Читать книгу «Наука о социальной политике: методология, теория, проблемы российской практики. Том II. Становление науки о социальной политике» онлайн полностью📖 — Бориса Ракитского — MyBook.

1989
Пути к консолидации: участь номенклатуры и личные судьбы «бюрократов»

В чем задача и имеет ли она решение?

Бюрократия – власть конторы, бюрократы – захватившие власть аппаратчики. Таковы буквальные значения слов, употребляемых в последние годы для обозначения якобы главного зла советской общественной системы. Реже, но тоже весьма дружно ругают и государственный характер управления. Всё, дескать, у нас обюрокрачено, всё огосударствлено, отсюда проистекают все наши беды.

Слышны и резонные возражения. В том духе, что без контор, без делопроизводства, без канцелярий, без аппарата управления – нельзя. Функция требует специализации, профессионализации ради эффективности. А с государством и того яснее: даже самая образцовая демократия есть государство. Не дошло еще человечество до тех рубежей, когда властные функции перестают быть политическими по существу и государственными по форме осуществления. Такие возражения опрокидывают поверхностное понимание бюрократии и государства, заставляют поглубже поставить вопрос о природе явлений и процессов, обозначаемых этими понятиями.

Начну с того, что на Западе (в буржуазно-демократических обществах), когда говорят о бюрократизме, имеют в виду нечто иное, чем мы в СССР. Там жизнь общества регулируется законами, то есть общество является правовым. Чьи интересы преимущественно отражают и защищают законы, – другой вопрос. Нам важно сейчас отметить, что законы не только написаны и приняты, но и действуют, имеют верховенство в системе управления. Разнообразные органы и институты власти призваны осуществлять правопорядок, поддерживать инициативу, свободные действия и противодействия в рамках законных норм. Бюрократизм в этих условиях возникает и существует как извращение в деятельности органов и институтов власти: отдельные чиновники или даже целые властные структуры начинают манипулировать законом, ставить себя выше закона, своекорыстно интерпретировать закон и правовые нормы. В результате таких действий возникает как бы параллельная властная структура, «примесь» к правопорядку, неформальная функция, извращение правила. Норма правового общества состоит в верховенстве закона, которое осуществляется через административную и – как часть ее – конторскую деятельность. Отступление от нормы, когда оно происходит, проявляется прежде всего и главным образом в том, что наряду с отправлением через контору властных и административных функций появляется незаконная власть самой конторы, выражающая не законную норму, не интерес законодателей, а интерес конторы, противопоставленный закону.

Наше общество – все еще неправовое, в нём нет верховенства закона в регулировании всех сфер жизни. Система управления по-прежнему в значительной мере является не демократической, а командно-карательной[8]. Даже если закон писан и принят, он не имеет верховной силы. Поэтому-то и пишется закон обычно в форме внутриведомственной инструкции или общей декларации. Реальной является власть, сознательно ставящая себя выше закона. То, что в правовом обществе – исключение из правила и существует неформально, прячется от общественного внимания, у нас – правило, существует как фактический принцип государственного строя, афишируется как естественное и неотъемлемое свойство системы управления. Здесь действует реальный механизм отчуждения народа от власти. Долгие годы этот механизм упорно называли демократическим централизмом, хотя в нем нет ни грана демократии. Сейчас называют бюрократизмом. Правильное ли это название? Думаю, нет, неправильное. Но если уж мы привыкли так обобщенно называть пороки нашей системы управления, то давайте хотя бы ясно осознавать смысл, вкладываемый у нас в понятие «бюрократизм».

Кстати сказать, в нашей стране о бюрократизме давно говорят не в нейтрально-управленческом смысле, а в социально-политическом – как о противоположности социалистической демократии в сфере управления. Но вот странное дело: в годы перестройки, как я замечаю, усилилась тенденция трактовать наш бюрократизм как раз на западный манер, как некое отступление от правила, как явление не политическое и даже не социальное, а скорее как ржавчину, плесень, неполадки в механизме управления. Это, по-моему, не случайность. Такой подход к бюрократизму становится объяснимым в более общем контексте – в истолкованиях характера существующей системы общественных отношений и управления, причин кризиса нашего общества и направлений его преодоления. Этот общий план не станем здесь рассматривать подробно, отметим только самое ключевое в нем.

Говорить о бюрократах и бюрократизме на западный лад (то есть как об отклонении от нормы правового государства, а не как о норме нашего неправового общества) выгодно тем, кто не желает или не готов радикально менять политическую систему, характер управления в обществе и в хозяйстве.

Им желательно представлять сложившуюся систему как в основе своей социалистическую, но только нуждающуюся в серьезной модернизации. Надо отсечь или перестроить то, что безнадежно устарело и стало «механизмом торможения». Но глубинная основа, дескать, вполне доброкачественна, отвечает принципам социализма. Бюрократизм, получается, – это то, что устарело и нуждается в отсечении или модернизации. Основа же сложившейся общественной системы бюрократизмом якобы не поражена, испытывает от него неудобства. К примеру, государственная собственность на средства производства не может проявить свои социалистические преимущества из-за бюрократической зацентрализованности управления; распределение по труду также блокируется уравниловкой и мелочной опекой со стороны центра; демократический централизм испытывает нехватку самостоятельности низовых звеньев. И так далее.

Своеобразно повели себя в условиях перестройки «борцы за чистоту марксизма» из числа схоластов и догматиков, еще недавно пропагандировавшие брежневскую действительность как реальный социализм, как будто бы состоявшееся укрепление в нашей жизни не просто социалистических, а общекоммунистических начал. Сейчас они зовут к искоренению бюрократизма, к обезвреживанию конкретных бюрократов. Наверное, им кажется, что именно отдельные бюрократы держат под спудом могучие силы общекоммунистических начал. Каждому понятно, что таким способом отыскивается ограниченный контингент виновников кризиса, чтобы можно было направить активность масс в русло борьбы с отдельными бюрократами. По принципу: «Если кое-где у нас порой…» А система управления, строй общественных отношений остаются при этом в неприкосновенности, вне очистительного воздействия активизации трудящихся. Уместно напомнить, что для В.И.Ленина механизм борьбы с бюрократизмом и победы над ним был однозначно ясен: только массовая активность трудящихся (как на производстве, так непременно и политическая) способна блокировать и победить бюрократизм и бюрократов (привилегированных лиц, оторванных от масс и стоящих над массами).

Важно, пожалуй, отметить, что концепция сведения борьбы с бюрократизмом к борьбе с конкретными людьми в аппарате, замены плохих аппаратчиков на хороших, старых на новых находит принципиальную поддержку со стороны либерально настроенных кругов и прагматически мыслящих хозяйственников. Даже левацкие радикалы поддерживают по существу эту концепцию, подначивая массы к огульному нигилизму в отношении бюрократов, аппаратчиков, чиновников.

Что же объединяет все эти, разные, казалось бы, социальные силы – от консерваторов до умеренных прогрессистов и радикальных леваков? Больше всего, пожалуй, две вещи. Во-первых, неприятие по-настоящему глубинного, качественного обновления общества, сужение содержания перестройки до задач обновления аппарата власти, но при сохранении всё же прежнего каркаса (схемы) этой власти. Во-вторых, боязнь допустить массы трудящихся к настоящему историческому творчеству, созидательной деятельности, реальному народовластию. Даже левацкие радикалы, буквально «заводящие» народ на решительные акции, отводят этому народу роль средства разрушения без созидания, активизируют массы на разрушительных идеях, а не на созидательных. Народ, по их мысли, должен решительно действовать в соответствии с лозунгами, указанными вождями. В случае, если вожди выбрасывают лозунги типа «Бей!», «Долой!», «Гнать в шею!», масса сейчас готова идти за ними. Но куда идти? С каким сердцем, с какой душой?

Революционный подход к перестройке противостоит всем другим. И в набольшей мере это относится к названным выше двум проблемам. Первая – глубина обновления общества и системы управления. Масштаб преобразований понимается как смена типа общества: тоталитаризм (сталинизм) должен уступить место демократии, социалистической демократии; командно-карательная система руководства должна быть заменена демократическим управлением. Решение второй проблемы – движущих сил революции – видится столько же четким: демократическую революцию, выход из казарменного «социализма» как исторического тупика может совершить только народ, трудовая сознательная масса. Отсюда и задача: покончить с отчуждением народа от власти, завоевать реальное народовластие.

Сказанного, полагаю, достаточно, чтобы окончательно обозначить альтернативность подходов к бюрократизму и бюрократам.

Один подход, объединяющий тех, кто не приемлет перестройки или же не доводит её до революции и реального народовластия, определяет понимание бюрократизма как отклонения от принципов, искажения основ существующей системы управления. Сами основы и принципы при этом рассматриваются как доброкачественные, социалистические. Бюрократизм – нарост на живом теле социализма, надо его убрать. А как? Надо определить тех конкретных бюрократов, которые повинны в крайностях, в вопиющих извращениях, и отстранить их от должностей, заменить новыми кадрами. Другие, не столь глубоко погрязшие в бюрократизме, должны перестроиться. С них надо и спросить, и помочь им войти в перестройку. Наконец, надо выдвинуть новые силы, найти их среди активистов и инициаторов хороших перестроечных дел. Во все этой работе следует обратить внимание на изменение стиля и методов работы. Например, отказаться от командования, запугивания людей, шельмования, меньше заседать и писать решений, а больше действовать, бывать в трудовых коллективах, вступать в диалог и т. п. Словом, надо осуществить комплексное обновление аппарата власти, чтобы сделать наш социализм демократическим.

Другой, революционный подход определяет совершенно иное решение всех этих вопросов. Начиная с того, что «наш социализм» – не социализм, так как народ отчужден от власти, не имеет возможности самостоятельно строить свою жизнь. И то, что у нас принято называть бюрократизмом, – не отклонение от добротной в общем-то основы, а сама основа, сам стержень казарменного псевдосоциализма. Это командно-карательная власть, осуществляемая устойчивой социальной группой – номенклатурой. В отличие от бюрократии, этого изъяна, характерного для правового общества, номенклатура есть закономерная составная часть социально-кастовой структуры тоталитарного общества. Она – не нарост на социалистической основе, а сама основа несоциалистического общественного организма, узурпатор власти народа. Суть революции – в переходе от власти номенклатуры к власти народа. Острие борьбы должно быть направлено именно на перемену глубинного характера власти, ибо только такая перемена делает небессмысленной работу по замене одних учреждений другими, старых аппаратчиков – новыми. Без замены же власти номенклатуры властью народа произойдет лишь омолаживание номенклатурной власти, переоснащение и совершенствование командно-карательных методов управления.

Из революции любят делать пугало, стращать ею склонных к испугу. Между тем в революции всегда заложен огромный созидательный заряд, способность разрешить проблемы практически всех здоровых социальных сил. Правда, для этого требуется обеспечить мирный ход революции. В СССР мы уже подошли к рубежу, когда вопрос о мирном развитии перестройки стал центральным политическим вопросом. Шанс мирного движения вперед есть. И, кстати сказать, в решающей мере использование этого шанса зависит от поведения номенклатуры. Борясь с бюрократизмом и бюрократами, следует отказаться от узколобой идеи сведения счетов с бюрократами, их обзывания, смещения с постов, запугивания. Есть смысл думать, как обращаться с власть имущими, чтобы на пути к народовластию обошлось без кровопролития, без разорения страны. Стоит думать, ибо задача имеет решение.

Дорога от номенклатуры к народу сложна, но открыта каждому

На чем основано убеждение, что мирное развитие перестройки реально возможно?

Отчуждение народа от власти и властей от народа проходит, несомненно, свои стадии и имеет свои ступени, как и всякий противоречивый (живой) общественный процесс. Крайняя стадия отчуждения – враждебное противостояние, отношения законченных антагонистов, исключающих друг друга из своего желаемого будущего. По моим наблюдениям и оценкам, в нашей стране до такого уровня отчуждения дело, к счастью, еще не дошло. Все еще возможны диалог, сотрудничество, взаимодействие народа и властей. Не буду приводить многих аргументов в подтверждение этого вывода. Нет среди них абсолютно доказательного, да и быть не может, ибо только реальное дело, реальное взаимодействие народа и властей может подтвердить мою гипотезу. И все же попытаюсь аргументировать, чтобы было яснее, о чем и в связи с чем идет речь.

Бросается в глаза, что наш народ не ставит, как говорится, крест на властях, не считает закономерными и понятными события и действия вроде тех, что произошли 30 октября 1988 г. в Минске или 9 апреля 1989 г. в Тбилиси. Разнообразные несуразности в решении хозяйственных вопросов относятся и до сих пор на счет неких «вредителей» или «бюрократов», то есть не на счет властей в целом, а чаще все-таки на счет отдельных лиц. Очень охотно передаются слухи и поддерживаются мифы о прогрессивных людях в руководстве, об их противостоянии консерваторам. Не зная ровным счетом ничего о взаимоотношениях между высшими руководителями, о различии или сходстве их взглядов, более того, слыша только утверждения о коллективном руководстве и о монолитной сплоченности высшего руководства, народ все же придумывает отдельных носителей зла, возлагает на них персонально ответственность за неурядицы.

Именно это помогает удерживать распространенное убеждение, что нами правят друзья народа, озабоченные нашими нуждами и думающие только о том, как бы направить жизнь к народному благу, поддержать все ценное, интересное, полезное. На самый крайний случай и сегодня готово объяснение необъяснимого: высший руководитель не знает о безобразиях, ему не говорят, от него скрывают. Из всего этого проистекает волна писем и инициативных записок снизу вверх с надеждой «открыть глаза», помочь, подсказать и т. п.