Хорошее место было у Василька, каменная гряда с хорошей тенью, что укрывает от жары и вечернего ветра, хорошие, не очень высокие барханы, удобные для расстановки сетей. Степь, богатая живностью. Вон сколько следов на песке. Ещё и вода у него будет своя, а не из речки. Вот только солнце… Солнце тут испепеляющее, двенадцатый час, а термометр показывает пятьдесят два. А что будет к трём? Шестьдесят? Нужно было прибавить хода, уж очень не хотелось ему искать тень, чтобы пережидать жару, как в прошлый раз. До Полазны полтора часа хода, и ему хотелось доехать хоть на десять минут быстрее, чтобы не жариться на самом солнцепёке. Но это оказалось непростым делом. Сначала он шёл очень неплохо и иной раз на открытых участках разгонял машину до пятидесяти километров в час. Тут, где на каждом десятом бархане стояла казацкая сеть, волноваться было не о чем, но как только казачьи угодья закончились, ему пришлось сразу сбросить скорость. Инженер увидел краем глаза, едва успел уловить слева от себя фонтан песка, вернее, песчаный всплеск на невысоком бархане, который был метрах в двенадцати от него. Хоть и был он не очень трезв, но интуитивно сделал всё правильно: сразу выкрутил акселератор до упора. Отличный мотор взвыл, выдал такие обороты, что Горохова даже немного заболтало из стороны в сторону, и мотоцикл быстро унёс его вперёд. Лишь метров через тридцать он прижал рычаг тормоза и повернулся. Никаких сомнений, из бархана выползла вполне себе немаленькая сколопендра, метра на полтора в длину и сантиметров тридцать в ширину. Белёсая, полупрозрачная, недавно поменявшая шкуру тварь выползла из песка посмотреть, узнать, что стало с той шумной жертвой, в которую она плюнула своей кислотой. Горохову повезло, кислота сколопендр не только прожигает всё насквозь, она ещё и достаточно токсична, чтобы надолго отравить, лишить сил поражённое ею существо. И теперь ловкая и быстрая многоножка болтала своей коричневой башкой с огромными жвалами из стороны в сторону, ища свой обед в том самом месте, где едва заметно дымился песок, облитый её кислотой. Горохов вытащил из кожуха обрез, стянул вниз, на нос, запылившиеся очки, взвёл один курок, поднял оружие и, почти не целясь, выстрелил. Картечь разорвала опасное животное надвое, заодно подняв фонтан песка с земли. Передняя часть сколопендры ещё повозилась в грязи из песка и своих внутренностей, но недолго. «Хотела сожрать меня, тупая тварь, а ещё и часа не пройдёт, как тебя облепит и начнёт высасывать из тебя питательную влагу почти незаметная, белёсая песчаная тля. А как только солнце начнёт садиться, на тебя, выбравшись из песка, приползёт саранча со своими крепкими жвалами, а как стемнеет, на твой запах слетятся и мотыльки-трупоеды, а за ними прибегут гекконы, и ко всему этому пиру ночью, по холодку, прибегут дрофы и прилетят лакомиться саранчой божественного вкуса козодои, которых с большим удовольствием, если они мне попадутся, съем я».

Инженер отвернулся от убитого зверя и сделал то, что всегда делал в первую очередь. Вытащил из оружия пустую гильзу и вставил на её место патрон. Оружие в степи всегда, всегда должно быть готово к бою. Было очень жарко, но весь хмель выветрился, как не бывало. Он уже готов был снова ехать, но прямо перед колесом увидал ещё один извилистый след сколопендры. На этот раз, судя по следу, она была мельче той, что он убил. Да, их тут кучи, кажется, этим вопросом тоже придётся заниматься всерьёз. Теперь инженер заглушил двигатель и не торопясь пошёл по следу. Он не то чтобы хотел выследить и убить эту опасную многоножку по этой страшной жаре, но хотел хотя бы убедиться, что она не зарылась в песок в ста метрах впереди него, что не спряталась в бархан на его пути. Конечно, этим увлекательным занятием лучше заниматься поутру, а не когда на термометре… Уже пятьдесят три?! Он достал из кармана платок, стал обматывать им голову. Ещё и воды нужно выпить обязательно, такая жара – это не шутки. Тепловой удар не предупреждает о своём приходе заранее. Он бьёт сразу. Просто у человека либо всё плывёт, либо темнеет в глазах, его сознание туманится, и он, слабея, падает на песок. Воздух прогрет до пятидесяти, значит, песок раскалён до шестидесяти. И если человеку не помочь, высока вероятность, что он с этого песка уже не поднимется вовсе. Обматывая на ходу голову и не надевая очков, он пошёл по следу и прошёл так метров сто. Эти твари хитры, на конце их мерзких тел что-то типа щётки, она приглаживает следы, что оставляет без малого сотня их острых лап. Сколопендра вползает на бархан, всегда на северную, не солнечную его сторону, и несколькими резкими движениями закапывает себя в песок. Опытный человек найдёт место, где она зарылась, но только в том случае, если нет ветра или не было вечернего заряда, который сгладит на бархане все складки и полностью засыплет песком её следы. Это животное может лежать в склоне бархана несколько суток, лежать и ждать своей добычи. И когда услышит, что кто-то проходит мимо, ей будет достаточно просто высунуть из песка свою клыкастую коричневую башку и выпустить струю ядовитой кислоты, которая запросто прожигает мощное теплостойкое оперение дрофы и парализует птицу. Но вторую сколопендру он не нашёл, в поисках более оживлённого места она свернула на север. И чёрт с ней, он повернул обратно к мотоциклу. Очки инженер так и не надел, оружие, обрез, нёс в руке, опустив его к земле, сейчас он собирался выпить воды побольше и быстрее уехать отсюда, но опять… Что-то он увидал краем глаза. Там, в ста десяти-ста двадцати метрах от него на юг, было открытое место, без барханов, камень, твёрдый грунт почти без песка, густо поросший колючкой и кактусами, а за этим местом – небольшая скала и «привалившаяся» к ней недлинная, пологая дюна, ничего необычного, кроме… На этой дюне, в тени скалы, стояло нечто… Нечто непонятное. Оно стояло как человек, вертикально, но человеком это не было, нет… Руки как у человека, но прижатые к груди, вроде и голова как у человека, хотя и не такая, а всё остальное: грудь, живот, свисающий меж широко расставленных ног, вернее, лап… – всё это было совсем не человеческое. Инженер даже не мог понять, что там и как и куда свисает, так и стоял и вглядывался, пытаясь разобрать, что это вообще было такое. Он судорожно полез в кобуру револьвера, но не за оружием, там, в отдельном кармане, лежал оптический прицел к револьверу. Он вытащил его и сразу поднёс к правому глазу.

Какая-то чертовщина! У этого существа кожа была светло-зелёная, гладкая, с бликом, а лицо… морда, или что там у него могло быть, это было вовсе не лицо человека… Вообще и близко не лицо… А его огромные ноги… У него колени были вывернуты назад, как у саранчи! И брюхо чуть свисало между этих лап. Горохов, не отрываясь, рассматривал это существо в оптику, удивляясь его глазам и сложному устройству, заменяющему существу рот. А оно, в свою очередь, рассматривало инженера. Неотрывно и так пристально, что Горохов, не отдавая себе отчёта, взяв обрез под мышку, переменил руку с оптикой и большим пальцем руки скинул ограничительную скобу на кобуре револьвера, чтобы без задержки, одним движением выхватить его, если понадобится. И тут же это существо сдвинулось с места, одним долгим движением длиннющих лап сместилось в сторону, словно уплыло и скрылось за скалой. Как не было его. Горохов ещё постоял пару секунд, а потом спрятал оптику на место и закрыл скобу кобуры, чтобы револьвер не выскочил из неё на кочке. Теперь он не мог просто так уехать отсюда. Как человек, родившийся и выросший в степи, он должен был обязательно увидеть следы, что оставило на песке и на грунте это странное существо. По-другому в степи нельзя, по-другому тут не выжить. Ты всегда должен знать, кто прошёл по этому бархану до тебя, кто тут рядом с тобой сейчас. Только увидав и распознав след, ты определишь, кто его оставил, и время, когда это случилось, и только после этого ты сможешь принять правильное решение. Он завёл мотоцикл и медленно поехал через территорию, заросшую колючкой, управляя машиной правой рукой, а в левой держа обрез. Инженер пару раз останавливался и осматривал всё вокруг. Осторожно подъехал к той самой дюне, к той самой скале. Ещё раз оглядевшись, заглушил двигатель и, держа обрез наготове, стал подниматься по песку на гребень дюны. Нашёл то, что искал. Да, он не видел таких следов ни разу за все годы, проведённые в пустыне. «Это», конечно же, ходило без обуви. Ну а почему оно должно было быть обутым? Попробуй ему ещё обувь на его ноги найти. Три пальца, два вилкой вперёд, один мощный назад. И вот тут он спустился с дюны, а тут… Горохов обомлел! Стал считать шаги.

«Вот это животина! Вот это у неё ноги! – он был, признаться, удивлён, ведь между следами больше трёх метров. – Это с какой же скоростью оно бегает по песку?»,

Горохов вспомнил, что говорил казак Еремей про походы в Пермь, и подумал, что нужно будет его расспросить про подобных зверей, а также поинтересоваться, часто ли люди из ватаги Василька видят тут подобных.

«Неужели это прибежало сюда из Перми? Сколько отсюда до развалин великого города? – он посмотрел на юг, на солнце, прикидывая расстояние. – Километров сорок, не меньше, и это с его-то голой блестящей кожей и по здешнему солнышку. Хотя с такими-то ногами, с таким шагом, это животное и за ночь может сюда добраться».

Появление этого существа было совсем некстати. Всё, что могло внести хоть малейшее изменение в его планы, ему не нравилось. Его участок, участок, о котором он договорился с казаками, от реки с запада на восток был почти шесть километров, и с юга на север почти три. Скоро сюда приедут люди, которые не выросли в степи и для которых местная живность представляла особую опасность. Поэтому Горохову ещё здешних сколопендр перебить нужно, осмотреть участок на предмет шершней, в общем, и так забот немало, а тут ещё какая-то неведомая, с большого человека ростом, тварь. Остаётся только догадываться, что она жрёт.

Он опять взглянул на солнце. Даже не глядя на термометр, было ясно, что нужно убираться отсюда. И инженер пошёл к мотоциклу.

Горохов еле добрался до своей гостиницы. Час дня, на термометре пятьдесят восемь, а с годами такие температуры он переносил всё труднее. Что ни говори, а молодость уже осталась за плечами. Два часа на таком солнце – и его не покидало чувство бесконечной усталости. Сейчас его даже жажда не мучила. Хотя первые признаки обезвоживания были, как говорится, налицо. Но у него ещё были дела, дела неотложные.

– Мне нужно помыться, – произнёс он устало, усаживаясь за стол напротив стола, за которым вела дела хозяйка. Она оторвалась от тетради, в которую что-то записывала, и ответила:

– Подождите минуту, сейчас запишу кое-что, а то забуду. Отчёт пишу.

– Пишите, пишите, – согласился он, подзывая жестом Нинку и вытягивая затёкшие на мотоцикле ноги, – а что за отчёт, если не секрет?

– Отчёт по аренде и по налогам, – отвечала хозяйка, – я ж это заведение арендую.

– О, так тут ещё и налоги платят? – спросил Горохов и тут же заказал у пришедшей Нинки воды.

– А как же, у Папы Дулина с этим не забалуешь, налоги обязательно плати, иначе…, – она многозначительно замолчала, уставившись в тетрадь.

– Иначе будут неприятности, – договорил за неё инженер.

Видимо, женщина не хотела развивать эту тему и просто кивнула, не отрывая глаз от тетради.

– Нина, – Горохов отпил неприятной воды. – Мне нужно помыться.

– Водные комнаты все свободны, одна копейка два литра, мойтесь сколько хотите, – сразу сообщила девчонка.

«Два литра – копейка?! Даже если Папа Дулин заберёт у вас половину того, что вы тут набарышничаете, всё равно вы останетесь с хорошей прибылью!». Он уже прикидывает, сколько денег возьмут с него эти ловкие арендаторы за сегодняшний день. Но это никак не может повлиять на его желание хоть немного помыться, почувствовать на себе воду после изнуряющего полуденного зноя.

– Так, где эти водные комнаты у вас? – спрашивает инженер девочку, снова отпивая воды.

– Пойдёмте, я покажу, – услужливо отвечает та.

Глава 8

После воды, после чистой одежды, конечно, ему полегчало, теперь он и поел с удовольствием. А во время еды к нему подошла хозяйка и напомнила, что он должен заплатить шестьдесят шесть копеек, это с учётом обеда и помывки.

«Отсюда надо съезжать, – думал Горохов, молча рассчитываясь с ней. – Как говорится, это ни в какие ворота».

Он вернулся к себе в комнату, сел писать письмо, а написав, повалялся на кровати под кондиционером, валялся до шести, пока температура не упала ниже сорока, и лишь тогда покинул заведение. Время до темноты у него было. Шесть часов пять минут. До того как с востока накатится темнота, ещё два часа. И он хотел кое-что за это время успеть. Во-первых, сразу пошёл вниз по улочке, к пристаням. Начал было волноваться, что сегодня дело не выгорит, так как у пирсов стояло всего две лодки. Инженер, ещё спускаясь по пыльной улочке, увидал, что к одной из них подъехал старый тягач с прицепом, на котором стояли бочки. А ещё на прицепе… на прицепе сидели, свесив ноги, два огромных, двухметровых бота, каждый килограмм по сто пятьдесят. Несколько лет назад один такой его сильно удивил своим появлением, теперь боты никого не удивляли, особенно здесь, на юге. Из лодки на пирс спустился человек, ещё один вылез из тягача, и они, перекинувшись парой слов с капитаном, организовали разгрузку. Один бот спустился в трюм лодки, второй стал чуть наклонять бочки на угол и снимать их с прицепа, относить на лодку и там аккуратно опускать их в темноту трюма. Пластиковая бочка в двести литров, пусть даже масло весит легче воды, всё равно почти сто восемьдесят килограмм, а вон с какой лёгкостью бот берёт и несёт такую тяжесть к лодке. Горохов идёт к месту погрузки. Возможно, это было то, что ему нужно. Он направляется к тому человеку, что вылез на пирс из лодки.

– Добрый вечер, – произнёс он, подходя к нему.

Человек разбирался с куском провода, зачищал концы от изоляции коротким ножом. Немолодые глаза над маской внимательно рассматривают инженера:

– И вам доброго вечера.

– Вы капитан? – спрашивает Горохов, разглядывая лодку.

А лодка-то как раз была неплоха. Чистая палуба, канаты сложены аккуратно, рубка как новая, не запылённые двойные стёкла, хорошая резина на уплотнителях. Это Горохову нравилось, порядок говорил о том, что хозяин – человек ответственный, человек, которому можно доверять.

– Я. Если вы про фрахт, то трюм у меня полон, есть место только на палубе, – сразу предупредил капитан, он весьма умело орудовал ножом, зачищая провод. – Если груз не габаритный и до трёх тонн, то смогу закрепить.

– Нет, я без груза, у меня просто письмо. Вы же на север идёте?

– Уважаемый, я ещё не рехнулся, чтобы отсюда ходить на юг, на юге Пермь, а я на тот свет пока не собираюсь.

– Нет-нет, – Горохов смеётся, – в Перми у меня знакомых нет. А сможете передать письмо в Пожве?

– Пожва другое дело. Ладно. Попробую, – неопределённо отвечал капитан, кидая обрезки изоляции в рыжую воду.

– За сутки успеете дойти до Пожвы? Вы ведь на север по течению пойдёте?

– Уважаемый, все реки всегда текут на север, – поучительно говорил капитан, теперь поглядывая, как боты загружают в трюм последнюю бочку, – так что пойду, конечно же, по течению, но на малых оборотах, чтобы жир экономить, если за сутки не дойду, дойду часов за двадцать шесть, конечно, если никаких по пути приключений не случится.

Теперь он явно ждал предложения от инженера.

– Рубля будет вам достаточно? – спросил Горохов, протягивая ему конверт и серебряную монету.

– Ладно, достаточно, – не то чтобы радостно согласился капитан, забирая у него всё это. – Кому передать? Только имейте в виду, мне там долго чалиться нужды нет. У меня груза на Пожву нет, зайду туда только ради вашего письма.

– Не волнуйтесь, это минутное дело. Передайте письмо буровому мастеру Дячину. Он сейчас живёт в гостинице «Придорожной». Она прямо напротив причалов. Он ждёт письма.

– А… Я знаю эту гостинцу, – капитан спрятал письмо и деньги во внутренний карман пыльника, – что-нибудь передать на словах?

Это было как раз то, что нужно, инженера устраивало, если по реке пойдут подобные слухи, и он говорит:

– Да, скажите, что я начну измерения уже завтра, но пусть он поторопится, вода тут точно есть.

– Значит, нужно передать, что вода есть, вы начнёте измерения завтра, пусть ваш этот мастер поторопится, – повторил капитан.

– Точно, – сказал инженер и протянул ему руку, – надеюсь, что приключений не будет и вы дойдете спокойно.

– И я надеюсь, что завтра к ночи буду в Пожве, – произнёс капитан, пожимая руку инженеру.

Инженер не спеша пошёл по улице, прикидывая в уме сроки: сутки письмо будет идти вниз до Пожвы, трое вверх по течению будет тащиться тяжело гружёная баржа с оборудованием. Значит, у него четыре, а скорее всего, пять дней на разведку, на карту, на геосъёмку местности, на составление плана бурения и на очистку территории от сколопендр. В принципе, времени достаточно. Да, достаточно. А пока он собирался посмотреть город. У него до выезда сюда была набросанная от руки и по памяти карта города, которую он тщательно изучал, но, как выяснилось уже при первом знакомстве с городом, карта была весьма условна. Это Горохов понял, когда ещё в первый раз пытался найти восточный выезд и немного заплутал. Теперь, пока было время, он собирался изучить город тщательно. Вплоть до проулков и самых грязных и опасных забегаловок. Хорошее знание местности не раз выручало инженера в его прошлых делах. И тем более он не собирался пренебрегать этим сейчас, в этом сложном и очень опасном деле. Инженер знал: город делится на две неравные части, верхнюю и нижнюю, на условную четверть и три четверти. В большую часть города, в ту, что была ниже, входили и пирсы, и цементный завод, и литейный цех, и цеха опреснителей, а также оружейные и автомастерские, производство взрывчатки и топлива, гостиницы, столовые и многое, многое другое. Но интересней для инженера была вторая часть города, верхняя. Даже отсюда, снизу, были видны мачты ветротурбин всех возможных высот и мощностей, которыми пользовались те, кто жил там, наверху. А ещё панели, панели, панели на всех крышах всех домов, и ко всему этому в верхнем городе была и электростанция, да, настоящая электростанция, так что вечером и ночью никто не беспокоился, хватит ли до утра аккумуляторов, улицы там были освещены, камеры наблюдения всегда работали. Банк! Там работал банк, это был самый южный банк из всех существующих. А ещё в верхнем городе были хорошо увлажняемые плантации, правда небольшие, и больница – по словам тех, кто там был, очень неплохая. Но не банк, не больница и не электростанция были самыми ценными заведениями города Полазна. Главными заведениями были склады и Контора Папы Дулина. По словам людей сведущих, в хорошо охраняемых складах Полазны были собраны сотни тонн самых ценных материалов. Медь, алюминий, свинец. Все уже переплавленное в чушки – грузи и вези. Тут можно было найти и драгоценное олово, и редкий хром. Серебра, золота – этого тоже хватало, в общем, тут было всё, что душе угодно. А уж железа столько, что не хватит лодок, чтобы его за раз перевезти на север. Контора Папы Дулина готова была купить всё, что вытащат из Перми старатели. Конечно, ценник Контора давала не такой, какой можно было взять на аукционах в Березняках или Соликамске, но ты ещё попробуй доберись до этих северных городов с добытым. А тут продал всё Конторе, получил в банке чек, который примет любой банк на севере, и плыви себе домой налегке. В общем, Полазна зарабатывала на старателях, скупая у них товар и предлагая им взамен склады с рыбьим жиром, с оружием и патронами, со всяким нужным в степи снаряжением и самой разнообразной колёсной техникой.