LVI

Ализа глядела вслед Колену, прощаясь с ним всем сердцем. Он так любит Хлою, ради нее он шел теперь искать работу. Ему нужны деньги, чтобы покупать ей цветы и бороться с этим ужасом, который пожирает ее, угнездившись в ее груди. Широкие плечи Колена слегка поникли, вид у него был очень усталый, его светлые волосы уже не были расчесаны и уложены, как прежде. Шик бывал таким нежным и проникновенным, когда говорил о Партре или толковал какой-нибудь его текст. А ведь он и в самом деле не может обходиться без Партра, ему никогда и в голову не придет искать себе другого кумира. Партр говорит все то, что он, Шик, сам хотел бы сказать. Нельзя допустить, чтобы Партр выпустил в свет свою энциклопедию. Шик погибнет из-за нее, он, чего доброго, начнет красть или даже убьет какого-нибудь книготорговца. Ализа медленно двинулась вниз по улице. Партр все дни напролет проводит в маленьком кафе, там он пьет и пишет рядом с другими, которые тоже приходят туда пить и писать. Они попивают чаек вприкурку и слабенькие ликеры, благодаря чему им удается не думать о том, что они пишут, да еще люди там то и дело входят и выходят, не кафе, а проходной двор какой-то, а это взбалтывает осевшие в глубине сознания мысли, и тогда легко выудить наугад то одну, то другую, и даже незачем отсекать лишнее, стоит только записать их, а заодно и все лишние тоже, да развести пожиже одно в другом. Такие смеси легче проглатываются публикой, особенно женщинами, которые вообще не терпят ничего в чистом виде. До кафе было рукой подать, и Ализа еще издали увидела, как один из официантов в белой куртке и брюках лимонного цвета подкладывает фаршированную свинью Дону Эвани Марке, знаменитому игроку в сексбол, который не пил, потому что терпеть этого не мог, а поглощал одно за другим острые блюда, чтобы тем самым вызвать жажду у своих соседей. Ализа вошла. Жан-Соль Партр что-то строчил, сидя на своем обычном месте. Все столики вокруг были заняты, в зале струилась многоголосая негромкая беседа. Благодаря обыкновенному чуду, что, впрочем, вполне необыкновенно, Ализа увидела свободный стул как раз рядом с Жан-Солем и села. Свою увесистую сумку она поставила на колени и отстегнула замок. Взглянув через плечо Жан-Соля на лист, лежащий перед ним, она прочитала заглавие: «Энциклопедия. Девятнадцатый том». Ализа робко дотронулась рукой до локтя Жан-Соля, и он перестал писать.

– Вы, оказывается, дошли уже до девятнадцатого тома, – сокрушенно произнесла Ализа.

– Да, – ответил Жан-Соль. – Вы хотите со мной побеседовать?

– Я хочу просить вас не издавать вашу энциклопедию.

– Это затруднительно, – ответил Жан-Соль. – Ее ждут.

Он снял очки, жарко подышал на стекла и снова надел. Глаз его больше не было видно.

– Конечно, – сказала Ализа. – Я просто хочу сказать, что надо задержать ее выход.

– Что ж, если дело только в этом, то нам можно потолковать.

– Надо бы отложить ее лет на десять.

– Вот как?

– Да. На десять лет. Или, если угодно, еще на больший срок. Видите ли, людям надо дать возможность накопить деньги, чтобы они сумели ее приобрести.

– Это будет довольно скучное чтение, – сказал Жан-Соль Партр. – Потому что даже писать ее мне очень скучно. У меня то и дело сводит судорогой правое запястье.

– Мне вас очень жалко.

– Из-за судороги?

– Нет, – ответила Ализа. – Из-за того, что вы не хотите задержать издание.

– Почему?

– Сейчас вам объясню: Шик тратит все свои деньги на покупку ваших сочинений, а денег у него больше нет.

– Было бы куда разумней тратить их на что-нибудь другое, – сказал Жан-Соль. – Я лично никогда не покупаю своих книг.

– Ему нравится то, что вы пишете.

– Это его право. Он сделал выбор.

– Я нахожу, что он преувеличивает, – сказала Ализа. – Я тоже сделала выбор, но я свободна, потому что он больше не хочет жить со мной, и мне придется вас убить, раз вы отказываетесь задержать издание.

– Вы лишите меня средств к существованию, – сказал Жан-Соль. – Как мне получать авторский гонорар, если я буду мертв?

– Это ваше дело. Я не могу все принимать в расчет, поскольку больше всего на свете я хочу вас убить.

– Но согласитесь, что подобный довод не может быть для меня основательным.

– Соглашаюсь, – сказала Ализа, открыла сумку и вынула оттуда сердцедер Шика, который она уже несколько дней назад взяла у него из ящика стола. – Расстегните, пожалуйста, ворот вашей рубашки.

– Послушайте, – воскликнул Жан-Соль, снимая очки. – Я нахожу, что все это какая-то дурацкая история.

Он расстегнул рубашку. Ализа собралась с силами и решительным движением вонзила сердцедер в грудь Партра. Он вскинул на нее глаза, он умирал быстро, и в его затухающем взгляде промелькнуло удивление, когда он увидел, что извлеченное сердце имеет форму тетроида. Ализа побледнела как полотно. Жан-Соль был мертв, и чай его остывал. Она схватила рукопись «Энциклопедии» и порвала ее в клочки. На маленьком четырехугольном столике кровь смешивалась с чернилами, вытекшими из самопишущей ручки, и официант подошел, чтобы вытереть всю эту пакость. Ализа расплатилась с официантом, затем раздвинула концы сердцедера, и сердце Партра упало на столик. Сложив никелированный инструмент и сунув его назад в сумку, она вышла на улицу, сжимая в руке спичечный коробок Партра.

LVII

Она обернулась. Густой черный дым заволок витрину, и прохожие начали останавливаться. Ей пришлось зажечь три спички, прежде чем занялось пламя, – книги Партра никак не загорались. Владелец книжной лавки ничком лежал за конторкой, а его сердце, валявшееся рядом, постепенно охватывал огонь – из него вырывались язычки черного пламени и брызгали струи кипящей крови. Две книжные лавки, расположенные метрах в трехстах от этой, уже пылали вовсю, потрескивая и шипя, а хозяева их были мертвы. Всех, кто продавал Шику книги, ожидает такая смерть, а их лавки будут преданы огню. Ализа плакала и торопилась, она ни на миг не могла забыть выражения глаз Жан-Соля Партра, когда он увидел свое сердце. Сперва она не хотела его убивать, она думала только задержать выпуск «Энциклопедии» и тем спасти Шика от гибели, навстречу которой он упрямо шел. Все книгопродавцы были в заговоре против Шика, они хотели вытянуть у него все деньги, используя его страсть к Партру, они всучивали ему старую одежду, не имевшую никакой цены, и трубки с какими-то там отпечатками, они заслужили свою участь. Вдруг Ализа увидела слева от себя еще одну витрину с выставленными в ней переплетенными томиками. Она остановилась, перевела дух и вошла в лавку. Хозяин тут же подошел к ней.

– Что вам угодно? – спросил он.

– У вас есть Партр?

– Конечно, – ответил он. – Но, к сожалению, в данный момент я не могу предложить вам наиболее редкие издания, потому что все они обещаны моему постоянному покупателю.

– Шику? – спросила Ализа.

– Да, кажется, его зовут именно так.

– Он больше у вас никогда ничего не купит.

Ализа подошла к хозяину лавки и, словно невзначай, уронила платок. И когда тот, кряхтя, нагнулся, чтобы его поднять, она быстрым движением вонзила сердцедер ему в спину. Тут она снова расплакалась и задрожала, а хозяин упал лицом на пол, и она не посмела взять свой платок, потому что он стиснул его застылыми пальцами. Она извлекла сердцедер, между его концами было зажато сердце книготорговца. Ализа раздвинула концы инструмента, и маленькое светло-красное сердце упало на пол и покатилось к своему бывшему владельцу. Надо было торопиться. Ализа схватила кипу газет, чиркнула спичкой, сделала факел, швырнула его под прилавок и завалила остальными газетами, потом сняла с ближайшей полки дюжину томиков Николя Каласа и кинула их туда же. Распаляющееся пламя, дрожа и пыша жаром, охватило книги. Прилавок разом занялся и затрещал, магазин наполнился смрадным дымом. Ализа спихнула в огонь еще один ряд книг, ощупью пробралась к двери, сорвала, выбегая, ручку, чтобы никто туда больше не вошел, и помчалась дальше. Глаза у нее щипало, а волосы пропахли дымом, она бежала не останавливаясь, и слезы уже не текли по ее щекам, потому что ветер их тут же осушал. Она все приближалась к кварталу, где жил Шик, ей оставалось сжечь еще только две или три книжные лавки, остальные не представляли для него опасности. Она огляделась по сторонам, прежде чем войти в очередную. За ее спиной, вдалеке, поднимались к небу широкие столбы густого дыма, и прохожие спешили туда, чтобы полюбоваться на согласную работу сложных механизмов, которыми Бранд – Мейстер – Зингер оснастил корпус пожарников. Их большие белые машины промчались по улице как раз в тот момент, когда Ализа торопливо и решительно вошла в книжную лавку и притворила за собою дверь. Она поглядела им вслед сквозь стекло витрины, а хозяин подошел к ней и спросил, что ей угодно.

LVIII

– Вы, – сказал сенешаль, – стойте здесь, справа от двери, а вы, Дуглас, – продолжил он, обернувшись к другому толстому сотруднику, – слева, – никого не впускать!

Оба сотрудника, получившие приказание, вытащили свои двенадцатиствольные уравнители, прижали руку с оружием, согласно уставу, к правому бедру дулом вниз, и затянули ремни на касках так, что они глубоко врезались в их подбородки. Сенешаль вошел в дом вместе с четырьмя худыми сотрудниками. Там он также поставил по часовому с правой и с левой стороны двери, приказав никого не выпускать, а сам направился к лестнице вместе с оставшимися двумя худыми Дугласами, удивительно похожими друг на друга: смуглые лица, черные глаза и тонкие губы.

LIX

Прослушав одновременно обе пластинки до самого конца, Шик остановил проигрыватель, чтобы их сменить. Он взял две новые из другой серии. И увидел под одной фотографию Ализы, которую считал потерянной. Ализа была снята вполоборота, освещенная рассеянным светом, но один юпитер фотограф расположил, видимо, сзади, так что казалось, солнце играет в ее волосах. Не выпуская из рук найденную фотографию, Шик снова включил проигрыватель, поглядел в окно и обратил внимание на то, что новые столбы дыма поднимались теперь уже совсем близко от его дома. Сейчас он дослушает эти две пластинки и спустится вниз, чтобы наведаться в ближайшую книжную лавку. Он сел, и взгляд его упал на фотографию, которую он все еще держал в руке. Если вглядеться повнимательнее, нельзя было не обнаружить сходства между Ализой и Партром; и постепенно образ Партра все больше заслонял собою образ Ализы, это он, а не она улыбается Шику с фотоснимка, и, конечно же, Партр поставит свой автограф на любой из его книг. На лестнице раздались шаги, Шик прислушался, в его дверь постучали. Он положил фотографию на стол, остановил проигрыватель и пошел открывать. Он увидел перед собой черный кожаный комбинезон одного из сотрудников, рядом стоял второй. Сенешаль появился последним. В полутьме лестничной площадки по его красному комбинезону и черной каске то и дело пробегали какие-то отсветы.

– Ваше имя Шик? – спросил сенешаль.

Шик попятился, лицо его стало белым как мел. Он отступал все дальше от входной двери, пока не уперся спиной в стеллаж, где хранились все его сокровища.

– Что я сделал? – спросил он.

Сенешаль порылся в нагрудном кармане, вынул лист и прочел:

– «Принудительное взыскание налогов у мессера Шика с предварительной описью принадлежащего ему имущества. Полная его конфискация или даже частичная, осложненная нарушением неприкосновенности жилища. Оскорбление действием и публичное шельмование».

– Но… я уплачу налоги, – сказал Шик.

– Несомненно, – сказал сенешаль. – Потом вы их уплатите. Но прежде мы должны нанести вам оскорбление действием. А действие у нас такое длинное, что антракта вам не дождаться. Мы всегда выражаемся иносказательно, чтобы людей зря не волновать.

– Я сейчас отдам вам все свои деньги, – сказал Шик.

– Это само собой, – сказал сенешаль.

Шик подошел к столу и выдвинул ящик, где у него хранились новый сердцедер лучшей марки и никуда уже не годная полицебойка. Сердцедера на месте не оказалось, но полицебойка лежала как пресс-папье на стопке документов.

– Послушайте, – спросил сенешаль, – вы в самом деле ищете деньги, а не что-нибудь другое?

Сотрудники отошли на несколько шагов друг от друга и вынули свои уравнители. Шик выпрямился, сжимая в руке полицебойку.

– Берегитесь, шеф! – предупредил один из сотрудников.

– Нажимать на спусковой крючок? – спросил другой.

– Так просто я не дамся! – крикнул Шик.

– Хорошо, – сказал сенешаль. – Тогда мы конфискуем ваши книги.

Дуглас схватил с полки первый попавшийся том и грубым движением раскрыл его.

– Там чего-то написано, и только, – доложил он.

– Нарушайте неприкосновенность жилища! – приказал сенешаль.

Дуглас схватил книжку за переплет и стал ее трясти что было сил.

– Не смейте трогать!.. – завопил Шик.

– Послушайте, почему вы не пускаете в ход полицебойку? – спросил сенешаль. – Вы же слышали приказ, там есть пункт: нарушение неприкосновенности жилища.

– Оставьте книги!.. – взвыл Шик и прицелился, но курок дал осечку.

– Нажимать, шеф? – снова спросил сотрудник.

Переплет оторвался, и Шик кинулся к книге, отшвырнув сломанную полицебойку.

– Нажимайте, Дуглас! – приказал сенешаль, отступая к двери.

Оба сотрудника выстрелили одновременно, и Шик рухнул к их ногам.

– Приступать к оскорблению действием, шеф? – спросил второй полицейский.

Шик еще мог немного двигаться.

Он чуть приподнялся, опираясь на руки, и ему даже удалось встать на колени. Он обхватил живот руками, лицо его подергивалось, а проступивший пот заливал глаза. Глубокая ссадина перерезала лоб.

– Оставьте книги, – прохрипел он. Голос его пресекался.