Цитаты из книги «Завтра была война…»

За чаем вспоминали о Вике. Вспоминали живую – с первого класса – и говорили, перебивая друг друга, дополняя и досказывая. Люберецкий молчал, но слушал жадно, ловя каждое слово. И вздохнул: – Какой тяжелый год! Все примолкли. А Зиночка сказала, как всегда, невпопад: – Знаете почему? Потому что високосный. Следующий будет счастливым, вот увидите! Следующим был тысяча девятьсот сорок первый

В жизни будет много трагедий. Я знаю, что первая – всегда самая страшная, но надо готовиться жить, а не тренироваться страдать. – Может быть, следует тренироваться жить? – Не язви, я говорю серьезно. И пытаюсь понять тебя. – Я очень загадочная? – Искра! – У меня имя – как выстрел, – горько усмехнулась дочь. – Прости, мама, я больше не перебью. Но мать уже была сбита неожиданными и так непохожими на Искру выпадами. Сдержалась, судорожным усилием заглушив волну раздражения, дважды прикурила горящую папиросу. – Самоубийство – признак слабости, это известно тебе? Поэтому человечество исстари не уважает самоубийц. – Даже Маяковского? – Прекратить! Мать по-мужски, с силой ударила кулаком по столу. Пепельница, пачка папирос, спички – все полетело на пол. Искра подняла, принесла веник, убрала пепел и окурки. Мать молчала. – Прости, мама. – Сядь. Ты, конечно, пойдешь на похороны и… и это правильно. Друзьям надо отдавать последний долг. Но я категорически запрещаю устраивать панихиду. Ты слышишь? Категорически! – Я не очень понимаю, что такое панихида в данном случае. Вика успела умереть комсомолкой, при чем же здесь панихида? – Искра, мы не хороним самоубийц за оградой кладбища, как это делали в старину. Но мы не поощряем слабовольных и слабонервных. Вот почему я настоятельно прошу… нет, требую, чтобы никаких речей и тому подобного. Или ты даешь мне слово, или я запру тебя в комнате и не пущу на похороны. – Неужели ты сможешь сделать это, мама? – тихо спросила Искра. – Да. – Мать твердо посмотрела ей в глаза. – Да, потому что мне не безразлично твое будущее. – Мое будущее! – горько усмехнулась дочь. – Ах, мама, мама! Не ты ли учила меня, что лучшее будущее – это чистая совесть? – Совесть перед обществом, а не…

Ох, трудно-то как! – еще раз вздохнула Зиночка. – Надо, – сказала Искра. – Надо, – эхом повторила Лена. – Это в детстве – «хочу – не хочу», а теперь – «надо или не надо». Кончилось наше детство, Зинаида. – Кончилось, – грустно покивала Зина. Они еще раз глянули друг на друга, и первой к дверям пошла Искра. Ей тоже было трудно, тоже не хотелось сюда входить, но она лучше всех была подготовлена к подчинению короткому, как удар, слову «надо».

может заставить ворочать эти камни. Ну и пусть они себе ворочают, а мы будем заставлять.

Женщина не потому силища, что камни может ворочать похлеще мужика, а потому она силища, что любого мужика

– Мы – да. Мы, советский народ, открыли непреложную истину, которой учит нас наша партия. За нее пролито столько крови и принято столько мук, что спорить с нею, а тем более сомневаться – значит предавать тех, кто погиб и… и еще погибнет. Эта истина – наша сила и наша гордость, Искра.

– Истина, – вдруг неторопливо, точно вслушиваясь, произнесла Искра. – Зачем же с ней спорить, если она – истина?

Три слова, которые для любой женщины значат куда больше, чем признание в любви, ибо говорят о том, что человек хочет отдать, а не о том, что он надеется получить

Ну, а раз мы, трое большевиков, т

Мы были молоды, но жаждали не личного счастья, а личного подвига.