Цитаты из книги «Вещий Олег»

– Ты обмякла, как воск, и умелые девичьи пальцы слепили из тебя наседку для чужих цыплят, – тихо и зло сказал Хальвард. – Ты не исполнила моего повеления, и я долго буду взвешивать твою вину, чтобы понять, успела ты совершить предательство или пока еще слепо шла к нему. Кому из моих людей ты передала под надзор Инегельду?

Весами управляет тот, кто держит их в собственных руках, князь, а Новгород – всего лишь одна чаша этих весов. Киев не только середина торгового пути из варяг в греки, но и сердцевина всей славянской земли.

Рюрик терпеть не мог проявлений чужой воли и власти в своем присутствии, но – терпел, помня каждое слово берестяной грамотки Сигурда

и весь остаток дней своих на этой угрюмой земле будет греться у очага чужого счастья.

С каким наслаждением, с каким сладким томлением слушала Инегельду Альвена! Истосковавшееся по материнству сердце уже подавило в ней и недюжинный ум, и волю, и даже ту высокую боль о вырождающемся в топях родном народе, которую она искренне полагала доселе единственным смыслом всей своей жизни, ниспосланным ей богами. Слушала, но уже не слышала. Не слышала готовых ответов на еще не заданные вопросы, ловко вставленные Инегельдой в хорошо продуманный рассказ.

Она была не только умна и на редкость наблюдательна, но и обладала природным даром утонченной прозорливости, и юный возраст ее был здесь не помехой, а, скорее, подспорьем, щитом, за которым легко и просто можно было укрыться от собственной нечаянной оплошности, переждать, передумать, найти иной подход и приладить новую улыбку. Ей присуща была звериная неподвижность выжидания, и она – выжидала.

Инегельда позволила себе робко всхлипнуть – ровно настолько, насколько требовалось, – и замерла на груди Альвены, старательно вслушиваясь, как бьется ее, а не свое собственное сердце.

и ты будешь говорить на том, на каком тебя спросят, а спрашивать на том, на каком говорят вокруг, но всегда говори кратко, а слушай долго. В

Она была уже в том возрасте, когда самые тяжкие раздумья приходят к одиноким женщинам по утрам, в той неуютной тишине, в которой сон прерывается не криками детей, не ласками мужчины, а горьким безмолвием одиночества.

Хальвард оценил положение рук, посадку и в особенности прямую спину девушки: в этом проглядывала порода, этому невозможно было обучить. Не только сама Инегельда – все ее бабки и прабабки сидели именно так, как сидела она, не сутулясь и не напрягаясь.