Цитаты из книг автора «Борис Носик»

было… Она легкомысленно – пожалуй, слишком легкомысленно для своих лет – писала потом, что Моди просто любил пышные церемонии: может, ей вспомнился вдруг при этом Недоброво… Именно в эту пору исступленно работавший Модильяни создает портреты знаменитого мексиканского художника Диего Риверы – того самого, что являлся в «Ротонду» в обществе своего приятеля Л. Троцкого, Жана Кокто, Фрэнка Хэвилэнда, замечательного русского художника Льва Бакста – одного из творцов того, что назвали во всем мире «дягилевским балетом», портрет своего русского друга Моше Кислинга, многочисленные портреты продавщиц, служанок, детей, музыкантов, художников, портрет Жака Липшица и его жены Берты, бесчисленные портреты женщин (Антония, мадам Помпадур, официантка в полосатом фартуке – богема), и среди них – портреты главной из женщин, Беатрис. Похоже, что именно в эту пору рождается настоящий – во всяком случае, тот, что лучше всего ныне известен – портретист Модильяни. В эту пору растет и его известность, но до настоящей материальной самостоятельности ему еще, конечно, далеко. Да и потом – сколько должен зарабатывать человек, которого мусорщики поутру вытаскивают из ящика, где он проспал всю ночь сном младенца, упав туда с вечера мертвецки пьяным? Дуглас вспоминает, как Моди выкрикивал строки Рембо в кафе папаши Юбера, как они вдвоем попеременно читали Лотреамона на Монмартрском кладбище над могилами Гейне, прекрасной княгини-польки Салтыковой-Потоцкой и пушкинского друга Якова Толстого:

это время в жизнь Модильяни входит новая женщина, тоже, вероятно, сыгравшая немалую роль в его главной, творческой жизни, вторая такая женщина после Анны; недаром же, прочитав об этом полвека спустя, Анна Андреевна обрушилась на незнакомую соперницу, уже давно умершую, с такой ревнивой яростью. Женщину эту звали Беатрис. Она была молода (однако старше Модильяни на пять лет), красива, богата, эксцентрична, настойчива, деспотична и соблазнительна.

это время в жизнь Модильяни входит новая женщина, тоже, вероятно, сыгравшая немалую роль в его главной, творческой жизни, вторая такая женщина после Анны; недаром же, прочитав об этом полвека спустя, Анна Андреевна обрушилась на незнакомую соперницу, уже давно умершую, с такой ревнивой яростью. Женщину эту звали Беатрис. Она была молода (однако старше Модильяни на пять лет), красива, богата, эксцентрична, настойчива, деспотична и соблазнительна

ведь не бродил по садам и бежецким полям, по сонным аллеям императорских парков… Вдобавок он был из тех, о ком писал Д’Аннунцио, из тех, у кого быстро сменяются увлечения и разочарования. В тот год ему было вообще больше не до увлечений, не до разочарований… А позднее? Позднее он уже был далеко от золотой поры летнего романа…

Черты ее лица и линии ее тела долго еще маячили в его скульптурных портретах, в его «кариатидах

сейчас перед ним, слияние с этой моделью было для него важнее всего на свете. В беседе с кем-то из друзей он приравнял это слияние к акту любви. Он погружался в глаза модели, он жил в них (Анна догадалась об этом – «глядишь в глаза чужие»), и к нему в большей мере, чем к кому-нибудь, могла быть применима эта знаменитая пословица: с глаз долой – из сердца вон

Но Бог с ними, с Сутиным, с пропойцей Утрилло, со знаменитым Пикассо, – что же Анна? Он забыл Анну? Он ей не писал? На первый вопрос легче ответить, чем на второй. Он ведь без остатка был поглощен своей живописью, своим искусством… Модель

книг – Петрарка, Данте, Бодлер, Ронсар, Малларме,

убившем себя во славу «настоящего искусства» вином, гашишем и голодом.

Меня покинул в новолунье Как ты до мая доживешь?».