–Глаза Сергея, – краснея и улыбаясь, отвечала Маля.

–А как ты думаешь, он смотрел бы сейчас?

–Думаю, что такими же, – вполголоса ответила она.

–Ну так решайся.

–Хорошо, – она обрадовалась, как ребенок, но старалась этого не показывать. В действительности же она схватила браслет с руки Ники и надела его на свое тоненькое запястье так, будто давно уже задумала это сделать, но ждала какого-то разрешения. – Но на будущее ты должен пообещать мне, что не будешь дарить мне настолько дорогих подарков. Я ведь тебе не жена…

Он ничего не ответил, только сделал вид, что обиделся на ее слова. Она же поспешила устранить последствия своих слов, крепко обняв и поцеловав своего возлюбленного.

Следующие несколько дней Ники не смог приехать, прислав вместо себя на представление двух молодых гусар. Одного из них звали Петей Котляревским, другого, родовитого, князя – Петей Голицыным. Чтобы не путать их между собой, как среди однополчан, так и в семье Мали принято было звать Голицына Пикой, а Котляревского Пепой. Она знала их еще со времен их ужинов в Красном Селе – только тогда она не знала их имен, что не мешало им с разрешения Наследника часто садиться с ними за стол. Оба они были как двое из ларца – одинаково похожи на Наследника и в то же время друг на друга, чем невероятно смешили Малю. В то же время их созерцание не доставляло ей особого удовольствия, поскольку именно в их присутствии его отсутствие казалось ей особенно бросающимся в глаза и особенно печальным. Как будто бы он ушел навечно и оставил за себя своих товарищей, заместителей.

В один из вечеров Маля жаловалась Ники:

–Зачем ты присылаешь их ко мне?

–Чтобы хоть как-то скрасить твое одиночество, вызванное моим отсутствием.

–Но от них мне не легче. Они ходят возле меня после представления словно… адъютанты, а я ощущаю себя каким-то всеми забытым и покинутым старым военачальником на пенсии.

Ники расхохотался:

–Право, это умора! Адъютанты! Это гениально! Отныне будем звать их только так… Ангел мой, а что до того, что ты ощущаешь себя старым генералом… Ну разве может генерал станцевать вот эдакое вот?

С этими словами Ники на глазах всех присутствующих за столом нацепил на голову какой-то чепчик, вооружился найденной у лакея Степана корзинкой и стал так неуклюже и в то же время трогательно вращаться на одной ноге, пытаясь изобразить фуэте из танца Красной шапочки в «Спящей красавице». Строгий и сдержанный обычно Феликс Янович хохотал до упаду, чего уж там говорить об остальных!

Тогда он остался до самого утра. Утром, правда, явился градоначальник – и откуда он узнал местонахождение Его Высочества? Видимо, Сракач был прав, когда говорил, что они живут в самой маленькой из европейских столиц, судя по скорости и количеству сплетен.

–Виноват-с, могу я видеть Его Императорское Высочество?

Домашние уже привыкли видеть на пороге дома именитых особ всех мастей, чего никак нельзя было сказать о несчастном дворецком. При виде градоначальника у него, простого человека, началась нервическая икота и задергался левый глаз. Малю он очень насмешил, чего нельзя было сказать о Наследнике, который буквально вышел из себя и отчитал несчастного градоначальника, устроив ему принародную выволочку:

–Ты почему явился сюда?! Кто дозволял?!

–Виноват, Ваше Высочество, Его Императорское Величество всюду разыскивает Вас, велит срочно к себе на аудиенцию в Аничков-с.

–Ну и разыскивал бы себе далее, сюда-то зачем приходить? Откуда знал, что я здесь?! А ежели б меня здесь не оказалось?!

–Виноват, кругом виноват, Ваше Высочество! Пожалте во дворец, не погубите, Христом Богом прошу!

Ворча, Ники оделся и после теплого прощания с Малей отбыл. Она подремала еще немного и стала одеваться.

Утром после того яркого и запоминающегося вечера Маля почувствовала себя странно. Списав все на вино, которого на ранее вовсе не пила, но без которого отныне ни одно суаре с участием Наследника более не обходилось, Маля отправилась на репетицию, с которой вернулась раньше обычного и в куда более уставшем, а если точнее, разбитом состоянии. У нее непривычно кружилась голова, хотя на па-де-де грешить было бессмысленно – на сегодняшней репетиции она выполнила едва ли одну сотую обычной нагрузки, что никак не могло отразиться на ее самочувствии. Слабость сковала все ее тело, тошнота подступала к горлу, а внутри была такая тяжесть, будто она съела добрый пуд вяленого мяса. Растерявшись, Маля обратилась к своей сестре за советом. Будучи танцовщицей, она могла ране сталкиваться с такими же симптомами, и помочь Мале.

Однако, когда та пересказала ей признаки своей странной болезни, Юлия побелела и стала мучить ее наводящими вопросами.

–Послушай, у вас с Ники… уже было?

–Как ты можешь спрашивать такое!

–Поверь мне, это не праздное любопытство, это очень важно, ответь и скажи мне правду!

–Да, и не раз. Первый раз еще в Красном Селе, сразу после его возвращения из Японии.

–А когда в последний раз?

–Три дня тому.

Юлия вздохнула:

–Уж не знаю, радоваться тебе или плакать, а только все признаки указывают на то, что скоро кто-то станет матерью будущего Наследника престола!

Маля буквально опешила. Она не знала, как ей следует реагировать на сказанное, но изнутри ее исполняла радость от неожиданного открытия. Попросив сестру никому пока не сообщать об их неожиданном открытии, Маля стала неистово искать в голове ответ на вопрос, как же лучше сообщить Наследнику об этой радости, ведь в свете готовящейся помолвки с принцессой Алисой его это могло и не порадовать. Конечно, это ничего бы не изменило, и Маля так или иначе стала бы матерью его ребенка, даже если бы тот никогда не увидел и не узнал бы своего отца, но все равно событие было столь волнительным и непривычным, что для объяснения нужно было подобрать слова – а этого Маля не умела. Это, а также страх сбиться при устном изложении фактов побудило ее написать Ники письмо. Раньше она никогда так не поступала, но здесь случай был исключительный.

Трижды она начинала его и трижды рвала. И только на четвертый раз получилось нечто вроде:

«Милый, дорогой мой Ники! Ты часто говоришь о том, что нам когда-то предстоит расстаться, пусть даже только официально. Твои подарки мне очень дороги, но это всего лишь бездуховные вещи, которые не могут в полной мере отразить нашего с тобой отношения друг к другу. Иное дело было бы, если бы нас связывало что-то, что выше человеческого материального мира, имеет душу и память и несет в себе следы нас обоих. Нечто, что не может пропасть, стереться или истлеть, исчезнуть, унеся с собой воспоминания о самой сильной любви под луной. Я не могла сказать это тебе напрямую, поскольку это было бы бестактно и безнравственно с моей стороны – но, в то же время, какая женщина в глубине души не мечтает об этом? И только сейчас мне нестрашно сказать тебе об этом – потому что я получила хоть какое-то предвестие скорого счастья, которое будет подарено мне Господом при твоем непосредственном участии. Быть может, я пишу туманно, но ты не ошибся, все так и есть – радостная весть о скором материнстве стала для меня открытием и праздником, хотя все еще не точно и говорить пока еще очень рано, а все же удержать в себе эту радость я не просто не могу, но не имею права. И пусть даже ты будешь против продолжения жизни невинного существа, что появилось от нашей большой любви, я сохраню ее только для себя – чтобы, глядя на него, напоминать себе о прекрасных днях и постигнувшем меня в их продолжение дивном душевном состоянии, которое дается только по воле Господа, да и то не всегда и не всем. Прости, что сообщаю тебе об этом именно так, но не знаю, когда ты приедешь, и найду ли я в себе слова и смелость повторить то же, глядя тебе в глаза».

Глава VI.

Новая жизнь

«…в «Калькабрино» 1 ноября 1892 года выступила М. Ф. Кшесинская, исполнившая роли Мариетты и Драгиниаццы. Это было молодое, даровитое исполнение, носившее печать энергичного труда и упорной настойчивости. В самом деле, давно ли подвизается на сцене г-жа Кшесинская 2-я, давно ли мы говорили об ее первом дебюте, и теперь она решается заменить г-жу Брианцу. За такую храбрость, за такую уверенность в себе можно было уже одобрить милую танцовщицу. Она без ошибки делала тогда двойные туры и удивила балетоманов своими жете-ан-турнан в вариации второго действия. Да вообще все танцы, в которых прекрасно танцевала итальянская балерина, несмотря на технические пороги, г-жа Кшесинская повторяла весьма успешно. Влияние ее учителя Чекетти, несомненно, способствовало в сильной степени победе молодой танцовщицы».

А.А. Плещеев, театральный и балетный критик⁵

14 июня 1892 года, Санкт-Петербург

Получив письмо, Ники опрометью бросился к Мале, отложив все дела и немало напугав домашних.

–Ты… ты прочел мою записку?

–Да, и очень рад тому, что увидел! – он действительно выглядел очень обрадованным. Обычно искренний и открытый человек, он не был замечен в откровенной лжи, не мог он и сыграть такую эмоцию. У знавшей это Мали словно камень с души упал при виде таких чувств возлюбленного. – Думаю, что теперь жизнь наша с тобой изменится…

–Наша с тобой… но как?

–Ты же не считаешь, что надо продолжать жить с родителями?

–Но… куда мне переехать? Уж не в Аничков ли дворец?

Маля улыбнулась, но Ники был предельно серьезен.

–Думаю, надо подыскать тебе какой-нибудь домик в столице. Пусть для начала небольшой, но чтобы ты там могла чувствовать себя уютно…

–Видишь ли, мне кажется, что мать и сестра дома смогли бы помочь мне, если я почувствую себя нехорошо – я слышала, что с беременными такое часто случается. Их помощь будет для меня очень важна.

–Я же не сказал, что ты будешь жить там одна! Разумеется, мы найдем тебе и прислугу…

–И еще… не все так просто. Думаю, мой отец, ты же его знаешь с его характером… он может не одобрить такого решения.

–Что ж, для того я и здесь. Я приехал, чтобы поговорить с ним и объяснить все как есть!

–Что ты! – вскрикнула Маля и сама испугалась – обернувшись на дверь, она посмотрела, не привлекла ли кого из домашних своим окриком. – Не думаю, чтобы это была хорошая идея. Уж лучше я сама все ему объясню.

–И когда ты намерена сделать это?

–Не знаю, возможно на днях…

–Ну уж нет, – обычно робкий и нерешительный, Ники разительно изменился. Он был горяч и настойчив, и она не находила в себе сил сопротивляться его напору – возможно, так было лучше в создавшейся ситуации. – Ты сделаешь это немедленно, а я подожду тебя здесь.

–Но Ники!

–Что?! Послушай, сейчас наши отношения уже выходят за рамки твоего или моего, у нас будет ребенок, и наши потайные встречи только навредят ему. Да и моей репутации честного человека – ведь я, кажется, не давал еще поводов в ней усомниться?

–Ну что ты…

–Так и не заставляй меня делать это. Отправляйся сейчас к Феликсу Яновичу, а я подожду здесь на случай, если ваш разговор не задастся.

Разговор с отцом обещал быть для Мали непростым. Феликс Янович сидел в кабинете, нервно поглаживая усы. Он знал, что Ники приехал и ожидает в ее комнате, и потому тоже приготовился к сложной и ответственной беседе.

–Пап`а, я должна поговорить с вами…

–Я догадался, что ты пришла ко мне не просто так.

–Ники… в общем, он предложил мне поселиться отдельно от вас, чтобы не смущать лишний раз своим присутствием тебя и маму…

–Ты говоришь о Наследнике? Но ведь раньше его это не смущало… Говори, в чем причина?

–У нас будет ребенок… – тихо, опустив голову, отвечала Маля.

–Вне брака? Морганатический сын Наследника престола? Хорошенькое дело, этого еще не хватало!

–Послушайте, я не собиралась этого говорить, но решение нами уже принято. Как бы в дальнейшем ни сложилась судьба моя или Ники, ребенок в этом не виноват, и потому мы не вправе лишать его права жить или быть счастливым!

–Но ты понимаешь, что у вас не может быть будущего? Ты не станешь императрицей ни при каких обстоятельствах!

–Конечно, понимаю. Более того – мне даже известно, кто скорее всего займет место рядом с ним в обозримом будущем. Но наше минутное счастье все-таки принадлежит нам, и пусть оно станет вскоре для обоих лишь воспоминанием,.. а все же добровольно отказываться от него ни он, ни я не собираемся… – Маля обрывалась, комок подкатывал к горлу, но отступать было некуда.

–Чего же тогда ты от меня хочешь, если все мои опасения для тебя понятны?

–Я прошу лишь вашего разрешения жить отдельно. Мне важно знать, будете ли вы или мама считать мое решение предательством по отношению к вам?

–Но ты только что сообщила мне, что все решено, разве не так?

–Да, но в вашей воле…

–Запретить тебе быть счастливой? Взять на себя ответственность за тебя, Наследника и вашего ребенка? Обречь вас на мытарства? Ну уж нет. Я отец, и счастье дочери для меня важнее всего. Если вы все решили, то будь по-вашему.

Маля со слезами на глазах подошла к отцу и обняла его. Жесткий и принципиальный человек, он и сам немало расстроился, а потому предпочел, чтобы дочь не видела его слез.

–Пойди и обрадуй его. Он ведь, кажется, ожидает тебя?

–Да, папенька. Спасибо вам. Благослови вас Бог…

–И тебя. И твоего ребенка.

Она вернулась в свою комнату уже рыдая в голос. Ники был обескуражен.

–Что случилось? Он отказал?

Маля сквозь слезы помотала головой.

–В чем же тогда дело? Отчего ты плачешь? Умоляю, перестань, это ранит меня и вредит нашему ребенку!

–Понимаю, но я ощущаю себя прескверно по отношению к родителям. Отчий дом воспитал и взрастил меня, а я предаю его и словно преступница сбегаю…

Ники улыбнулся и обнял ее. Она рыдала у него на плече, а он улыбался и думал, что со временем все образуется. Она покинет дом родителей, и волей-неволей он станет выветриваться из ее головы, оставляя о себе лишь приятные воспоминания детства.

Со дня на день в Красном Селе начинался танцевальный сезон, и Маля, беременность которой пока не давала о себе знать должна была танцевать первые партии во многих спектаклях, так что вопрос поиска дома надлежало решить в ближайшие дни. Она справилась – и за несколько дней отыскала небольшой домик в Английском проспекте, 18, который Наследник для нее сразу купил.

Дом был небольшой, двухэтажный и со стороны выглядел даже немного куце, но вид имел очень уютный и потому сразу глянулся Мале. Лет десять назад знаменитый композитор Римский-Корсаков построил его для своей возлюбленной, почти сразу расстался с ней, и с тех пор в доме никто не жил. Атмосфера старины, присущая дому давней постройки, располагала к себе. Навевало ее здесь все – начиная от сада, окружавшего дом; дикого, тонущего в вековой зелени и напоминающего викторианскую Англию; и заканчивая внутренним убранством дома, отличительной чертой которого была даже мебель в старом стиле. Аккуратные, монолитные и пыльные платяные шкафы были живым свидетелем навсегда ушедшей эпохи. Такой мебели теперь было не отыскать, нынешние шкафчики напоминали скорее фанерные, здесь же все было выполнено из настоящего венгерского дуба.

Белые обои с розами, коими были оклеены все стены дома, немного выцвели и местами пожелтели от времени, но Маля не захотела их менять до поры – когда-то давно, в далеком ее детстве, похожие были в их старом доме, и потому этот раритет тоже умилял ее. Штор на окнах не было вовсе – поскольку дом был заброшен, их сняли. Маля обратилась за помощью к Сракачу – он помог подобрать материал и договорился с недорогой, но умелой швеей, об их пошиве. Мама подарила ей огромное количество всевозможных столовых приборов, так что в убранстве дома Маля не испытала никаких затруднений.

Горничная Лиза была рекомендована Сандро – несколько лет она работала в их доме в Грузии и после была привезена вместе со всей семьей Михаила Николаевича в Санкт-Петербург. Она помогала Мале устроиться и все как следует организовать – убралась, оттерла вековую пыль, при расставании с которой дом, как показалось Мале, обрел новую жизнь и заиграл новыми удивительными красками.

Первую неделю спустя, когда все работы по убранству дома были завершены, Ники навестил Малю в ее новом маленьком, но очень уютном доме. В подарок на новоселье он принес ей цепочку из белого золота с таким же кулоном. На кулоне был выгравирован его профиль. Она не хотела брать столь дорогого подарка, но в итоге согласилась – ведь он был неразрывно связан с образом любимого.

–И как тебе здесь нравится? – сияя от счастья, Маля водила Ники по комнатам дома с видом первооткрывательницы.

–По-моему, главное, чтобы нравилось тебе, ведь тебе здесь жить… То, что дом небольшой, пусть тебя не смущает – когда родится наследник, я что-нибудь придумаю, и мы поменяем его на больший.

–Какие глупости! Мне здесь очень нравится, и менять его я не хочу ни при каких обстоятельствах. Уверена, что и сыну дом будет по душе, когда он родится… Кстати, почему ты уверен, что будет сын?

–Это традиция императорского дома. Так уж повелось. Хотя я буду рад дочери ничуть не меньше.

–А я даже больше! Она непременно должна будет стать танцовщицей и перенять мою профессию, так же как я переняла ее от отца и матери.

–А сын – мою? – улыбнулся Ники. При прочих обстоятельствах сравнение его показалось бы Мале обидным, но сейчас она только мило улыбнулась и пригласила Ники обедать.

За обедом говорили о Михайловичах – им не терпелось поскорее приехать на новоселье, но вот-вот начинался сезон, и потому Маля щедро одарила их приглашением посещать ее уборную во время всего сезона в Красном Селе, когда им того захочется. Тем более, что и тут Наследник преподнес ей шикарный сюрприз – благодаря его протекции, она заняла самую лучшую уборную, которая во время прошлого сезона на несколько выступлений предоставлялась госпоже Цукки.

24 августа 1892 года, Красное Село

В этот вечер Маля с сестрой и Наследником должна была ужинать у барона Зедделера – идея принадлежала Ники, но он выполнял просьбу своего приятеля, барона, которому положительно нравилась Юлия Кшесинская, и который просил его посодействовать в их сближении. Сводничество было неприятно Ники, но он видел, что симпатия Юлии и Александра взаимна, и потому сватовством здесь не пахло. Кроме того, гусарская традиция дружить парами была уважаема Наследником, так и веселее было, и оттого появление Зедделера в его окружении импонировало настроению Николая. Он должен был заехать за Малей в театр на своем экипаже, но несколько припозднился. Хотя стояло лето и темнело сравнительно поздно, Наследник припозднился и приехал за Малей уже за полночь. Она ожидала его в маленькой аллее напротив театра, которая в темное время суток превратилась в настоящий сказочный жуткий лес. Приехав, Наследник застал Малю в оцепенении – она стояла, вжавшись в ствол дерева и дрожала от ужаса.

–Что тебя так напугало, сердце мое? Аллея пуста, чего бояться?

–Хорошенькое дело! Тебя бы сейчас сюда поставить и заставить подождать часок-другой, посмотрела бы я, как у тебя сердце уйдет в пятки!

–Ну полно, поедем прокатимся…