– Затем, что в Бурз-аль-дуне за месяц расходуют больше драконьего масла, чем во всей Альмире – за год. Драконье масло используют для всего в городе. Мерсер изобрел новый способ перегонки драконьего масла. В концентрированном виде оно превращается в превосходное экономичное топливо, однако с каждым годом его требуется все больше и больше. Если в Зыбучей пади истреблять драконов постепенно, то запасы масла удовлетворят потребности нескольких поколений, но Мерсер хочет уничтожить их разом, чтобы обеспечить себе почти монопольное владение самым ценным товаром в мире. Тогда Мерсер сможет устанавливать цены и поставлять драконье масло на своих условиях не только империи, но и всем остальным народам Терры.

– А почему он тебе все это рассказал?

– Он полагал, что после свадьбы я точно так же поступлю с Дайновой пущей и монополия станет всеобъемлющей.

– Это ужасно.

– Да.

– А почему ты этого не сказала в зале Алиор?

– Сайлас, ты же сам не дал мне возможности ничего объяснить. Вдобавок я не говорила отцу о предложении Мерсера. Если честно, я боялась, что он согласится выдать меня замуж за императора. Да, я предложила его убить, но Гертцог счел это хорошим признаком и решил, что я стала безжалостной и жестокой владычицей, достойной унаследовать престол. Что я готова окропить клинок кровью, защищая династию Мальгравов. – Эшлин умолкла, разглядывая карту. – Для народов Терры драконы важнее войн и династических устремлений. Драконы поддерживают равновесие в нашем мире. Из-за повального истребления драконов Балария почти превратилась в пустыню. В Галамаре свирепствует голод, в Листирии тоже острая нехватка продовольствия.

– Ты не обязана помогать странам на противоположном конце Терры.

– Может, и нет, но половина альмирских драконов во время Великого перелета отправляются в баларское логовище – и серокрылые кочевники, и курносые дуболомы, и шипогорлые вердены, и призрачные мотыльки. Неизвестно, почему они предпочитают гнездиться в дальних краях, а не в Дайновой пуще, но так было всегда. По-моему, это очень похоже на то, как лососи каждое лето уходят из глубин Западного моря нереститься в речной воде.

– Эшлин, послушай… – Сглотнув, Бершад продолжил: – Я знаю, что тебя волнует судьба драконов, но ты все-таки наследница альмирского престола, и тебе следует оберегать альмирцев, а не гигантских ящеров.

– Я и оберегаю своих подданных.

Эшлин развернула еще один свиток, с нарисованной ею собственноручно картой восточной Альмиры.

– Ты только что вернулся из Выдрина Утеса, верно?

– Ага.

Она указала деревню на карте.

– А ты заметил, что на берегах реки слишком много глиняных истуканов?

– Не помню. Меня больше занимал шипогорлый верден, которого я должен был убить по приказу твоего отца.

– Так вот, их там полным-полно. Жители Выдрина Утеса лепят их без устали, потому что вот уже пять лет в окрестностях царят голод и болезни. – Эшлин указала на четыре деревни выше по течению. – И с каждым днем заразный недуг распространяется все дальше. Через несколько месяцев зараза придет в Выдрин Утес.

– А при чем тут драконы?

Эшлин накрыла карту ладонью:

– Для серокрылых кочевников провинция Блакмар издавна служила охотничьими угодьями, но мой отец приятельствовал с отцом Креллина Нимбу. Во время баларского нашествия они сражались бок о бок. Поэтому Гертцог вот уже много лет посылает туда драконьеров. За последние два десятилетия в этом районе уничтожено тридцать кочевников.

Бершад кивнул. С начала своего изгнания он убил одиннадцать кочевников, но уже давно не получал грамот на драконьерство в северных краях.

– Теперь там кочевников нет вообще.

– Они сообразили, что к чему, и покинули провинцию, – сказала Эшлин. – К великому огорчению рода Нимбу. Правители Блакмара собрали столько драконьего масла, что могли бы стать богатейшим семейством в Альмире, но вместо этого спустили все деньги на драгоценные камни для украшения глиняных божков. Глупо. – Она покачала головой. – Как бы то ни было, серокрылые кочевники – единственные хищники в этом регионе, представлявшие угрозу для альмирских черных медведей. Теперь, когда медведям больше не нужно прятаться в чаще всякий раз, как над речной долиной мелькнет драконья тень, они каждый год отъедаются перед зимней спячкой и за две осени уничтожили все поголовье выдр. В реке выдр почти не осталось.

– А при чем тут люди?

– Сейчас объясню. Выдры питаются рыбой. Насекомыми. Червями. В общем, чем придется. – Эшлин облизнула губы. – А еще красными улитками-катушками, которые водятся только в этой провинции. Улитки ядовиты для всех живых тварей, кроме выдр. Когда выдры исчезли, улитки начали бесконтрольно плодиться. К северу от Выдрина Утеса их так много, что по их раковинам можно перебраться через реку, будто по мосту. В небольших дозах яд не смертелен для людей, но его постоянное употребление вызывает сыпь, чирьи, судороги и галлюцинации. – Эшлин снова указала на поселения к северу от Выдрина Утеса. – И вот уже пять лет именно такие хвори донимают жителей местных деревень. Я заставила Нимбу нанять алхимика, чтобы тот отыскал противоядие, но пока что все его старания так же безуспешны, как попытки остановить прилив веслом. В северных деревнях от помощи алхимика отказались – там надеются, что глиняные божки спасут от лесных демонов. Впрочем, даже если б они согласились, никакой помощи он предложить не смог бы. Мастер Моллеван вот уже пять лет безуспешно ищет противоядие.

Бершад решил покамест не говорить Эшлин о гибели ее алхимика. Лучше как-нибудь в другой раз.

– Если альмирские драконы этим летом улетят в Баларию и не вернутся, то во всех городах и селениях Альмиры произойдет то же самое. А в Дайновой пуще будет хуже всего.

– Почему? – спросил Бершад.

– Потому что это уникальные джунгли. Корни дайновых деревьев образуют единую подземную систему, которая простирается на многие лиги. Корневая система поражена белым плесневым грибком, однако деревья не погибают – курносые дуболомы обгладывают ядовитую плесень с древесных корней, поскольку она прочищает хронически забитые носовые пазухи этих драконов.

Бершад почесал подбородок:

– Значит, если дуболомы не вернутся, то…

– Тысячи лиг заповедных джунглей сгниют на корню. А потом первый же сезон дождей размоет почву и превратит все в грязевую хлябь. Погибнут тысячи людей. И через несколько лет на месте Дайновой пущи будет безжизненная пустыня.

Бершад рассматривал карту на полу. Один участок карты был помечен большим красным кружком, а на полях виднелись какие-то записи о призрачных мотыльках. Эшлин потеребила край карты, но не стала ничего объяснять.

– И откуда ты знаешь, что убийство Мерсера поможет все это предотвратить? – спросил Бершад. – Если уничтожение драконов приносит немалые деньги, то следующий баларский император наверняка задумает то же самое.

– Вполне возможно, – согласилась Эшлин. – Но смерть Мерсера приведет к кризису баларского правительства. Ганон, младший брат Мерсера и его преемник, слишком юн и глуп. Его больше занимают роскошные празднества, устраиваемые в честь Этерниты, баларской богини времени. Перевозка катапульт в драконье логовище – дело непростое и затратное, требующее массовых усилий и поддержки баларских государственных чиновников. Так что этим летом Ганон не успеет ничего организовать, даже если бы и задумал продолжить начинание брата. Мы выиграем время. Драконы вернутся с зимовий в Терру, прежде чем Балария оправится от гибели Мерсера. А следующий Великий перелет будет только через пять лет.

В юности Эшлин всему на свете предпочитала книги и смущалась, приказывая конюхам оседлать коня… А теперь, не моргнув глазом, повелевает убить императора. За прошедшие годы она очерствела.

– Похоже, ты абсолютно все продумала.

– Абсолютно все продумать невозможно, но теперь я понимаю, что происходит в мире. – Она сделала шаг к Бершаду. – Драконы – опасные хищники. Однако же они не только пожирают стада, но и влияют на окружающее их царство растений и животных, включая самих альмирцев. Без драконов естественный порядок нарушится. Все вокруг – и выдры, и ряска, и леса – зависит от существования драконов. Если Мерсер исполнит свой замысел, то начнутся хвори и голод. Долина Горгоны превратится в ядовитое болото. Дайновая пуща станет безжизненной пустыней. А ты можешь помочь мне остановить все это.

Бершад сжал кулак. Потом раскрыл ладонь. Несколько часов тому назад он был готов расстаться с жизнью в пиршественном зале, залитый кровью короля и пронзенный двадцатью пятью мечами. Как быстро все меняется!

– Я верю тебе, Эшлин. Извини, что я так дурно вел себя. Я ошибся, думая, что ты изменилась. – Он помолчал, подбирая слова, чтобы лучше объяснить свой внутренний разлад. – Видишь ли, изменился я сам. – Бершад закатал рукав. – Я своими руками убил шестьдесят шесть драконов. Четырнадцать лет я только и делал, что скитался и убивал. Исчезло все то, что с детских лет связывало меня с драконами. Я растратил все свои убеждения. И все то, что ты во мне любила, давным-давно рассыпалось прахом. Я больше никому не могу помочь.

Эшлин внимательно рассматривала его татуировки, скользила взглядом по карте шрамов на руках, на груди и на животе.

– Сайлас, тебе пришлось совершить немало дурного, чтобы выжить. Я тебя не виню. Но эти поступки не определяют твоего характера. Мой отец стар и болен. Он скоро умрет. И что ты будешь делать после этого? Кем станешь?

Бершад так долго жил исключительно ненавистью к Гертцогу, что уже не помнил, кто он на самом деле. И вспоминать не хотел.

– Не знаю.

Эшлин свернула свиток, отложила его в сторону.

– Твой отец грозился убить Роуэна и Альфонсо, если я откажусь, – вздохнул Бершад. – Что ты задумала?

– В порту Незатопимой Гавани стоят два корабля. Один завтра отправляется в Галамар. А вот другой… Вы с Роуэном и ваш ослик можете немедленно отправиться на нем в плавание через Великий Западный океан, за пределы Терры.

Бершад опешил.

– Путешествие через океан куда опаснее дороги через Вепрев хребет, – продолжила Эшлин. – Но это путь к свободе. Там, на дальнем океанском берегу, синие татуировки изгнанника ничего не значат. Там на них никто не обратит внимания.

Не нужно было объяснять, что Эшлин он больше никогда не увидит.

– Мне нужна помощь, Сайлас. Но я не хочу взваливать на тебя еще одну заботу. Твоих тягот на десяток жизней хватит. Ты давным-давно искупил свои грехи за то, что случилось в Гленлокском ущелье. Если ты покинешь Альмиру, мне тебя будет очень не хватать, но я пойму и приму твое решение.

У Бершада пересохло во рту. Он тяжело сглотнул:

– Ну, не знаю… Все эти годы… все, что делал я… все, что сделали со мной… вряд ли я смогу вернуться к той жизни, которой нас лишили. Хотя мне этого очень хочется… – Он осекся, не в силах найти слов.

– Не обязательно знать наверняка, – сказала Эшлин. – А решение можно принять позже. У нас еще есть время. – Она коснулась его татуированной руки, сплела его пальцы со своими. – И что бы ты ни решил, кое-что не терпит до восхода солнца.

Она притянула его к себе и обняла. Крепко поцеловала, снова прикусила ему нижнюю губу. Они стояли, впитывая тепло тел. Бершад чувствовал, как бьется сердце Эшлин. Ее рука скользнула по его груди и животу, к поясу штанов, затеребила завязки. Он стянул шелковое платье к ее талии, упал на колени и сдернул одеяние на пол. Погладил бедро Эшлин, ощутил жар у нее в паху. До кровати они так и не добрались, упали на мягкий ковер у камина. Как в добрые старые времена. Провалились друг в друга.

Потом Эшлин, закрыв глаза, лежала у него на груди. Крошечная родинка на левом веке Эшлин была знакома Бершаду с их самой первой ночи. Больно было видеть ее снова. Он с легкостью воссоздавал в памяти их прошлую жизнь, полную смеха и наслаждений, но вернуться к ней было невозможно.

Бершад коснулся запястья Эшлин, обвитого полупрозрачной нитью. Странное украшение выглядело лишним на обнаженном теле.

– Что это? – спросил он.

Эшлин села, потерла левое запястье правой рукой:

– Это моя забота, а не твоя.

– Эшлин!

– Поверь мне, Сайлас, если потянуть за эту ниточку, все усложнится еще больше.

– Я давно уже верю только Роуэну и Альфонсо, – помолчав, заметил Бершад.

– Вот и хорошо.

Эшлин перекинула через него ногу, уселась ему на живот. Бершад ощутил влажный жар ее промежности. Эшлин недоуменно поглядела на шрам, пересекавший бок Бершада, – след раны, нанесенной кочевником.

– Это же смертельное ранение!

Это и еще два десятка подобных.

– Ты уклоняешься от ответа.

– Да, и вполне сознательно.

– Ты гораздо наблюдательнее других, которые видели меня в таком положении.

– Значит, баронесса Умбрик плохо разбирается в анатомии?

– Откуда ты о ней знаешь?

– Соглядатаи донесли, – сказала Эшлин.

– Правда, что ли?

– У отца войско, у меня – соглядатаи. Даже в разлуке я хотела все о тебе знать. Мне много о чем рассказывали… По большей части о драконах, которых ты убил, и о знатных дамах, которых ты обесчестил. Но до меня доходили и слухи о твоей способности исцеляться от смертельных ран. Мои доносчики полагают, что это пустые россказни невежественных крестьян. А вот я так не считаю. Что происходит, Сайлас?

– Это моя забота, а не твоя, – ответил он.

Если Эшлин не раскрывает своих секретов, то и он не станет делиться своими.

– Что ж, тоже верно. – Она задумчиво провела пальцем по шрамам. – Может быть, к нашей следующей встрече мы с тобой освободимся от груза забот.

– Может быть, – ответил Бершад.

Она ласково коснулась татуировки на его щеке:

– Как бы там ни было, мои чувства к тебе останутся неизменными. Я люблю тебя, Сайлас. И всегда любила.

Бершад погладил ее бедра, обхватил ладонями за талию.

– Я тоже люблю тебя, Эшлин. И всегда любил.

Она наклонилась и поцеловала его, крепко и горячо. Ее соски скользнули по его груди. Эшлин прильнула к нему всем телом, улыбнулась, ощутив, что в нем снова вспыхнула страсть, и вобрала его в себя.

– Даже не свободные от забот, мы с тобой еще на кое-что способны.

Потом они лежали в кровати, слушая, как потрескивают угольки в камине. Бершад рассматривал свою татуированную руку.

Он ощущал аромат Эшлин на своей коже, чувствовал ее вкус на губах. Только сейчас Бершад осознал, как бережно хранил воспоминания о ней. Он запрятал их в самый сокровенный уголок и не заглядывал туда четырнадцать лет.

А теперь, когда воспоминания вырвались на свободу, он не хотел с ними расставаться.

Еще недавно он готов был пойти на смерть, лишь бы разделаться с Гертцогом. Он даже не мечтал о корабле, который навсегда увез бы его из Терры. Но Эшлин для него была дороже мести, дороже свободы, дороже еще нескольких лет жизни. Если спасти свою разрушенную жизнь можно, лишь отказавшись помочь Эшлин, то жить ради этого не стоит.

– Я согласен, Эшлин. Я отправлюсь в Баларию.

Она повернулась к нему:

– Правда?

– Да.

Бершад притянул ее к себе и страстно поцеловал, стараясь навсегда запомнить прикосновение ее тела.

А потом, когда за окнами вспыхнула алая полоска зари и море под стенами замка заполыхало оранжевыми отблесками, пришло время расставаться.

– Мне очень хочется остаться, – вздохнула Эшлин. – Но…

– Но нельзя, – закончил за нее Бершад. – Ничего страшного. – Он сел в постели. – Расскажи, что ты задумала.

Эшлин встала, подобрала с пола платье, расправила его.

– В порту тебя ждет корабль «Люмината». Капитан – папириец, ему можно доверять. Трое твоих спутников уже на борту. Одна из них – папирийская вдова, Вира Цзинь-сун Ка.

– Вдова? – переспросил Бершад. – Они всегда привлекают к себе излишнее внимание, сама знаешь. Черный доспех и все такое.

– На себя посмотри. Синие татуировки и все такое, – возразила Эшлин. – Вира – телохранительница моей сестры. Она намерена вызволить Каиру из плена. Ей можно доверять. Твой второй спутник – Йонмар, младший сын Элдена Греалора. У него есть письменное разрешение на драконьерство, выданное бароном Корниша. Оно позволяет тебе законным образом войти в Галамар. А еще он поможет тебе перебраться через баларскую границу.

– И для этого нужен Греалор?

– Я хотела сама все устроить, но Греалоры, торгуя ценной древесиной, обзавелись хорошими связями в Таггарстане. Вдобавок мой отец согласился отправить тебя за границу только под присмотром одного из своих прихлебателей.

– Если б я хотел сбежать, то давно бы улизнул.

– Как бы там ни было, отец настаивал на этом условии, и мне пришлось согласиться. Так что Йонмар – неизбежное зло. Гертцог выдал дорожные грамоты на его имя. Без Йонмара ты не пройдешь ни в Галамар, ни в Баларию.

– А кто третий?

– Некий уроженец Бурз-аль-дуна. Вот ему я точно не советую доверять.

– Это еще почему?

– Сам поймешь, секунды через три после знакомства. – Помолчав, Эшли добавила: – Сайлас, никто из твоих спутников не знает, зачем я отправила тебя в Баларию. Постарайся сохранить это в тайне, чтобы тебя никто не выдал, даже по случайности.

Бершад понимающе кивнул.

Эшлин натянула платье через голову и стала завязывать ленты пояса. Бершад смотрел, как она одевается, и наслаждался еще одним хорошо знакомым зрелищем из прошлого. Ему нравилось наблюдать, как ловкие пальцы Эшлин справляются с крошечными пуговками застежки на боку платья.

– А что ты будешь делать, если я провалю задание? – спросил Бершад.

Пальцы Эшлин замерли. Она молчала.

– Если тебе так важно остановить императора, вряд ли ты отрядишь для этого всего пятерых человек и осла, – продолжил Бершад. – Вот я и спрашиваю, что произойдет, если нас всех убьют.

– После вашего отъезда я созову войска, – не оборачиваясь, ответила Эшлин. – И если вы провалите задание, то пойду войной на Баларию.

Бершад удивился, хотя и понимал, что удивляться нечему. Эшлин ясно дала понять, что готова на все, лишь бы защитить драконов Терры.

– Только не начинай воевать, пока точно не удостоверишься в моей гибели, – сказал Бершад.

– Я не стала бы отправлять тебя на это задание, если бы думала, что у тебя ничего не выйдет, – сказала Эшлин. – Ты убил множество драконов, так что убийство императора для тебя – плевое дело. – Она поправила воротник платья. – А когда вернешься, я верну тебе твои родовые владения – Дайновую пущу.

– А как же Греалоры?

– С ними я разберусь. Сайлас, там, в джунглях, кое-где уцелели ягуары. Жизнь, которой тебя лишили, еще можно вернуть.

Бершад задумчиво потер шрам на предплечье.

– Эшлин, мне не место при дворе. Мне претят предательства и нарушенные клятвы, обман и ухищрения. Тебе, может, и удалось приспособиться ко всему этому, но я не могу. Поэтому и случилось то, что произошло в Гленлокском ущелье. Честно говоря, мне тошно проводить время за каменными стенами.

Эшлин обернулась к нему:

– Когда ты окружил Змиерубов в Гленлокском ущелье, я помню, как в Незатопимую Гавань приехал страж со срочным донесением от тебя. Мой отец послал тебе ответ, и на следующий день ты ринулся в битву. Я так и не узнала, что тебе ответил Гертцог.

– Это не имеет значения. Что сделано, то сделано, – вздохнул Бершад. – Я помогу тебе, Эшлин, но к прежней жизни не вернусь.

– А тебе и не придется. Я не похожа на отца. Мне все равно, как ты будешь править Заповедным Долом. И в королевский замок я тебя призывать не стану. – Она взяла его за руку. – Зато буду приезжать к тебе в гости.

Бершад легонько сжал ей пальцы и выпустил ее ладонь. Ему хотелось вернуться в джунгли Дайновой пущи, где в густых кронах таились ягуары, не меньше, чем ему хотелось быть рядом с Эшлин. Вот уже много лет это было невозможно. А теперь у него появилась надежда.

– Нет, мне придется приехать в королевский замок, – сказал он. – Привезти домой твою сестру.

Эшлин улыбнулась сквозь слезы.

– Я буду ждать, – сказала она.

Оставшись в одиночестве, Бершад с мечом на коленях сидел у окна, слушал плеск волн и глядел на разгоравшийся рассвет, перебирая в памяти все злодеяния, совершенные с клинком или с копьем в руках. Простятся ли они ему, если он убьет императора?

Так или иначе, но Бершад снова погрузился в океан мировых интриг.

И теперь надо было как-то удержаться на плаву.