Равнодушных не было. Такую всенародную любовь Россия проявит только к Сталину, через много-много лет. А сейчас, как это у великого поэта и драматурга, а заодно дипломата, композитора и пианиста Александра Сергеевича Грибоедова в его знаменитом, растащенном на цитаты произведении «Горе от ума»:

Кричали женщины: Ура!

И в воздух чепчики бросали…

Правда, женщин среди нас не было, а так сходство полное. Вспоминается еще, при взгляде на нашего молодого спутника Прокофия, обращение Фамусова к постоянно козыряющему обновками Петрушке оттуда же:

Читай не так, как пономарь,

А с чувством, с толком, с расстановкой…

Хотя наш-то, судя по старательному выражению на лице, читает так, как надо, старается.

Отшумев вволю, вече началось. Вначале писец вычитывал с бересты о предмете обсуждения. Затем представители разных точек зрения излагали по очереди свою позицию. Потом предлагалось обсудить все это и проголосовать.

По первым двум, совершенно рутинным вопросам особых разногласий не было. Поговорили, немножко пошумели, решили. А вот третья тема задела людей не на шутку, и понеслось!

Заспорили. Затем заорали, хватая друг друга за грудки. А потом началась массовая драка. И-эх! Раззудись плечо, размахнись рука! Седобородые купчины бойко вламывали оборванцам посохами по голове, те хватали их за объемистые бороды. Бояре каким-то чудом устранялись от этого праздника жизни. Может быть, просто потому, что тема сегодняшнего обсуждения их напрямую не касалась?

Я, конечно, много драк повидал благодаря кинематографу, изобретенному братьями Люмьер, но они были все-таки другими: массовость в них редка, такого, чтобы боролись две партии народа без каких-нибудь мечей в руках, тоже не увидишь.

Обычно вся нанятая главным врагом или спецслужбами, толпа бросается на суперобученного главного героя, и он разбрасывает их с привычной легкостью и быстротой, задерживаясь только на последнем, аналогично обученном противнике. Вот с тем приходится повозиться!

Во-первых, основного персонажа что-нибудь лишает части боевитости: ранение руки или ноги, он частично связан, магическое или иное вредоносное, типа яда, воздействие, ослабляет невиданную силу, скорость реакции, зрение; запрет на использование части приемов разными табу или клятвами; неравноценность положения: враг сверху, иной раз в управляемом его злой волей и ловкостью умелых ручек полете; иной раз наносит удар из-за угла, внезапно сбрасывая личину друга или сочувствующего, любящей от всей души женщины.

Во-вторых, идет защита гада оставшимися бойцами из массовки (которые в реальной жизни, а не в кино – мастера рукопашного боя, у китайцев – чемпионы небольших, по 20-30 миллионов человек, провинций по ушу или кунг-фу), чудом уцелевшие от первого броска через бедро.

В-третьих – вражина применяет разнообразные подлейшие трюки, которым нет оправдания в глазах порядочного человека и приличного, с выраженным чувством чести, поединщика: подкрадывается со спины, пытается ударить мужчину между ног, прыгает сверху и еще много, много всего.

Четвертое – наличие оружия против безоружного симпатяги. В ход идут копья, палицы, сабли, сияющие мечи, луки и арбалеты, огнестрелы всех видов, очки ночного видения и прочее, изобретенное за тысячи лет человечеством, против других людей, зверей, птиц или инопланетян.

Всяческое оборудование для иной деятельности: строительные и водные пистолеты, дрели, бензопилы, в общем, все, что есть под рукой, тоже имеет место быть.

Чтобы извести ворога, применяются различные нетипичные штуки. Американцы, например, любят пришибить врага окончательно электричеством.

И последний подлый финт негодяя – прикрыться жизнью заложника, ребенка или девушки. В общем, мышление мерзавца так же оригинально, как и у сценариста.

Вдобавок, в фильме всегда четко осознаешь: играют нанятые люди, профессионалы этого дела ставят им трюки. После съемки они все мирно пойдут по домам к своим мишкам и зайкам, кушать и попивать кто-что: чай, кофе, виски, бренди, водку. Если кто-то, не дай бог, пострадает, это ЧП! Об этом пишет пресса и показывает телеящик.

А тут – дерущиеся, реальные и живые, травмы настоящие, которых сейчас и не чуют в горячках, а вот потом так заболит, что аж заохаешь или взвоешь. Могут второпях и убить между делом. А искать виновных в страшном злодействе никто и не будет – дело-то житейское, обычное.

Эта разница чувствовалась и в кинематографе далекого будущего: фильмы очень четко делились на художественные и документальные, и первые частенько имитировали вторые. А такие драки я, в реальной-то жизни и не видывал, вырос уже не в то время.

Мне говорили, что лет за десять до моего рождения, ходили драться район на район в Костроме. Потом советская милиция, не мудрствуя лукаво, всех заводил просто пересажала.

Мой родной дедушка любил драться с парнями бабушкиного села и этим был очень славен. Видимо, от души старался, чтобы моя мама, а потом и я, появились на свет. И за это ему – колоссальное спасибо!

В царское время просто было принято по выходным даже и в городах биться стенка на стенку. Сейчас в Новгороде самая значительная схватка – на мосту через Волхов, между Софийской и Торговой сторонами, которая никем не осуждается, и ей не чинится никаких препятствий ни со стороны властей, ни со стороны церкви, ни от родственников дерущихся.

Это, видимо, идет с тех давних пор, когда воинов-профессионалов еще не было и на защиту своей земли вставали все мужчины, от мала до велика. Надо было заранее привить им навык держаться плечом к плечу, и не бояться неизбежных в этом деле травм.

Собственно, и русские народные танцы для мужского пола, произрастали тоже от того же корня. Все эти присядки, махи руками от плеча и обеими ногами от бедра в прыжке, очень быстрое вращение вокруг собственной оси и движение колесом, опираясь на собственные конечности, – это вам не хороводы водить!

У девятнадцатилетнего князя при виде этой народной забавы, видимо, кипела кровь в жилах от желания тоже принять участие в бойцовском танце. Он даже начал подпрыгивать и ерзать на своем переносном деревянном престоле. Ближайший к Мстиславу седобородый боярин, понаблюдав за княжескими ужимками и прыжками, и приставленный, наверное, Мономахом-отцом следить за порядком, решительно подошел к нам и велел начинать.

Мы подобрались. Пономарь перестал зевать. Народное действо ничуть его не увлекало, и не возбуждало. Я взялся перебирать струны у домры и вспоминать стихотворный текст. Но странное дело, пошло пять минут, потом десять, а команды от непосредственного руководства так и не поступало.

Посмотрел на Николая: бледный, губы трясутся и шевелятся. Господи! Он же испугался! Странные все-таки существа люди.

Человек, который свою смелость за время нашего недолгого знакомства показал три раза, а за всю жизнь и не знаю сколько, струхнул проговорить несколько слов перед толпой сегодня. Протоиерей дерзил епископу, пытаясь возвести своего покойного учителя в ранг святого, прекрасно при этом понимая, что строгий приезжий начальник может заслать его самого на такие выселки новгородской земли, в захудалую церквушку, от которой при нужде до города за три дня не доедешь. Не испугался ничуть.

Потом изгнал из боярской дочери беса, прекрасно зная, что от нечистого духа, при этой процедуре жди любой гадости. И не думал бояться.

Вышел против здоровенного пресмыкающегося с одной рогатиной – никакой бледности и тряски, – и это без всякого охотничьего опыта. Конечно, можно было бы подумать, что он положился на тертого меня, но церковник был заранее предупрежден, что я такую гадость в жизни и не видывал.

А рассчитывать в таком страшном деле на малознакомого человека просто глупо. У меня было, что и человек, которого я считал другом в прежней жизни, шуршал по кустам, пока я бился с напавшим на нас каратистом. А протоиерей совсем не дурак, далеко не трус. И вдруг сник.

Аналогичная история, правда, произошла и с бывшим атаманом ушкуйников Матвеем, имевшим даже среди них дерзкое и отнюдь не ироническое прозвище – Смелый. Он сейчас на нашей с ним лесопилке доски пилит, работает. Но того подкосила большая первая любовь. Да, неисповедимы пути Господни!

Надо было спасать положение и без участия руководства. Я вышел вперед, вскинул вверх правую руку и заорал во всю мощь своего голоса:

– Тихо!

Площадь довольно-таки быстро стихла и перестала драться: а вдруг любимый князь что-нибудь важное скажет? Сегодня не дождетесь!

Кратко описал будущее строительство каменной церкви. Особо подчеркнул, нагло пользуясь всенародной любовью к Мстиславу, что это его идея и он будет за стройкой присматривать. Тут же пожаловался на недостаточность финансирования и попросил от своего имени помощи у новгородцев. Толпа одобрительно загудела:

– Поможем! Князь доволен будет! Не посрамим землю Новгородскую!

Видимо пора. Постарался выставить голос, усиленный ведуном, под мальчишеский, еще не сломавшийся голос, пытаясь добиться волшебного эффекта, как у Робертино Лоретти. Голосок колебался между дискантом и альтом. Женщины так нежно петь не состоянии – уходят в грудной регистр. Им не дано сравниться в этом с мальчиками.

И над площадью плыл мой, по-новому великолепный голосище. О, мать Мария! Многие плакали. Время у них было. Я на всякий случай объединил два текста, полученных от нашего поэта Ярослава.

Решил, что посмотрю на реакцию аудитории, и решу по времени исполнения. Она была такова, что пришлось добавить и третий, с моей точки зрения, не очень удачный вариант. Но, как говорится, на вкус и цвет товарищей нет. Прошло при полном молчании аудитории. Народ не возился, не переговаривался, вроде даже не кашлял.

Закончил. Стал ожидать реакции присутствующих.

Они взревели секунд через пятнадцать-двадцать. Время благоприятствовало сбору урожая. Подтолкнул заплаканного пономаренка:

– Иди, поработай, пособирай деньги.

Протоиерей меня даже обнял.

– Спасибо! Большущая тебе благодарность за помощь! Как все было вовремя сделано! И как умно ты все сказал! Князя очень к месту упомянул. А я, не поверишь всю силу неожиданно растерял, совсем ослаб. Какое-то странное чувство испытал.

Называемое народом страхом, подумалось мне, тебе раньше и неведомое.

– Бывает и хуже, – заметил я. – Другие при этом состоянии и прячутся, и бегут. Иностранцы его зовут фобией.

Николая это псевдомедицинское заключение успокоило вполне.

Тут к нам вновь подошел седобородый. Голосом человека, привыкшего повелевать и не терпящего отказов, скомандовал:

– После сбора денег – к князю.

И гордо удалился, полный величия и гордости. Боярин, однако, это вам не какие-нибудь там хухры-мухры!

Наш паренек все увеличивал бюджет строительства кирпичной церкви. Народ слова кирпич еще не знал, мог впасть в ненужные сомнения. Поэтому в моей речи звучало каменная. Ну, скоро оценим стоимость моего пения.

– А что-то голос у тебя стал какой-то другой? Теперь всегда таким выводить будешь? – поинтересовался протоиерей.

– Понимаешь, у меня особый дар его изменять. Такой талант бывает, но редко у кого. А сочетания с большой силой голоса, этакой мощью, вообще почти не встретишь.

– Слушал как-то такого скомороха в Киеве на торге. Пел на самые разные голоса и за мужчин, и за женщин. Но не очень мощно, твой голосище зримо сильнее.

Видя, что Прокофий заканчивает обход народа, я громко объявил:

– Кто захочет добавить денег на богоугодное дело, с завтрашнего дня в Софийском соборе этот русоволосый послушник продолжит прием монеты. Фамилии людей, внесших особо крупные пожертвования, будут записаны на особом пергаменте, а затем выбиты на гранитной доске с указанием положения дарителя в Великом Новгороде. Государь лично решит насчет дальнейшего расположения камня в новой церкви. А за всех дарителей помолится сам епископ Герман и наш славный князь Мстислав, потомок византийских императоров!

Толпа опять взревела.

Вернулся наш пономарь, принес почти полную емкость денег. Зря я сомневался в готовности новгородцев к пожертвованиям. Протоиерей велел ему быть после обеда, пока отпустил.

А мы прошли в келью Николая. Он весело сказал:

– Слава Богу! И деньги есть, и перед епископом отчитываться не надо. А то он, гнусный зануда, всю душу вынет! – Передразнил дребезжащим голосом: – Целый гвоздь лишний купили, кхе, кхе, кхе… Только нудить будет: зачем про меня сказали, кто позволил.

– Не посмеет, – объяснил я. – Это все равно что на весь город заорать: не хочу я за вас молиться! Великий Новгород такого не простит и не стерпит – враз вышибут в родной Киев!

– Вроде, как он новгородцам погнусил бы в лицо: – плевать я на вас хотел, кхе, кхе, кхе…, – опять сымитировал манеру говорить начальника протоиерей.

Жалко, я Германа никогда не видел и не слышал, сравнивать было не с чем. Наверное, очень похоже.

– А что князь, – опять затревожился Николай, – доволен ли твоими речами будет?

– Разумеется. Ему на таком месте, да после года вынужденной отлучки, добрую славу опять нарабатывать нужно. А тут: ни рубля не вложил, палец о палец не ударил, а слава уже впереди него бежит. – Сымитировал простонародный говор: – Наш-то князь слыхал? А чо? А ни чо! За кажного из нас молится и церкви сам, без всякого боярства строит! Набожный, видать, страх какой! А то!

Протоиерей задумался. Потом сказал, перед этим пожевав губами.

– Эх, какая у тебя золотая головушка! Как ты все видишь вперед и знаешь! И такая голова для русской православной церкви потеряна! Сейчас невесть чем занят, потом уйдешь неведомо куда и зачем. Да мы с тобой вдвоем в этой епархии горы бы свернули! Но ведет тебя Господь по другому пути… Может и верно, твой поход весь мир спасет? А я тут с этими старыми козлами вместе блею! Возьми меня с собой! Я не помешаю – лошаденку и деньги враз найду, в бою не струшу, не побегу!

Воистину святой человек! – подумалось мне. И мне бы при нем поспокойнее было. Но вынужден буду его тут оставить. В тех раскладах, что мне волхв дал, протоиерея, к сожалению, не было. А он, в истолковании божественной воли и предсказаниях будущего, никогда не ошибается. Не взыщи, святой отец, не я тут решаю, а высшие силы. Все уже предопределено, Николай, тебя нет в списке участников экспедиции. Видно, черного волхва, как и каркодила, твоей молитвой не изведешь, и с нашего пути не сдвинешь. Объяснил это протоиерею, как сумел.

Потом отправились в княжеский терем, поставив для охраны предварительно запертой двери двух мощных монахов, вооруженных секирами.

– Надежные мужики, – заверил церковник. – У них тут муха не пролетит! Всегда казну караулят.

Князь принял нас сразу, ждать полдня не заставил. Отослал дьяка с пергаментами, которые тот подсовывал на подпись.

– Иди, иди. После обеда придешь. – Здравствуйте! – Это уже нам. – Замечательно все организовали! А чего ж поп-то слово не сказал?

И недоуменно поглядел на Николая. Тот стал красным, как вареный рак. Пора было выручать напарника. Ему дурная слава ни к чему, епископ зажрет окончательно.

– Мне как певцу, княже, все равно было выступать, попросился заодно и словечко за церковь замолвить, сам строить буду.

– Неужели? А я думал, твое дело маленькое – отпел и в сторонку.

– Мы кирпич делаем, и стены класть умеем. Кирпичникам есть-пить надо, а другого дела они и не знают. Продать изделие в Новгороде пока трудновато, без этого заказа они голодать опять будут. Народ кирпич вообще не знает, думает, что Софийский собор из известняка выложен, а это очень дорого.

– Ну, ты-то с таким голосом, не пропадешь!

– Я – да, а ребят жалко. У меня такой сильный голос недавно, а до этого тоже жил не богато, бродил со скоморохами.

– А я думал, струхнул поп, – вернулся к прежней теме Мстислав, – испугался дерущейся толпы.

– Он вчера на коркодила с одной рогатиной пошел.

– Убил?

– Убили, я тоже там был.

– Думал и не водится этот зверь в здешних лесах.

– Забежал откуда-то. Хорошо, что не стаей зашли. Штук пять мы бы вдвоем не осилили.

– Охотники бы помогли.

– Местные звероловы этих чудовищ боятся. Тамошний с нами на такую охоту и не пошел – испугался.

– Мои бы дружинники пошли!

– Крестьяне подошли к твоим людям помощи просить, им отказали.

– Кто посмел, почему мне не доложили!?

– Этого не ведаю (в мыслях вертелась гадостная мыслишка – крикнуть: – Кроме седобородого – некому! – которая была тут же пресечена. Не пойман – не вор). После, селяне, с этой же просьбой обратились к епископу Новгородской земли. Тоже отказ. Тогда и пошел протоиерей Николай, а с ним и я увязался.

– А для чего ты сказал про дальнейший сбор денег? Давали-то, вроде бы, от души, с чего добавлять-то будут?

Князь уже успокоился. Замечательно здоровый психотип! Другой взбесится, не уймешь. А ему минуты не потребовалось, чтобы опять в ясность ума прийти. Вот таким и должен быть правитель земли русской.

– Думаю, государь, не у каждого была с собой требуемая сумма. Не за покупками шли, а обсуждать проблемы города. Пожертвования на церковь людьми не планировались. Опять же, в толпе, наверняка, ворья было немало. Срежут мошну во время споров, ахнуть не успеешь!

– А ты голова…, – опять же особо щедрым дарителям – почет и уважение от сограждан – протянул задумчиво Мстислав. (Респект и уважуха, как молодежь в 21 веке говорит, подумалось мне.) – В церковные дела вникать не буду. Со своими нерадивыми сегодня же разберусь. Вы с протоиереем – молодцы! Без всякой команды пошли, и помогли людям избавиться от лесной напасти. А как убили-то все-таки шатуна этого?

Тут вступил Николай, и подробно изложил все перипетии дела. Князь внимательно выслушал, иногда задавая уточняющие вопросы. Потом сказал:

– С этим все ясно. Ты, поп можешь идти, своих поди дел полно. А ты присядь и расскажи, как к тебе такой женский голос пришел?

Протоиерей, обрадованный избавлением от казавшегося неминуемым позорища, убежал. Я умостился поудобнее на дубовой скамье и начал.

– Голосок у меня всю жизнь был не очень. Приятный, но довольно-таки слабенький. А в ту пору пришлось зарабатывать на жизнь пением. Вдруг почувствовал в себе странные способности обратился к ведунам. Начал учиться.

– У них же семейственность, других не учат!

– Это все народные байки. Берут не родственников, а только тех, кто после обучения будет способен людей лечить.

– И ты можешь?

Скромничать было ни к чему – вдруг ему или его близким понадоблюсь.

– Считаюсь лучшим в городе. Все новгородские бояре и их семьи только у меня лечатся. Единственный из всех ведунов посещаю больных у них на дому, лечу детей, берусь за болезни, которые другие не могут даже облегчить.

– Говорят, недавно появился ведун, который только баб лечит. Может он тоже сможет самые мерзкие болячки убрать?

Я вздохнул.

– Боюсь тебя огорчить, государь, но женщин за пять рублей, все тот же певец пользует, что перед тобой сейчас сидит.

Он захохотал буквально через мгновение. Да, изрядный быстромысл. За это зауважал его еще больше. Не люблю туповатых, которым каждую мысль приходится разжевывать. Вот это князь! Быстр, умен, нервы в абсолютном порядке, очень внимателен к мелочам в любом деле, может озаботиться проблемой людей в каком-то далеком селе. Явно взыщет с нерадивого в своем окружении. Плюс – еще и красавец. То-то его так любят новгородцы!

Просмеявшись, Мстислав отбросил волнистую прядь русых волос ото лба, и спросил:

– А почему голос такой девичий, когда поешь? Говоришь ведь обычным.

– Его я могу сделать каким угодно. Ведун, пока меня учил, по ходу дал ему и силу, и эту не совсем обычную способность.

– Ой ли? – не поверил князь.

И я запел. Начал с высоких дисканта и альта, а закончил низким басом. Потом перешел на женские варианты, отпел их тоже все. Для каждого варианта брал по одному куплету из разных песен. Классики набрался от обладающего великолепным баритоном отца, очень любившего петь, вечная ему память!

Остальное набрал из услышанного по радио, телевидению, с магнитофонов и прочей техники. Несколько раз побывал в опере.

– Здорово! – восхитился государь. – А вот про Леля можешь полностью спеть?