Им было по-настоящему хорошо вместе. Они научились понимать друг друга с полуслова, с полувзгляда. Полина была бесконечно благодарна мужу за его трепетно-нежное отношение к Егору, которого он усыновил, за его безграничную любовь к ней самой, за его трогательную заботу о них обоих. Для нее он был олицетворением доброты и порядочности. С ним Полина поняла, что значит «быть как за каменной стеной». Да, Кирилл действительно стал ее «стеной», ее опорой, человеком, на которого она могла положиться и на помощь которого могла рассчитывать абсолютно в любой ситуации. Полина его, безусловно, любила… но не более чем лучшего в своей жизни друга. Вовсе не он был героем ее сексуальных фантазий. Молодую женщину мучило чувство вины – ей было невыносимо стыдно, но это было сильнее ее. Она была не в силах справиться с любовью к человеку, когда-то так жестоко обидевшему ее. И поэтому ночи, проведенные в объятиях Кирилла, становились для Полины пыткой. Когда ей приходилось заниматься с ним любовью, она прибегала к древней, как мир, женской уловке: закрывала глаза и представляла на его месте Глеба Владимировича. И тогда не нужно было изображать страсть: она становилась подлинной, а нашептываемые ему нежные слова – искренними. Но как же мучительно больно было Полине, когда, открыв глаза, она видела счастливое лицо Кирилла, который всегда и безоговорочно ей верил. В такие минуты молодая женщина ненавидела себя.

***

Начался очередной учебный год. Все сотрудники кафедры приступили к работе. Только Дина пока еще не вернулась из отпуска. Поскольку такое случалось и прежде, никого ее отсутствие особо и не встревожило: никуда не денется – появится и, как всегда, выдаст на-гора какую-нибудь умопомрачительную причину своей задержки. И вдруг – как гром среди ясного неба: Дина погибла в автокатастрофе где-то в австрийских Альпах.

***

Дина, умопомрачительно красивая девушка из глубинки, поступила на филфак захудалого частного вуза на платную форму обучения. Впервые оказавшись в большом городе, юная особа с головой окунулась в вихрь развлечений, которые он предлагал на выбор в неимоверном количестве: бесконечная череда вечеринок, клубы, бары… Ну какая уж тут учеба! Последствия не заставили себя долго ждать: на втором курсе, как ни заинтересована была администрация в сохранении поголовья студентов, ее все же отчислили.

Дина сидела на парапете набережной Невы лицом к воде, свесив ноги, и размышляла, как ей быть в создавшейся ситуации. О возвращении домой не могло быть и речи – никаких перспектив в этом захолустье у нее не было и быть не могло. Значит, придется искать работу и как-то решать проблему с жильем. Но как это все осуществить на деле, она не имела ни малейшего представления. «Господи, как это все некстати!» – с раздражением подумала Дина и вдруг услышала взволнованный мужской голос:

– Девушка, что вы делаете? Так и до беды недалеко – ведь упадете!

Оглянувшись, она увидела пожилого, но весьма импозантного человека, с неподдельной тревогой смотревшего на нее.

– А я, может, именно этого и хочу, – с вызовом ответила Дина.

Похоже, в этот момент на ее лице читалось такое искреннее отчаяние, что старик крепко ухватил ее за рукав и не отпускал до тех пор, пока она не слезла с парапета.

Пара-тройка лекций по литературе, на которых все-таки довелось побывать Дине, явно не были зря потраченным временем. Не лишенная актерского дара, она, для пущей убедительности пустив скупую девичью слезу, поведала старичку, оказавшемуся физиком-ядерщиком, академиком и при этом вдовцом, к тому же бездетным, такую душещипательную историю, что тот, растрогавшись, пригрел ее не только у себя на груди, но и в своей огромной пятикомнатной квартире.

Он был старше ее на пятьдесят с лишним лет, но это не помешало им заключить брачный союз: не жить же во грехе.

На следующий год уважаемый академик добился восстановления молодой жены в институте, а затем устроил ее перевод в престижный университет, диплом которого она и получила благодаря его заботам.

Затем любящий супруг, воспользовавшись своими многочисленными связями, пристроил ее в аспирантуру. Большой любитель поэзии, он написал ей кандидатскую, а затем и докторскую диссертации. Выполнив свою миссию, академик тихо скончался – и в тридцать два года Дина осталась вдовой. Но богатой.

***

Этим летом Дина отправилась в вояж по Европе с другом – известным политиком. Он был женат, поэтому, дабы не привлекать чрезвычайно нежелательного для него внимания представителей прессы, эти двое старались избегать популярных у туристов (особенно российских) мест. Сумасбродке Дине захотелось чего-то необычного. И пара, взяв напрокат машину, отправилась в Австрию, в местечко под названием Хинтертукс, чтобы отдохнуть от изнуряющей жары, царившей тем летом в Европе, и покататься на лыжах.

Они мчались по горному серпантину на мощном спортивном кабриолете «Феррари». Дина небрежно развалилась на переднем сиденье, задрав ноги на торпеду. Машина не вписалась в поворот и лоб в лоб столкнулась с микроавтобусом. Дина, которая не сочла нужным пристегнуться, вылетела из машины как артиллеристский снаряд. Ее долго не могли найти. Понадобилась специальная команда, чтобы вытащить из ущелья то, что от нее осталось.

Ее спутник заявил полиции, что не был знаком с пострадавшей. Он просто не смог отказать соотечественнице, попросившей подвезти ее. Девушка проигнорировала его просьбу пристегнуть ремень, результатом чего и стала ее гибель. По завершении следствия по делу он сразу же вылетел в Москву.

Вездесущие журналисты раскопали факты одновременного пересечения парой границы и их совместного проживания в гостинице.

Горе-любовнику стоило больших трудов и немалых денег устроить так, чтобы эта информация не просочилась в российские СМИ. Но он был человеком публичным, и когда Интернет запестрел переводами статей, опубликованных в западной прессе, ему все же пришлось дать интервью. Рассказывая журналистам об обстоятельствах трагедии, он настойчиво повторял версию о случайной знакомой.

Когда Полина узнала подробности гибели Дины, ей стало стыдно за то, что она подозревала Глеба Владимировича в связи с этой молодой женщиной, которая, как оказалось, любила совсем другого человека. И в то же время в глубине души, боясь признаться в этом даже самой себе, она почувствовала облегчение – ведь теперь ревновать его было не к кому…

***

Злой холодный ветер с неистовой силой бил в лицо колючими снежинками. Каким-то непостижимым образом Полина оказалась у туристической компании, где они с Глебом Владимировичем оформляли поездку в Таиланд. В окне красовался баннер с надписью: «Нет туров в Египет и Турцию, зато вас по-прежнему ждет ласковый песок тайских пляжей!»

Тогда Глеб Владимирович получил очередной грант от очередного американского университета, по которому мог поехать на конференцию, проводившуюся в Бангкоке, с кем-то из коллег. Его выбор пал на Полину, и она, ни минуты не колеблясь, согласилась. Только в аэропорту она до конца осознала всю щекотливость создавшейся ситуации. С каким настроением провожал ее Кирилл, о чем судачат сотрудники, как сложится поездка? Впрочем, нет, все это беспокоило Полину с самого начала, но она упорно старалась не думать об этом. В глубине души молодая женщина надеялась на то, что они вновь будут близки, как тогда, в псковской гостинице, хотя ей стыдно было признаться в этом даже самой себе. Да ради этого она была готова на любое безрассудство!

***

Бангкок встретил их жарой, яркими красками и цветами. Организаторы конференции были знакомы с Глебом Владимировичем и принимали его как знаменитость. Впрочем, радушие и добросердечность хозяев распространялись на всех без исключения гостей.

Темой конференции была литература Юго-Восточной Азии, и Глеб Владимирович, к удовольствию Полины, покорил всех своим сообщением о тайском поэте девятнадцатого века Сунтоне Пу. Поэт-романтик много сделал для демократизации сиамской литературы. Язык его стихов был приближен к живому разговорному, поэтому получил название «клон талат», то есть «базарный стих». Свой доклад Глеб Владимирович так и назвал: «Базарный стих сладкозвучного Сунтона Пу». Он оказался единственным иностранцем, который делал сообщение о тайской литературе, а потому пользовался особым расположением всех представителей принимающей стороны – от переводчиков до министра.

***

В аэропорту Бангкока их встречала сотрудница университета Убон с китайцем-переводчиком Колей, который русский знал так же плохо, как и тайский. Вопрос: «Как долетели?» он переводил как: «Когда улетаете?», а вместо предложения выпить кофе отправил их покупать сувениры. Все вздохнули с облегчением, когда обнаружили возможность общаться на английском.

Разместились в фешенебельном отеле и сразу же отправились осматривать архитектурный комплекс Королевского дворца.

Город напоминал улей. Казалось, ни один человек, ни одна повозка, ни один автомобиль не стояли на месте. Все двигалось, гудело и галдело.

Осмотр комплекса начали с храма Лежащего Будды, ожидающего достижения нирваны. Храм изумлял неземной красотой, погружал в сказку. Всюду сияла позолота, все сверкало и переливалось. От обилия ярких красок рябило в глазах. Около сотни ступ с замысловатыми цветочными узорами, выложенными из керамических плиток, слепили отражающимися от них солнечными лучами. Позолоченные статуи Будды, коим несть числа, стояли в окружении каменных бородатых стражей. Впечатляющее зрелище!

– Это самый большой храм Таиланда, – сказала Убон тоном заправского экскурсовода. – Он заложен еще в двенадцатом веке. Здесь в тысяча семьсот восемьдесят втором году генерал Чакри провозгласил себя королем Рамой I, основав таким образом новую династию правителей Таиланда.

Вошли в павильон с гигантской статуей лежащего Будды.

– Длина статуи – сорок шесть метров, а высота – пятнадцать, – продолжила свой рассказ Убон. – Сделана она из смеси гипса, песка и ракушек, а сверху покрыта золотом. Обратите внимание на трехметровые ступни, которые инкрустированы пластинками перламутра по черному лаку. Сто восемь рисунков на подошвах символизируют сто восемь особых качеств, отличающих Просветленного. Сто восемь – сакральное число в буддизме. Сто восемь томов содержит сборник высказываний Будды. Сто восемь бусин в буддийских четках. Такое же число покаяний и страстей. А если человек опустит по монетке в каждую из ста восьми медных чаш, расположенных вот там, вдоль стены, то он улучшит свою карму и все загаданные им желания непременно сбудутся.

От статуи великого учителя, погружающегося в нирвану после завершения череды перерождений, веяло покоем и умиротворением.

Пока Глеб Владимирович рассматривал висящие на стенах храма картины с изображениями жизненных историй семи самых известных учеников Будды, Полина подошла к маленьким металлическим горшочкам, вокруг которых толпились туристы, жаждущие чуда. Она бросала монетки в чаши в надежде на исполнение своего единственного, самого сокровенного желания…

***

Затем Убон привела гостей в храм Изумрудного Будды – главный храм Таиланда и сердце Бангкока.

В центре храма находилась священная реликвия – небольшая статуя Будды в золотом одеянии, восседающего в позе лотоса.

– Тайцы верят в могущество Изумрудного Будды. По преданию, эта статуя семь дней и ночей вырезалась на небесах и была подарена Сиаму Ашокой – первым индийским правителем, принявшим буддизм, – рассказывала гостям их добровольный гид. – Возле этой статуи правители Таиланда присягают на верность народу и стране. Только король имеет право дотрагиваться до нее. Именно он три раза в год с наступлением очередного сезона переодевает Будду в новые одежды. Традиция соблюдается по сей день со времен Рамы I.

– Я правильно поняла, вы сказали «три сезона»? А почему не четыре? – спросила Полина,

– В Таиланде три времени года, – улыбнувшись, ответила Убон. – Лето, зима и сезон дождей. Здесь лето наступает в марте и завершается в августе, зима длится с ноября по февраль, а сезон дождей приходит в сентябре и кончается в октябре.

Выходя из храма, Убон с гордостью заметила:

– Благодаря покровительству Изумрудного Будды наша страна единственная в Индокитае не была колонизирована европейцами.

– Справедливости ради стоит добавить, что это стало возможным в том числе и благодаря помощи России, – заметил Глеб Владимирович.

– То есть? – удивилась Убон.

– Когда Рама V во время своей поездки по Европе в самом конце девятнадцатого века безуспешно искал поддержки в разрешении франко-сиамского конфликта, он посетил и Россию. Его фотографию с российским императором Николаем II напечатали во всех европейских газетах, что во Франции истолковали как намерение нашей страны поддержать Сиам, а конфликтовать с ней французам был вовсе ни к чему.

– Никогда об этом не слышала, – призналась Убон.

– А о романе его сына с русской медсестрой вы, конечно же, знаете? – спросил Глеб Владимирович.

– О, да, разумеется, эту романтичную и печальную историю у нас знают все!

***

Из обители Изумрудного Будды отправились в Королевский дворец.

На пути им то и дело встречались мастерски изготовленные фигуры гаруд – ездовых птиц бога Вишну и зловещих демонов.

– А почему храм Изумрудного Будды? Ведь он сделан из нефрита, – шепотом спросила Полина Глеба Владимировича.

– Этого я не знаю, – так же тихо ответил он, – но Убон мы об этом спрашивать не будем – поищем информацию сами. А знаешь, я недавно прочел в одной статье, что эта статуя сделана вовсе не из нефрита, а из жадеита. Эти минералы хотя и очень похожи, но все-таки не одно и то же.

Королевский дворец был гораздо скромнее культовых сооружений, тем не менее поражал изяществом и гармонией.

Многочисленные туристы жаждали сфотографироваться с гвардейцами, стоящими на карауле.

– Ваши гвардейцы очень напоминают гусар русской армии, – заметил Глеб Владимирович, обращаясь к Убон.

Девушка объяснила, что форма королевских гвардейцев позаимствована у офицеров русской армии. Принца Чукрабона, обучавшегося в российской Академии Генерального штаба, так впечатлили русские гвардейцы, что он решил одеть свою армию в их форму. Правда, в последние десятилетия ее носит исключительно почетный караул короля. Но национальный гимн, созданный при участии русского композитора Петра Андреевича Щуровского, дважды в день звучит во всех уголках Таиланда.

– Да-а, – протянул Глеб Владимирович, – я и не предполагал, что и в далеком Таиланде обнаружится столь явный русский след.

– Ну что вы! Связи наших стран куда более тесные, чем может показаться на первый взгляд, – ответила Убон. – В две тысячи седьмом году, по случаю сто десятой годовщины установления тайско-российских дипломатических отношений и в память о пребывании Рамы V в Петергофе, наше правительство выделило шесть миллионов долларов на реставрацию этого шедевра.

– Однако! – многозначительно произнес Глеб Владимирович, вызвав своей репликой недоумение Убон.

***

Пройдя через рыбный рынок, изобилующий экзотическими сушеными морскими продуктами, компания села в стоящий у причала невообразимо мутной реки Чаупхрая катер, который, юрко лавируя между бесконечным потоком паромов, прогулочных катеров, баркасов, похожих на ореховую скорлупу лодочек и прочих немыслимых плавсредств, помчал их к противоположному берегу, к храму Утренней Зари.

Воспользовавшись паузой в экскурсии, Полина спросила:

– Глеб Владимирович, а что это за романтичная история, о которой знают все, кроме меня?

– Во время своего путешествия по странам Востока с тысяча восемьсот девяностого по тысяча восемьсот девяносто первый год цесаревич Николай Александрович, будущий император Николай II, посетил в том числе и Сиам – так раньше назывался Таиланд, – где был тепло встречен королем Рамой V. Кстати, исследуя творчество Сунтона Пу, я узнал, что во время своего визита в эту страну отпрыск царской фамилии побывал в театре Лакхон на представлении пьесы Пу «Пхра Апхаймани». Это была одна из основных причин, побудивших меня подготовить доклад о его творчестве.

Николай был так тронут радушием сиамского короля, что пригласил его на свою коронацию. Рама не смог приехать на церемонию, но послал делегацию во главе со своим старшим сыном. Сам же посетил Россию на следующий год – стало быть, в тысяча восемьсот девяносто седьмом году, – и его так восхитила наша загадочная северная страна, что позже он отправил своего младшего сына учиться сначала в Пажеский корпус, а затем и в Академию Генерального штаба.

Молодой принц влюбился в простую русскую девушку – кажется, ее звали Катя и она была медсестрой, – женился на ней и увез в Сиам. Вот такая она, любовь, – многозначительно закончил свой рассказ Глеб Владимирович.

– А я тоже кое-что знаю об отношениях между нашими странами, – сказала Полина. – Например, то, что статуя Будды в буддистском храме, который находится на Приморском шоссе, подарена тайским королем. К сожалению, каким и когда именно, не могу вспомнить.

Тем временем катер причалил к берегу. Необычность храма Утренней Зари, кроме того, что его главная пагода – самая высокая в Бангкоке, заключалась в оригинальной отделке его стен. Они были украшены рисунками и мозаикой из обломков цветного китайского фарфора. При свете солнца разноцветные осколки играли и переливались всеми цветами радуги.

Убон рассказала, что по легенде, очень давно в реке Чао Прайя затонуло китайское судно, перевозившее фарфоровую посуду. Местные жители, поднявшие его со дна, решили использовать осколки фарфора в украшении храма. Но этого материала не хватило, и тогда каждый житель города принес сюда чашку, тарелку или иной предмет из домашней утвари, чтобы украсить храм, лишь бы он не остался недостроенным.

***

К вечеру съехались все участники конференции, и министр образования устроил прием на огромном катере, оформленном в национальном стиле. Столы на его нижней и верхней палубах были заставлены такой изумительной красоты изысканными блюдами, что к ним боязно было даже прикоснуться. На вкус шедевры тайского кулинарного искусства оказались столь же превосходны.

– Вот это да! – восхищенно воскликнул Глеб Владимирович.

Отчалили засветло. Гости любовались берегами Чаупхрая. Утонченные силуэты буддистских храмов соседствовали здесь с гигантскими небоскребами, роскошные дворцы – с ветхими рыбацкими хижинами на деревянных сваях, уходящих под воду. Редкое очарование придавали реке стирающие белье женщины и плескающиеся подле них дети. Слева и справа от реки отходили многочисленные каналы, что напоминало паре родной Петербург.

Фольклорные ансамбли сменяли друг друга. Необычным было все: мелодии, голоса, телодвижения, костюмы. Исполнительницы то и дело приглашали гостей на сцену и предлагали им танцевать вместе с ними. Полина оказалась такой музыкальной и пластичной, что в конце шоу не уступала в исполнительском мастерстве профессиональным артисткам. Глеб Владимирович с нескрываемым удовольствием слушал комплименты мужчин в ее адрес.

Кромешная тьма южной ночи в считанные минуты накрыла реку и древний город ангелов. Оригинально подсвеченные мосты, дворцы и небоскребы придавали ему волшебное очарование. Таинственно сверкающие по берегам реки верхушки буддистских храмов даже в ночи отливали золотом.

Прогулка закончилась далеко за полночь.

– Я пришел к выводу, что тайское гостеприимство, пожалуй, вполне может соперничать с русским, – заметил Глеб Владимирович, прощаясь с Полиной.

***

Утомленная жарким и насыщенным впечатлениями днем, Полина вошла в номер и без сил рухнула в кресло. Вскоре ее сморил сон, и она оказалась у огромного фикуса, под которым восседал Будда.

– Ты просила меня об исполнении естественного для каждой женщины желания быть рядом с любимым мужчиной и вместе с ним воспитывать сына, – обратился к ней Будда. – Я исполняю все разумные желания. Выполню и твое.

У Полины затрепетало сердце в предвкушении чуда.

– Я выполню эту простую просьбу, – продолжал Будда. – Но если сделаю это немедленно, нарушится Великая гармония Вселенной и твоя жизнь превратится в ад.