Звонить в квартиру Петра Сергеевича я не стал: во-первых, мне не достать до звонка. Стучать же в дверь – нелепо. Во-вторых, я рассудил, что милиция не сидит дома в рабочее время. Я написал Петру Сергеевичу записку и положил в его почтовый ящик. Потом сбегал в магазин и накупил себе кучу продуктов, а именно: пакет кефира, три сырка глазированных, лаваш, пять пакетов «быстрой» овсяной каши, пять яиц, молоко и бульонные кубики. Притащил продукты домой и стал ждать визита Петра Сергеевича. Занятий у меня хватало: пропылесосить квартиру, приготовить завтрак, поесть и… поработать над сканвордами, потому что не забывал: никто за меня мою (нашу с Евгением) работу не сделает.

Работа пошла: «каприз» – вздорное желание; «ядро»… К черту Мюнхгаузена, просто – «спортивный снаряд». Нет, это действительно слишком просто. «Основа атома» – беззубо. Скажем так: «его распад опасен». Допустим. «Калмык»: «президент Илюмжинов» – плоско. «Сын кочевого народа» – лучше, но сегодня не соответствует истине. А вот: «друг степей (Пушк.)». Кажется, попал. Кажется, работа пошла. Впрочем, надо быть начеку, не давать ход слишком сложным формулировкам. Редактор то и дело упрекает нас с Евгением в излишней интеллектуальности. Читатель, говорит он, должен разгадывать сканворд за три остановки метро, если он сидит, и за четыре, если стоит, прислоняясь к торцевой стенке. А меня, признаться, тянет на литературу. Литература – моя любовь с детства. У меня была русская бабушка и русская мама, поэтому русский язык для меня такой же родной, как эстонский. Я люблю обе литературы – русскую и эстонскую. И знаю кое-что. Меня интересовала филология. Еще в школе я увлекался структурным анализом. Раздобывал лекции тартуского профессора Лотмана и питерского профессора Иванова. Я сравнивал русский текст «Преступления и наказания» с текстом эстонского перевода, выполненным Антоном Хансеном Таммсааре. Но… цирк победил филологию. Теперь я думаю, что победила обида на природу, лишившую меня нормального роста. Победило желание вопреки всему и всем выделиться именно физически. Это у меня получилось. А потом одолело желание шевелить мозгами. И шевелю вот…

«Привоз – рынок в Одессе». «Дядя» – «благодетель Евгения Онегина». Или проще: «отец кузена». Или «кузины». «Кузины» – получше: есть какая-то игривость. Пусть будет «отец кузины». «Утенок» – «гадкий – у Андерсена». Или короче: «сын селезня». «Ржание» – «хохот в конюшне». Здорово. Мне самому стало весело, как представил…

В дверь позвонили.

Пришел сосед Петр Сергеевич. Он был без формы, это меня почему-то огорчило.

– Какие проблемы? – спросил он, поздоровавшись.

Я помнил, что Петр Сергеевич любит хороший кофе, знает в нем толк. Пошел на кухню, сварил. У меня все имелось: молотый кофе, джезва и три подставки: перед плитой, перед прилавком и перед раковиной. Имелось и солоноватое печенье «крекер». Мы разместились в креслах возле журнального столика. Здесь мне не требовалась подушка.

– Так в чем дело, сосед? – спросил Петр Сергеевич, отхлебнув из кофейной чашечки. Я рассказал подробно всю историю. Сергеич слушал, не перебивая.

– И чем же я могу тебе помочь, Валерий? – спросил он, когда я закончил.

– Петр Сергеевич, – сказал я, – помоги найти того милиционера, который…

– Так он же уволился, – пожал плечами сосед, – как я его найду? Потом, я же служу в УБЭПе, не в уголовке. Если бы он УБЭПовский был…

– Что за УБЭП? – спросил я.

– Управление по борьбе с экономическими преступлениями, – терпеливо объяснил Петр Сергеевич. – Хищения, производство контрафактной продукции, подделка лицензий, манипуляции всякие – много всего…

– Петр Сергеевич, – перебил я его. – Войди в положение. Евгений арестован. Этот лейтенант, может быть, единственная зацепка. Кроме тебя – некому. Со мной, лилипутом, кто станет разговаривать?

– Спасибо за кофе, – сказал, поднимаясь, Петр Сергеевич. – Здорово ты его варишь. Что особенно ценно – с пеночкой.

– Петр Сергеевич! – взмолился я.

– Ладно, – сказал он, – постараюсь по нашим каналам. Но обещать не могу.

Он ушел, и я остался наедине с телевизором, телефоном и своими мыслями. Я был измотан дорогой и первыми неудачами. Самое умное, что можно было придумать, это – лечь спать. Я постелил постель и отправился в душ.

Петр Сергеевич позвонил в час дня.

– Записывай телефон. 391-44-96. Антонов Юрий Архипович. Это – домашний. На службе действительно не состоит.

– Это где-то рядом, судя по номеру!

– Естественно, наш округ!

Я позвонил. Ответили довольно быстро, после третьего гудка.

– Слушаю.

– Добрый день, мне нужен Юрий Архипович.

– Это я.

Затолкалось, затолкалось что-то внутри, застучало в ребра. Наконец-то…

– Юрий Архипович, меня зовут Валерий. Мне нужно с вами поговорить.

– Что ж, подгребай. Мой дом знаешь?

– Да нет…

– Малиновый бульвар, дом десять.

– Квартира?

– Не надо – «квартира». Увидишь желтую «Газель». Я рядом буду крутиться. Только успей до двух часов: после двух разговора не будет.

– Почему?

– После двух я с хорошими людьми пью вино.

– Понятно, – сказал я, взглянув на часы.

– Кстати о вине. Можешь прихватить бутылочку крепленого. Предпочитаю «Порто». На худой конец сойдет любой «Агдам Петрович». И элементарно закусить.

– Юрий Архипович, – сказал я. – Должен вас предупредить: я – лилипут. Чтобы вы не слишком удивлялись при встрече.

– А по мне, – хоть лилипут, хоть Гулливер – один хрен.

Я быстро собрался и отправился на Малиновый бульвар. Разумеется, через магазин.

Возле дома номер десять я без труда отыскал среди припаркованных к газону машин желтую (желтую, как нарочно!) «Газель». Капот машины был открыт. Человек в синем комбинезоне копался в моторе.

– Здрасьте, – сказал я задней части комбинезона.

– Вы – Юрий Архипович?

Человек выпрямился и посмотрел на меня с изумлением.

– Правда, что ли, – лилипут?

Я улыбнулся и развел руками.

– Я подумал – спьяну померещилось, так я и не начинал сегодня.

– Да нет, – засмеялся я. – Не померещилось. Это я вам звонил час назад.

– А… это…

– Принес, – я протянул ему полиэтиленовый пакет.

Он быстро заглянул внутрь пакета и остался доволен.

– Подержи, я сейчас.

Бросил прощальный взгляд на двигатель и захлопнул капот. Открыл раздвижную дверь кузова.

– Прошу!

В кузове обнаружился старый колченогий, явно со свалки, стол с куском плинтуса вместо недостающей ноги, три того же происхождения табуретки и, как ни странно, на стене – дачный умывальник. Под умывальником – мятое ведро. На перевернутом ящике стояли грязная мыльница и захватанный пакет со стиральным порошком. И лежало несколько тряпок. На столе – стаканы, кружка, ножик и две пластмассовые вилки. Юрий Архипович быстро вымыл руки, сполоснул стаканы и в два счета откупорил, разлил, разрезал, а также вскрыл рыбные консервы. Движения его были порывисты, если не сказать – судорожны. Он быстренько «махнул» свой стакан и успокоился. Успокоившись, налил себе полстакана и у нас вина оказалось поровну.

– За знакомство!

Он выпил, я пригубил.

– Тебя как, я забыл, звать?

– Валерий.

– Валера, а как ты на машине-то ездишь?

– В каком смысле?

– Как до педалей достаешь?

– Да никак. Нет у меня машины.

– А чего пришел?

– Извините, не понял.

– Я думал, ремонт тачки, как обычно.

– Вы ремонтируете машины?

– А чем же я, по-твоему, занимаюсь?

– И эта «Газель» не ваша?

– Ясно дело, не моя. Но временно – у меня в ремонте.

Мне стало любопытно.

– Юрий Архипович, а где вы живете'?

– Да вот же в этом подъезде, на четвертом этаже.

– А здесь…

– А здесь я, будем говорить, работаю и здесь я пью вино с хорошими людьми.

Я посмотрел на него с удивлением.

– Ну, моя скандалит, если дома, – объяснил он. – И хороших людей не велит принимать. Вот ты пришел, и мы сидим по-людски. А дома – нет. Дома она бы скандалила. А честно сказать, она и ключи у меня отобрала. Утром мы вместе выходим: она на работу, я – сюда. Придет с работы – откроет. Да мне, будем говорить, и нормально. Туалета только нет. Не строят, блин, общественные туалеты! Но я к дворничихе хожу. Она пускает. Я ей коляску наладил мусор возить – она теперь пускает.

– А как же я звонил вам по домашнему телефону? удивился я.

Хмельные глаза на одутловатом лице хитро прищурились:

– А на что радиотелефон? – он вынул из кармана комбинезона массивную телефонную трубку. – Милиции без связи невозможно.

Нужно было родиться и вырасти в маленькой добропорядочной Эстонии, чтобы оценить всю дикость этой формы существования, которую мой собеседник воспринимал как норму. Однако настала пора брать быка за рога.

– Кстати, насчет милиции. Я хотел поговорить с вами об одном случае из вашей практики.

Бывший лейтенант в этот момент прикуривал. Затянувшись, он посмотрел на меня строго. Если не сказать грозно.

– Государственных и военных тайн не выдаю никому: ни лилипутам, ни Гулливерам!

От избытка деликатности он не страдал. Я заверил его, что государственные и военные тайны меня не интересуют.

– Да? – спросил он недоверчиво и уставился на меня – глаза в глаза.

– Да.

Он взял в руки бутылку, взболтнул остатки портвейна и задумчиво проговорил:

– Для разговора, будем говорить, маловато.

Я подумал, что вторая бутылка портвейна может его нокаутировать и толю, – от нашей встречи не будет вообще.

– Давайте так: я сначала расскажу, в чем дело, а потом сбегаю.

Он легко согласился и вылил остатки в свой стакан. Я – в который раз! – поведал об убийстве на маяке.

– Ладно, – проговорил Юрий Архипович. – Беги за вином. Я подумаю. – И неожиданно полез в карман комбинезона. – Давай денег добавлю.

Я сказал: «Не надо» и выпрыгнул из кузова.

Продавец, к которому я пришел за второй бутылкой «Порто», спросил: «Уже?» и посмотрел на меня с уважением.