С октября земля покрыта белым.
День за днём крепчают холода.
И оставив летние уделы,
Потянулись птицы в города.
Тяжело зимою бедным птичкам
В нашем снежно-северном краю,
Так однажды глупая синичка
Залетела в форточку мою.
По квартире видимо порхала,
Чтоб согреть озябшие крыла.
Колбасу копчёную склевала.
Водку из бутылки допила.
Ящики комода обыскала.
Покопалась в бельевом шкафу.
Ничего почти что не украла.
Наследила только на полу.
Но на птичку я не обижаюсь.
Пусть пичуга отдохнёт в тепле.
Форточку пошире оставляю,
Ей зерна рассыпав на столе.
Как-то раз про старину
Фильм смотрел серьёзный.
Про английскую войну
Ало-белой розы.
Очень нужное кино.
Мне, в научном плане,
Много нового дало
Для образованья.
Про Ланкастеров узнал
И про Йорков тоже.
Правда, так и не понЯл -
Кто из них хороший.
Ох, фужерчики мои,
Рюмочки, стаканчики!
Запылились вы совсем
В кухонном пенальчике.
Для чего мне выходной,
Для чего суббота?!
Не возьмут меня с собой
Братья на охоту.
И давно ко мне друзья
В гости не приходят,
И подружки без меня
Хороводы водят.
Средь застолья дураком
Трезвым восседаю.
Я такой судьбы врагам
Вряд ли пожелаю.
Вечерами лишь дела
Да с женой беседа.
Вот к чему ты привела,
Вшитая торпеда.
Тебя я увидал под Новый год.
Ты, улыбаясь на меня глядела.
И сразу вспомнил наш с тобой развод,
Как быстро всё у нас перегорело.
Её в седьмом я классе полюбил -
Красавицу Листвянского района.
За нею, как привязанный ходил
И мог часами ждать у телефона.
Тогда уже мы ссорились порой.
Бывало, даже не на шутку злился.
Ведь Гарри Поттер для тебя герой,
А я от Тараканища тащился.
Мы вместе любовались на закат
И в чувствах я сумел тебе признаться.
Потом меня призвал военкомат,
Но в ЗАГСе мы успели расписаться.
Домой вернулся через пару лет,
С весеннею апрельскою капелью,
И наконец узнал большой секрет -
Ты стала без меня фотомоделью.
Была проблема – чем тебя кормить.
Ты ж кроме мидий ничего не ела.
Пришлось моллюсков в озере ловить,
Чтоб с голодухи ты не околела.
А дальше понеслось, как снежный ком.
Что ни денёк, то споры, шум и драчка.
Ты порвала мой дембельский альбом,
А я твои портфолио с собачкой.
Ну, а теперь ты значит "Мисс январь",
Вся в блёстках, как эстрадная гитара.
Смотрю я на висящий календарь
И понимаю – больше мы не пара.
Я хочу песню спеть о пиратах.
Не о грозных скитальцах морей,
А продвинутых скромных ребятах -
Робин Гудах программных сетей.
Вспоминаю я трудные годы,
Как страну гробил пьяный урод,
Как на ладан дышали заводы
И остался без денег народ.
В то нелёгкое смутное время
С чем угодно могла быть беда,
Но программное обеспеченье
Мы имели бесплатно всегда.
Игровые программы качали
Друг у друга, без всяких забот,
А в придачу ещё получали
Их секретный компьютерный код.
И пусть люди с ментОвскою ксивой
Уверяют, пираты – жульё,
Всё равно говорю им спасибо
За счастливое детство моё.
На ветвях невысокой осинки,
В направленьи тропинки лесной,
Как любовник, сошедший с картинки,
Лапки вытянул клещ молодой.
Этим утром проснулся он рано,
Взбрызнул тело росой из цветков,
Чтобы встретить на тропке Степана
И познать комбайнёрскую кровь.
Но напрасно он хочет Степана
Повстречать на дорожке лесной.
Комбайнёр, ещё с вечера, пьяный.
У него двухнедельный запой.
Он лежит на продавленной койке
И мечтает немного поспать.
Ведь супруга придёт после дойки
И опять будет нервы трепать.
Станет кровь ему пить, нарушая
Тишину и домашний уют.
И бедняга Степан не узнает,
Что его где-то любят и ждут.
Опять холодные осенние дожди,
Сойдя с небес, запрУдили округу,
И в лужах суетятся пузыри,
Размером обогнать стремясь друг друга.
О, как надменно пыжатся они -
Те, кто урвал всех больше кислорода.
И стерегут сокровища свои,
Пока не обратятся снова в воду.
Ведь нет для них важнее ничего,
Чем вознестись над мелочью пузатой.
Плывут себе, не ведая того,
Что через миг полопаются гады.
Им ничего другого не дано,
Рождённым в грязной луже мирозданья.
Зачем смотреть в открытое окно
На эти бесполезные созданья?
Приятнее наверно подремать
Под шум дождя и сумрак непогоды.
Но как смешно за теми наблюдать,
Кто возомнил себя венцом Природы.
(оптимистическая трагедия)
В столице с утра веселится народ.
Ведь там королевская свадьба идёт.
Султан Сулейман и король Растиньяк
Венчали детей в династический брак.
Настанут спокойные вновь времена.
Исчезнет раздор и утихнет война.
Союз сей – залог для грядущих побед,
Хоть отпрыскам нет и двенадцати лет.
Средь верных вассалов, в угаре хмельном,
Правители вместе сидят за столом.
А принц и принцесса остались одни,
Чтоб ближе друг дружку узнали они.
Что делать подросткам на взрослом пиру?
Пусть лучше они поиграют в игру.
При детях оставлен лишь раб-сарацин -
Немой и послушный мулат Саладин.
Огромный и тёмный. Приплюснутый нос.
Он верен султану, как преданный пёс.
Тесак на ремне и охотничий нож.
Охранника лучше ты вряд ли найдёшь.
Не спал Саладин целый день и всю ночь.
Он сдохнуть готов за султанскую дочь.
Нет стража надёжней, чем верный болван.
Спокойно пирует султан Сулейман.
Но дети, увы, неспокойный народ.
В игре назревает крутой оборот.
Легко разговор превращается в крик,
Когда к возраженьям никто не привык.
Султанская дочь не жалела ногтей,
Но принц оказался невесты сильней.
Не справиться с принцем один на один.
Как кстати, что рядом мулат Саладин.
Принцессам невеж не пристало терпеть.
Таким лишь одно наказание – смерть!
На принца рукой указала Лэйла
И пальцем по шейке своей провела.
В столице с утра веселится народ.
Ведь там королевская свадьба идёт.
Средь верных вассалов, в угаре хмельном,
Правители вместе сидят за столом.
Весь день и всю ночь двое новых друзей
Смеялись и пили за счастье детей.
А в "детской", закончив с невежей дела,
Вдова молодая беспечно спала.
Бесшумно, по газонам с высокою травой,
Домашнее животное идёт к себе домой.
Животное устало и очень хочет жрать.
Две ночи миновало, как он ушёл гулять.
Он мирно, в полудрёме, на пуфике лежал,
Когда его на волю природы зов позвал.
На подоконник прыгнул, оставив тёплый пол,
И сетку от москитов когтями распорол.
Прокушенные ухи и расцарапан нос,
А хвост ему, от скуки, отгрыз бездомный пёс.
У школы, там, где дети, он чудом не подох -
На опалённой шерсти чернеет слово ЛОХ.
Но вот к подъездной двери животное пришло.
Знакомый двор и скверик. Знакомое окно.
И на карниз забравшись практически без сил,
Он поднятою лапкой впустить его просил.
Назойливую харю хозяйка прогнала.
Узнать в облезлой твари любимца не смогла.
Прощай уютный пуфик и мисочка с водой.
Удачи тебе, Мурзик, весь мир перед тобой.
(камикадзе – божественный ветер)
Штурвал самолёта зажатый в руке
И голову кружит хмельное саке.
Ещё до рассвета, под пенье винтов,
Божественный ветер взлетит с островов.
Он стаей крылатой помчится туда,
Где дремлют на рейде большие суда.
Чтоб в утреннем небе, оставив свой след,
Увидеть, быть может, последний рассвет.
Всё ближе и ближе отмеченный порт.
Легко умирать, если ты уже мёртв.
Когда вдалеке, прямо перед тобой,
Японское солнце встаёт над водой.
Внизу засверкали зениток огни.
Увы! Слишком поздно проснулись они.
Как ангелы смерти, с небесных вершин,
Обрушатся тридцать ревущих машин.
Под крики "Банзай!" закипала вода,
На дно отправляя большие суда.
И принял в объятья свои океан
Божественный ветер – стальной ураган.
В интернете, из-за лайка,
Я сижу, как попрошайка.
ВыкладАю чё попало.
Только лайкают мне мало.
И пою я, и пляшу я,
Носом чёртиков рисую,
Муху отправляю в рот
И смеюсь, как идиот.
Из-за селфи "в классе голый",
Чуть не выгнали из школы.
Но зато потом заснял,
Как отец меня стегал.
Ради поднятого пальца,
Я ж готов оттяпать яйца.
Или сделать харакири,
Лишь бы это оценили.
Лайки – вы моя отрада!
Вас мне очень много надо.
Чё хотите? Всё вам будет!
Только лайки ставьте, люди!
В Британии жил благородный инфант,
К поэзии с детства имевший талант.
Он пьесы чудесные мог сочинять,
Но денег ему не хватало, видать.
Решивши исправить такой перекос,
Инфант свои пьесы к барыге отнёс.
И денег он столько за них получил,
Что месяцев шесть беспробудно кутил.
А время течёт, как вода в решето.
Инфанта того и не вспомнит никто.
Зато до сих пор восхищается мир,
Какой гениальный – барыга Шекспир!
Я откинулся ранней весной,
Под аккорды апрельского ветра.
И по узкой тропинке лесной
Шёл до станции три километра.
Ветер кронами сосен играл,
То усилясь, а то затихая.
Как по струнам по ним ударял,
Моей вольной душе подпевая.
И я брёл, будто в сказочном сне,
С каждым вздохом всё больше пьянея.
Сердце громко стучало во мне,
Без чифиря от счастья балдея.
Наконец-то заветный вокзал.
В кассу очередь три человека.
И вот тут только я осознал,
Что мне некуда в принципе ехать.
Накатила такая тоска,
Аж в груди защемило от боли.
Не осталось нигде уголка.
Слишком долго я не был на воле.
Слишком долго я зону топтал,
За вонючий картофель совхозный.
Тех, кто ждал, навсегда потерял
И семью заводить уже поздно.
Это там я реальный пацан,
А на воле – бандитская рожа.
И тогда я рванул чемодан
Из блестящей, пупырчатой кожи.
Кто-то сзади истошно визжал,
Кто-то ныкал свои гарнитуры,
Ну, а я с чемоданом бежал
Прямо в лапы вокзальной ментуры.
И опять, под звонки лагерей,
Поползут дни, недели и годы,
Но ещё будут в жизни моей
Целых три километра свободы.
Я этим утром ничему не рад.
Всё чистое, как дурень, одеваю.
Меня ведут сегодня в детский сад.
Туда, где никого вообще не знаю.
Ходи теперь в него! Вставай чуть свет!
А я бы лучше оттянулся дома.
Но мне вчера хороший дал совет
Сосед наш по площадке – дядя Рома.
Он мне сказал – "Пацанчик, не робей!
Коль хочешь, чтоб тебя зауважали,
Ты выбери кого-то послабей
И отлупи. Чтоб стены задрожали!"
Как не тянул я за руку назад,
Сдала-таки в детсад меня мамуля.
И прежде чем уйти к себе на склад,
Шепнула мне – "Будь паинькой, сынуля!"
А сердце моё билось, как сверчок,
Когда техничка в зал меня впихнула.
Сказала – "Вот вам, дети, новичок"
И в сторону уборной упорхнула.
Поверьте мне, не видел рож страшней!
В руках совки, лопаточки и грабли.
А из угла, смурной, как Бармалей,
Глядит толстяк с пластмассовою саблей.
Но только я вам тоже не омлет.
Чему ехидно лыбишься, ушастый?!
Ты лучше погляди, как даст ответ
За всех за вас вон тот слабак очкастый.
И я, как лев, свирепо заревел,
Схватив евойный ворот мёртвой хваткой.
Очкастый, будто стенка, побелел
И выронил из рук своих лошадку.
Он у меня, как резаный визжал
И, вырвавшись, под шкаф ползком забился.
Но в этот миг заведущий вбежал,
И тут уж я в штанишки обмочился.
Очкастый был заведущего внук.
Попробуй здесь – добейся уважений!
И я не знал, как выяснилось вдруг,
Так много разных слов и выражений.
Но даром не прошли мои труды.
Теперь я вновь оттягиваюсь дома.
Ведь больше не берут меня в сады
Без справок, там каких-то, из дурдома.
Бесплатно
Установите приложение, чтобы читать эту книгу бесплатно
О проекте
О подписке