслушивания многих свидетелей суд приговорил его к тюремному заключению сроком на двенадцать лет. Он был привлечен к суду под именем «Этельберт Луи-Гектор-Альфред», называя себя «бароном де Ричмон». Он бежал из Клерво, куда его перевели из Сен-Пелажи, в 1835 году. В 1843 и 1846 годах он опубликовал свои мемуары – расширенные, но опустившие некоторые из его ранних утверждений, которые были опровергнуты. Он вернулся во Францию после амнистии 1840 года. В 1848 году он обратился – не услышав – к Национальному собранию. Он умер в 1855 году в Глейзе.

Шестым «поздним дофином» был польский еврей по имени Наундорф – наглый самозванец, даже не казавшийся достаточно подготовленным временем для той роли, которую он добровольно взял на себя, родившись в 1775 году и, таким образом, будучи таким же старым при рождении дофина, каким был последний, когда он умер. Этот человек появился в Берлине в 1810 году и женился в Шпандау восемь лет спустя. Он был наказан за поджог в 1824 году, а позже получил три года тюремного заключения в Бранденбурге за фальшивомонетничество. Его можно считать довольно хорошим всесторонним – хотя и неудачливым – преступником. В Англии он был заключен в тюрьму за долги. Он умер в Делфте в 1845 году.

Последняя попытка выдать себя за Людовика XVII, седьмого, дала то, что на театральном языке можно было бы назвать «комическим облегчением» всей серии, как в отношении средств, так и результатов. На этот раз претендентом на королевский сан Франции был не кто иной, как полукровный ирокез, некто по имени Элеазар, который, по-видимому, был девятым сыном Томаса Уильямса, иначе Торакванекена, и индианки Мэри Энн Конватевентала. Эта дама, говорившая только на ирокезском, в подходящий момент заявила, что она не мать Лазаря (ирокезское имя Элеазар). Она оставила свой след, поскольку не умела писать.

Элеазар был почти идиотом до тринадцати лет; но, получив удар по голове камнем, восстановил свою память и интеллект. Он сказал, что помнит, как сидел на коленях у прекрасной дамы, которая носила богатое платье со шлейфом. Он также помнил, как в детстве видел ужасного человека; увидев изображение Симона, он с ужасом узнал его. Он выучил английский, но несовершенно, стал протестантом и миссионером и женился. Его профиль был чем-то похож на профиль типичного Бурбона. В 1841 году принц де Жуанвиль, увидев его во время своих путешествий по Соединенным Штатам, сказал ему (согласно рассказу Элеазара), что он сын короля, и заставил его подписать и запечатать уже подготовленный пергамент, который был торжественным отречением от короны Франции в пользу Луи-Филиппа, сделанным Шарлем Людовиком, сыном Людовика XVI, также титулованным Людовиком XVII, королем Франции и Наварры. Использованная печать была печатью Франции, той, что использовалась старой монархией. «Бедный индеец с необразованным умом» с очаровательной робостью сделал спасительную оговорку относительно печати, – «если я не ошибаюсь». Конечно, в отречении был пункт относительно выплаты суммы денег, «которая позволила бы мне жить в большой роскоши в этой стране или во Франции, по моему выбору». Преподобный Элеазар, несмотря на свои естественные недостатки и трудности, был более удачлив, чем его собратья-претенденты, поскольку время его обмана было более благоприятным. Луи-Филипп, который всегда стремился уменьшить опасность для своего шатающегося трона, сделал на него урегулирование из своего гражданского листа, и «последующее разбирательство его больше не интересовало».

В целом мошенничества в стиле Людовика XVII продолжались около шестидесяти лет, начиная с притворства Эрвого вскоре после смерти дофина и заканчивая в Глейзе смертью Анри Эрбера, предполагаемого барона де Ришмона, который выступал в качестве предполагаемого герцога Нормандского.

E. Принцесса Олив

История миссис Олив Серрес, как ее создала природа, была одной; она была совсем другой, когда она создала ее для себя. Результат, прежде чем история была полностью рассказана, был третьим; и, по сравнению с другим, одним из трансцендентных по важности. В целом ее усилия, какими бы они ни были и как бы эффективно они ни увенчались, показали триумф своего рода тауматургического искусства лжи; но, как и все строения, построенные на песке, они в конце концов рухнули. В простой версии – версии природы – факты были просто следующими. Она и ее брат, не имеющий значения, были детьми маляра, жившего в Уорике, некоего Роберта Уилмота, и Анны Марии, его жены. Родившись в 1772 году, она была несовершеннолетней, когда в 1791 году вышла замуж, поэтому церемония требовала лицензии, подтвержденной залогом и аффидевитом. Ее мужем был Джон Томас Серрес, который десять лет спустя был назначен маринистом короля Георга III. Г-н и г-жа Серрес расстались в 1804 году после рождения двух дочерей, старшая из которых, родившаяся в 1797 году, в 1822 году стала женой Энтони Томаса Ривса, художника-портретиста, с которым она развелась в 1847 году. Г-жа А. Т. Ривс двенадцать лет спустя подала прошение, в котором просила, чтобы брак ее матери, заключенный в 1791 году, был признан действительным, а она сама – законным ребенком от этого брака. Дело слушалось в 1861 году, г-жа Ривс вела его лично. Предоставив достаточные доказательства брака и рождения, и не встретив возражений, суд почти как само собой разумеющееся вынес запрошенное постановление. В этом деле не были затронуты никакие осложнения, связанные с рождением или замужеством г-жи Серрес.

У Роберта Уилмота, маляра, был старший брат Джеймс, который стал членом Тринити-колледжа в Оксфорде и ушел в церковь, получив степень доктора богословия. Благодаря своему колледжу он был представлен в 1781 году прихожанам Бартон-он-зе-Хит, Уорикшир. Устав его колледжа содержал запрет на брак во время членства. Джеймс Уилмот, доктор богословия, умер в 1807 году, оставив свое имущество двум детям Роберта после пожизненного пользования его братом. У Джеймса и Роберта Уилмота была сестра Олив, которая родилась в 1728 году и вышла замуж в 1754 году за Уильяма Пейна, у них родилась дочь Оливия, родившаяся в 1759 году. Роберт Уилмот умер в 1812 году.

Из этих грубых материалов г-жа Олив Серрес в свое время поставила себе задачу построить и осуществить, как только позволяли время и возможности, и как только представлялись и развивались случаи, мошеннический роман в реальной жизни и действии. Она была, однако, очень умной женщиной и в определенных отношениях – как впоследствии было доказано ее литературной и художественной работой – хорошо наделенной природой для задачи – хотя она и была кривая – которую она перед собой поставила. Ее способности проявлялись не только в том, что она могла сделать и делала в этот период своей жизни, но и в том, как она развивала свои природные дарования с течением времени. В сумме своей трудовой жизни, в которой перспектива дней сливается с перспективой лет, она коснулась многих тем, не всегда обычного рода, которые часто показывали, что она обладала выдающимися способностями, добившись успеха в нескольких областях искусства. Она была достаточно заслуженной художницей, чтобы выставить свои работы в Королевской академии в 1794 году и быть назначенной пейзажистом принца Уэльского в 1806 году. Она была романисткой, журналисткой, иногда поэтессой и во многих отношениях обладательницей легкого пера. Она была искусна в некоторых формах оккультизма и могла составлять гороскопы; она написала, в дополнение к памфлету на ту же тему, книгу о трудах Джуниуса, утверждая, что открыла личность автора – не кто иной, как Джеймс Уилмот ДД. Она писала со знанием дела, замаскированным почерком. Фактически она коснулась многих фаз литературного труда, которые входят в сферу тех, кто живет работой своего мозга. Возможно, действительно, именно ее способность как писателя помогла ей сбиться с пути; поскольку в ее практическом черчении и в ее мозгу, кишащем романтическими идеями, она нашла способ воспользоваться возможностями, предложенными ее безрассудным честолюбием. Несомненно, тесная и непоэтичная жизнь ее скромного положения в доме маляра в Уорике заставляла ее нервничать и раздражаться из-за своих естественных ограничений. Но когда она увидела свой путь к эффективной схеме увеличения своей собственной важности, она действовала с необычайной смелостью и находчивостью. Как это обычно бывает с такими натурами, когда моральные ограничения были отброшены, маятник качнулся в противоположную сторону. Поскольку она была скромной, она решила быть гордой; и, сосредоточившись на своей цели, начала разрабатывать последовательную схему, используя факты своего собственного окружения как основу своего обмана. Она, вероятно, рано поняла, что где-то должна быть основа, и поэтому приступила к изготовлению или организации для себя новой личности, в которую могли бы быть вплетены очевидные факты ее реальной жизни. В то же время она явно осознавала, что подобным образом факт и намерение должны быть переплетены во всем ее задуманном творении. Соответственно, она создала для себя новую среду, которую поддерживала поддельными документами столь искусного тщеславия и столь превосходной работы, что они вводили в заблуждение всех, кто их исследовал, пока не попали в сферу деятельности великих юристов того времени, чьи знания, логическая сила, мастерство и решимость были настроены против нее. С помощью своего рода интеллектуального метаболизма она изменила личности и условия своих собственных отношений, о которых я упоминал, всегда заботясь о том, чтобы ее история держалась вместе в существенных возможностях, и используя ненормальности тех, чьи прототипы она вводила в вымышленную жизнь.

Изменения, произошедшие в ее мире новых условий, были в основном следующими: ее дядя, преподобный Джеймс, который как человек ученый и достойный привык к высшему обществу, и как проповедник выдающихся заслуг, время от времени контактировавший с короной и двором, стал ее отцом; а она сама была ребенком от тайного брака с знатной дамой, чье личное положение и положение отразили бы важность ее дочери. Но были бы необходимы доказательства или предполагаемые доказательства какого-либо рода, и в настоящее время было слишком много людей, чьи показания были бы доступны для ее уничтожения. Поэтому ее дядя Джеймс сменил свое место и стал ее дедушкой. Обстоятельства его ранней жизни придавали этому правдоподобие двумя способами: во-первых, потому что они допускали возможность его тайного брака, поскольку ему было запрещено жениться уставами его колледжа, и, во-вторых, потому что они давали разумное оправдание для сокрытия его брака и рождения ребенка, публичность которого стоила бы ему средств к существованию.

В этот момент история начала логически развиваться, а вся схема – последовательно расширяться. Ее гений как писателя художественной литературы был доказан; и с укреплением интеллектуальной натуры наступила атрофия моральной. Она начала смотреть выше; и семена воображения пустили корни в ее тщеславии, пока безумие, скрытое в ее натуре, не превратило желания в убеждения, а убеждения в факты. Поскольку она воображала для себя, почему бы не вообразить с пользой? Все это заняло время, так что когда она была хорошо подготовлена к своему предприятию, дела в стране и мире, а также в ее вымышленном романе, продвинулись. Очевидно, она не могла начать свое предприятие, пока не исчезла возможность того, что свидетели из внутреннего круга ее собственной семьи будут привлечены против нее; так что она не могла безопасно начать махинации в течение некоторого времени. Однако она решила быть готовой, когда представится случай. Тем временем ей пришлось вести две жизни. Внешне она была Олив Серрес, дочерью Роберта Уилмота, родившейся в 1772 году и вышедшей замуж в 1791 году, и матерью двух дочерей. Внутренне она была той же женщиной с тем же рождением, браком и материнством, но другого происхождения, будучи (воображаемо) внучкой своего (реального) дяди преподобного Джеймса Уилмота ДД. Пробелы в воображаемом происхождении были таким образом заполнены, как сделано и предусмотрено в ее собственном уме, она чувствовала себя в большей безопасности. Ее дядя – так гласила ее выдумка – в начале своей студенческой жизни познакомился и подружился с графом Станиславом Понятовским, который позже стал по выборам королем Польши. У графа Понятовского была сестра – которую изобретательная Олив окрестила «принцессой Польши», – которая стала женой ее дяди