Глава вторая

Во время схватки он почти не чувствовал боли, было не до того, а теперь она пришла. Торчавший из ноги болт при каждом шаге будто бы вырывал кусок плоти. Аж зубами скрипеть хотелось.

Около лужи все еще валялся ламбриец с почти отрубленной рукой. Он был весь в круглых мелких ранках. Его кололи вилами не менее десяти раз. Волкова это не удивило – обычное дело. Мужики при первой возможности всегда отыграются на солдате. Стоит только упасть, как со всей округи сбегутся люди, чтобы пырнуть тебя вилами. Чтобы ответить за все те непотребства, что солдаты вытворяют со смердами. Везде, где только не запретит офицер. Как говорил маршал Фон Бок: «Война должна кормить себя сама». Война и кормила. Солдаты грабили смердов, а Фон Бок и его капитаны набивали свои сундуки золотом, ну а крестьяне, где могли, мстили солдатам.

Волков вошел в харчевню, и к нему тут же подошел пузатый мужичок в чистых штанах и рубахе. И даже в небольшой зеленой фетровой шапочке с пером, такой, какие носят представители городских цехов. Мужичок поклонился. Не очень низко, и шапку не снял. Произнес:

– Я хозяин этого заведения, и я благодарю вас, господин рыцарь.

– Я не рыцарь, – прервал его солдат.

– Да? – Хозяин харчевни чуть растерялся. – Ну а…

– Мне нужна горячая вода, – опять перебил его солдат, – чистые тряпки, мне нужен кузнец и врач.

– А у нас нет врача, только коновал, а воду и тряпки сейчас сделаем.

В беседу робко вмешался пацан, мальчишка лет шестнадцати:

– Так в монастыре есть монах-лекарь.

– А ну займись делом, болван! – рыкнул на него хозяин. – Лезет еще. Кто тебя спрашивал?

– Помолчи, – остановил его солдат, – где есть лекарь?

– Да в монастыре же есть! Но до монастыря ехать долго. Засветло туда уже не попасть, а ночью они ворота не откроют, сколько ни проси. В городе тоже есть врач, но до города еще больше ехать.

Волков с трудом дошел до скамьи и уселся под светильник. Поманил парня:

– Эй, парень, подойди.

Тот сразу подошел.

– Помоги снять доспех. Расстегивай ремни. Как тебя звать?

– Меня? Ёган.

– Ёган? Естественно, Ёган, а как же иначе? – усмехнулся солдат. – Первым делом сними горжет.

У парня не сразу получилось.

– Да не так это делается, криворукий, – прокомментировал хозяин, глядя на работу Ёгана, – вот болван уродился.

– Я просил горячую воду и тряпки! – рыкнул на него Волков. – Неси, а он без тебя разберется.

– Сейчас распоряжусь, – пообещал хозяин и ушел.

– Ты у него работаешь? – спросил солдат, глядя на уходящего хозяина.

– Ага, – ответил Ёган, ковыряясь в пряжках. – Это мой отец.

Наконец он смог расстегнуть горжет и принялся за наплечник. Парень пыхтел, дело не двигалось.

– Ну? – нетерпеливо подгонял его солдат. Его начинало подташнивать, и от потери крови кружилась голова.

– Пряжка замялась, погнулась, – объяснил парень. – Сильно же вас вдарили, все железки помялись.

– Тогда режь ремень.

– Все, нет нужды, расстегнул.

Он стянул наплечник и положил его рядом с бувигером. Снял второй наплечник и принялся за панцирь. Волков морщился от боли. Плечо и ключицы болели, удар топора был страшный.

Ёган, тот Ёган, которому Волков приказал почистить коня и собрать все снаряжение дезертиров, вошел в харчевню с охапкой оружия и лат.

– Господин, куда это? – спросил он.

– Положи на стол, – сухо ответил солдат.

Мужик стал складывать на стол седла, роскошное ламбрийское оружие, великолепную ламбрийскую броню, сбрую. Солдат чувствовал себя нехорошо, но сразу в уме прикидывал, сколько это стоит. Сумма выходила немалая. На секунду он даже забыл о боли в ноге.

– Господин… – Ёган замялся.

– Ну?

– Вот тот, что у стола лежит…

– Ну?

– Сапоги у него хорошие.

– И что?

– Мне впору.

Волков посмотрел на его коротковатые грязные штаны и босые ноги, а молодой Ёган снимал наголенник как раз с левой ноги, любое прикосновение к которой вызывало боль. Чуть подумав, солдат сказал:

– Бери.

Тот Ёган, молодой Ёган, отложил наголенник и, удивленно посмотрев на солдата, спросил:

– Вот те сапоги вот этому босяку? Да ему и онучи счастьем были.

Волкову захотелось двинуть парню кулаком в физиономию, еле сдержался. Только рыкнул:

– Снимай дальше! И сапоги снимай, и поаккуратней.

Он чувствовал себя все хуже. Видимо, действительно потерял много крови. Ёган взялся за левый сапог. Волков уперся в лавку руками и сквозь зубы произнес:

– Тяни.

Парень с трудом стянул сапог с ноги и сказал:

– Бог ты мой, да он весь в кровище.

Волков тяжело дышал и молчал.

– Кровь обмыть нужно, – сказал Ёган, – сейчас сестру позову.

А харчевня тем временем наполнялась людьми. Пара теток смывала кровь с пола, еще одна шевелилась у очага. Ёган большой раздевал трупы, собирал вещи, складывал их на стол рядом с Волковым. Вскоре большой стол был завален, а сам Ёган уже ходил в красивых сапогах.

– Господин, – произнес он вкрадчиво, – я у них деньги нашел. Два талера. И медь.

– Что, все, что ли?

– Все, что нашел. И вот еще что в сапоге было, – ответил Ёган, протягивая солдату бумажку.

– Что там?

– Не знаю, я неграмотный. Буквы какие-то.

– Кинь на стол, – сказал солдат. Ему было сейчас не до бумажек. – Ты в конюшне был?

– Был, господин. Кони кормлены, и ваш, и ихние. Все седла и уздечки я сюда принес.

– Хорошо. Теперь мне надо болт из ноги вытащить.

Глаза мужика округлились:

– Ох, господин, не знаю, смогу ли. Руки у меня грубые.

– Ты и не должен. Коновал мне нужен и кузнец, видишь? – Солдат указал на черную от крови палку. – Кузнец нужен, обрезать ее. А потом щипцы нужны, наконечник достать.

– В Большой Рютте есть и кузнец, и коновал.

– Бери коня и скачи. Скажи, чтобы инструменты брали.

– Коня? Мне?

– Верхом ездить умеешь?

– Умею.

– Ну так давай.

– Я бегом, господин. – Он кинулся из харчевни.

«Старается, надеется заработать какую-нибудь деньгу помимо сапог», – подумал Волков.

Пришел молодой Ёган, принес чистые тряпки, присел рядом и стал рассматривать торчащий из ноги болт. Сказал:

– Сейчас сестра воду принесет. – Помолчал и спросил: – А не страшно вам было одному с дезертирами биться?

– Мне сейчас не до рассказов. Мне монах врачующий нужен. И лекарства.

– Лекарств у монахов много. Тюки, травы, мази, банки разные.

– Бери коня одного из конюшни. Скачи, попроси лекарств, если сам приехать не сможет.

– Лекарств? А каких?

– Чистотел в порошке, сарацинской воды, маковых капель, сухой ромашки. Запомнил?

– Нет. Какой воды?

– Сарацинской, болван. Он должен знать, они ее делают. Если спросят денег – скажи, что заплачу, сколько скажут.

– А коня с седлом брать?

– Бери с седлом.

Парень обрадовался и убежал.

Волков увидал молодую женщину, которая несла большую глиняную чашку горячей воды, обжигавшую ей руки. Солдат узнал ее. Это она лежала между столом и лавкой, а ламбриец ставил на нее ноги. Она была высокой, не худой, Волков не назвал бы ее красавицей, но другие его сослуживцы девиц таких обожали. Грудастая, с крепким задом и сильными бедрами. Волосы светлые, с заметной рыжинкой, а под глазом у нее был синяк, и ухо левое сине-фиолетового цвета. Одежда замызгана и заношена – если у нее был муж, то он ее явно не баловал. Женщина поставила чашку воды на стол рядом с солдатом.

– Вот, вы просили, – чуть пришепетывая, произнесла она.

– Я просил ведро.

– Ведро? – удивилась молодуха. – Куда ж вам ведро, вы ж не барыня. – Волков заметил, что у нее нет зуба.

– Это тебя дезертиры били? – спросил солдат, рассматривая ее лицо.

– Ага, по глазу и по уху, – кивнула девица.

– А зуб?

– Нет, зуб – это меня теленок в детстве боднул.

– А ты замужем?

– Нет, сваты сто раз приходили, да папка не благословляет.

Она чуть повернулась, чтобы уйти, а Волков машинально всей пятерней схватил ее за зад. Зад у нее был молодой, крепкий, словно каменный.

– Эй, чего это вы лапаетесь? – Девушка оттолкнула его рукой, возмутилась и пристыдила его: – Из них кровь хлыщет, палка из ноги торчит, а они все туда же, лапаться.

Она гордо вскинула голову и пошла прочь. Отступившая на пару секунд боль вернулась снова, и солдат вспомнил первого в своей жизни вербовщика – одноглазого сержанта и его фразу: «Увечья, болезни и смерть к контракту прилагаются».

Раньше паренек в таких заведениях не был. Впрочем, он и в других не был, а уж в столь чистых и светлых тем более, но он знал, что именно здесь, в таверне «Дверь настежь», сидит настоящий вербовщик, поэтому он и пришел сюда. Вербовщиков было несколько, он узнал их сразу: в ярких одеждах и начищенных латах они втроем сидели за чистым столом. Перед ними горели свечи и стояли тяжелые глиняные кружки.

– Эй! – окрикнул парня крупный мужик в замызганном камзоле. – Ты чего тут?

– Я к вербовщикам, – ответил тот.

Мужик молча указал направление пальцем, но парень и без него уже знал, куда идти. Обходя столы с шумными и не очень посетителями, он подошел к столу, где сидели военные.

– Так-так, – сказал одноглазый седой мужчина, – никак еще одна птаха летит в наши силки. Так ты к нам, солдат?

Одним глазом он уставился на парня, двое других тоже разглядывали его, и все улыбались.

– Ну да, я завербоваться хотел, – произнес мальчик.

– Что ж, мы можем записать тебя в отряд капитана Блоха. Мы вербуем добрых парней для капитана Блоха.

– Ну, давайте к Блоху, – согласился парень.

Он чувствовал себя неловко – почти все посетители таверны с интересом наблюдали за ним.

– Трактирщик, эй, ты, чертов трактирщик, а ну пива новому бойцу славного капитана Блоха! – заорал на всю таверну краснощекий военный, сидевший по правую руку от одноглазого сержанта.

– Садись, – почти приказал мальчишке сержант и указал на лавку напротив себя. – И давай-ка поговорим, как старые друзья.

Тут же перед парнем появилась большая кружка с пивом.

– Хлебни-ка, – приказал сержант, – и хлебни побольше, и запомни этот вечер, потому что сегодня начнется твоя новая жизнь, в которой у тебя будет куча серебра…

– А может, и золота, – вставил краснощекий.

– А может, и золота, – согласился сержант. – Все у тебя будет: схватки, пиры, победы, молодые девки.

– И опытные бабы, – снова вставил краснощекий. – Вот ты каких любишь баб? Молодых или опытных?

– Э… – только и смог протянуть мальчик.

– Видно, парень не определился с этим вопросом, – сказал сержант. – У него еще есть время.

– Да, пока ему еще не намотали кишки на пику, – вставил третий.

Люди, сидевшие за соседними столами, дружно засмеялись.

– Не слушай его, – сказал одноглазый сержант. – Мне почти шестьдесят, а мои кишки при мне.

– Кишки-то твои при тебе, а вот где твой глаз? – снова вставил сидевший по левую руку военный.

Вокруг все снова рассмеялись.

– Хлебни-ка, парень, – предложил сержант, – и запомни: только с мечом в руке ты можешь стать по-настоящему богатым.

– А если тебе повезет, – продолжил за товарища краснощекий, – то ты можешь стать и благородным.

– Точно, – сказал сержант. – Я своим единственным глазом видел, как посвятили в рыцари одного человека. Так что не упусти свой шанс, парень. Ну что, ты готов записаться в отряд славного капитана Блоха? Только сразу не отвечай, сделай хороший глоток пива.

В таверне все притихли, наблюдая за парнем. Тот послушно сделал большой глоток и вместо согласия задал вопрос:

– А какова плата будет?

Посетители довольно загудели, а сержант произнес:

– Молодец, сразу видно – человек дела. – Он одну за другой выложил на стол перед парнем четыре новенькие серебряные монеты. – Гляди, какие красивые талеры. Отчеканены на монетном дворе курфюрста Пеннеланда. Эти прекрасные монетки ты получишь за год верной службы, а одну из них – сразу, как только поставишь палец под контрактом. Ну что? Как они тебе?

Мальчик, не отрываясь, смотрел на монеты. Это были огромные, баснословные деньги, которые бы решили все проблемы мамы и сестер.

– Глядите, как ему нравятся эти монеты, оторваться не может! – заржал краснощекий.

– Да, парень, чтобы заработать такие деньжищи, хорошему мастеру-булочнику нужно не разгибаться полгода. Да при этом платить городской налог в магистрат, цеховой сбор, плату за улицы, за сажу, десятину попам и черт его знает еще что. А мы, вольные люди, никому ничего не платим.

– И даже наоборот, кое с кого мы сами можем собрать, – вставил краснощекий и, довольный собой, отхлебнул пива. – А бабы, – добавил он, – тот же булочник должен еще и кормить свою бабу. А ты никому ничего не должен, а баба у тебя будет не одна, а десять. Маркитантки, крестьянки, горожанки.

– И даже монахини, – вставил третий военный, который, как показалось парню, был уже изрядно навеселе.

– Случается и такое, – согласился краснощекий. – В общем, все хотят подружиться с молодым и красивым солдатом.

– Ну так что? Готов вступить в отряд храбрецов, которым будет командовать славный капитан Блох? – спросил одноглазый сержант, улыбаясь.

– Готов, – сразу согласился парень.

Зеваки за соседними столами, наблюдавшие за этим представлением, радостно заголосили и даже застучали кружками о столы.

– Вот и молодец, – сказал одноглазый, доставая из сумки бумагу. – Вот твой контракт. Как тебя звать, парень? Нужно внести сюда свое имя.

– Ярослав Волков.

– Что? – поморщился сержант. – Что это за имя такое? А ты, парень, какую веру исповедуешь?

– Нашу. – Молодой человек испугался, что сделка может сорваться, а ему так были нужны деньги, и он судорожно из-под ветхой рубахи достал крест.

– А не еретик ли ты? – не унимался сержант одноглазый.

– Да не еретик он! – крикнул кто-то из посетителей. – Я с ним в один костел хожу, на одной улице живу.

– Тебя-то самого еще проверять нужно, – буркнул пьяный военный кричавшему, и народ в трактире засмеялся.

– Ладно, вот только имя у тебя восточное какое-то. Нормальному человеку такое не выговорить. Как, еще раз скажи, тебя зовут?

– Ярослав Волков.

Солдат поморщился:

– Будешь теперь Яро Фолькоф, вот. – Он, видимо, остался доволен своей придумкой. – Звучит, а?

– Звучит, – согласился Волков. Он согласился бы на любое имя, лишь бы получить деньги.

– Хлебни-ка пива, – сказал краснощекий, а сам достал чернильницу и перо и стал вписывать новое имя на бумагу.

Парень выпил пива и поставил кружку, а рядом уже лежал контракт.

– Давай-ка, парень, макни палец в чернила и ставь внизу листа.