– Нет, мой отец был с Дальнего Востока, а матушка с Севера. Она из деревни, что на левом берегу Хельбы. Отец был купцом. Он сгинул в море.

Оба замолчали, и снова громко хлопнуло бревно в камине.

Барон начал:

– Знаете, у меня сын не вернулся с войны. С рыцарями такое случается. Я считаю, что нет смерти приятнее, чем смерть в бою, ведь старость и раны намного страшнее.

– Я слышал о вашем сыне, я соболезную.

– Да-да, беда в том, что он не погиб в бою, – сурово произнес барон. – Он получил рану, ехал домой лечиться и исчез. Мне кажется, кто-то его убил. Я не знаю кто, я не знаю где, но если это так, то я хотел бы восстановить справедливость. Это меня удручает, понимаете? Мне нужно знать, что мой сын погиб или жив. Понимаете? Очень нужно!

Волков кивнул.

Барон выпил вина, солдат тоже отпил из своего кубка. Барон продолжил:

– А еще совсем недавно умер мой друг, мой сеньор. Двадцать лет мы провели вместе. Мы с ним жили в одной палатке, брали девок по очереди, пили из одного кубка. – Барон помолчал. – Десять кампаний вместе! Мы всегда приходили, когда герцог звал нас. Ни разу не притворялись больными. Собирались и ехали. Он был моим графом и моим другом. Нет, не так. Он был моим другом и моим графом. Он никогда без нужды не козырял своей короной на гербе. Он был истинный рыцарь, и вот он умер. Он просил присмотреть за его детьми. Не теми детьми, что записаны в церковных книгах, а теми… – Барон замолчал.

– За детьми фрау Анны? – догадался солдат.

– Вы знаете и про нее? – удивленно спросил барон.

– Я кланялся ей на похоронах. Она пригласила меня в гости.

– Да? Вот как? Ну да, за ее детьми, а я за ними не углядел, понимаете? – Он своим корявым пальцем без ногтя начал стучать в кусочек бумаги с ламбрийскими словами. – Кто-то решил убить мальчишку, о котором я обещал заботиться. И убил его в моем феоде.

Он замолчал. Они молча сидели, слушали сквозняки и шум горящих бревен в камине.

– В моем феоде! – вдруг заорал барон, вскакивая. – В моем феоде убивают сына моего друга, пусть даже и незаконнорожденного! Не в поединке, не при ограблении, а просто так! – орал он на солдата, как будто тот был виноват. – Потому что кому-то он, видите ли, мешал. Кому? Кому он мешал?

Барон упал в кресло, схватил кубок, часть вина расплескал, а остальное выпил и ударил об стол кубком так, что он погнулся.

– Ёган! – заорал барон. – Ёган!

Старый слуга прибежал, схватил кувшин, налил вина господину в его кубок. Тот хоть и стал после удара кривым, но не падал.

– Принеси мне ларец, – велел барон.

Слуга молча ушел.

Они снова сидели в тишине, как вдруг до Волкова донесся детский голос. Солдат обернулся и увидел мальчика лет семи-восьми на лестнице, ведущей из верхних покоев. За ним шла полная, богато одетая дама. Волков встал и, когда они приблизились, низко поклонился. Дама ответила кивком и едва заметной улыбкой. Мальчишка пробежал мимо солдата и прыгнул на барона. Тот радостно схватил ребенка.

– А-а-а, мой молодой рыцарь! Моя надежда. Посмотрите на него, – обратился барон к солдату. – Я выращу из него настоящего рыцаря. Будешь рыцарем, дорогой мой?

– Да, папа, – кивал мальчик и, уже хвастаясь, добавил: – А через два года папа повезет меня в Вильбург, к оружейнику, и он сделает мне доспехи и меч.

– Броня – лучшая одежда для мужчины, – кивнул Волков. – Не сомневаюсь, что молодому барону латы будут к лицу. Но еще рыцарю нужен конь.

– Конь у меня уже есть! – крикнул мальчишка. – Папа, пойдем, покажем твоему гостю моего коня?

– Не сейчас, дорогой. Обязательно покажем, но не сейчас. А пока идите с матушкой погуляйте до ужина.

– Ну, пап, я хочу с вами. Этот же господин тоже рыцарь?

– Этот господин – добрый воин, и я воевал вместе с ним.

– О, вы тоже убивали еретиков? – обрадовался мальчишка.

Волков улыбнулся и кивнул.

– Расскажите, сколько вы убили еретиков?

– Я потом все тебе расскажу. А сейчас идите погуляйте. И покорми своего коня, – вместо солдата ответил барон.

Женщина взяла мальчишку за руку и повела, хотя тот упирался.

– До свидания, – произнесла она.

– Баронесса, – снова поклонился солдат.

– Моя последняя радость, – произнес хозяин замка, не глядя им вслед.

Тут появился старый слуга и поставил перед своим господином тяжелый ларец. Барон снял с шеи веревку с ключом, открыл ларец и запустил туда руку. Хозяин замка долго собирал что-то со дна, судя по всему, внутри было почти пусто. Закончив, он хлопнул ладонью о стол. Звякнуло. Барон убрал руку. На столе лежало семь монет. Желтые, толстые, даже на вид тяжелые. Волков сразу узнал их. Цехины. Три цехина были равны годовой зарплате гвардейца.

– Сколько здесь талеров? – спросил барон. – Знаете?

– Ну, – начал солдат, прикидывая, – один цехин равен почти двум гульденам еретиков. То есть шести имперским маркам. Значит, около двадцати шести талеров.

– Ха-ха, – засмеялся барон. – С такими знаниями вы могли бы стать менялой. Не зря вас, солдат, называют любителями сольдо.

Солдат не обиделся, он всегда хорошо считал и отлично все запоминал.

– У лейтенанта Брюнхвальда я считал зарплату всей роте. Пока не зажило плечо, я помимо прочего был заместителем казначея роты.

– Да как вы все успевали?

Солдат пожал плечами.

– Впрочем, я не о том. Вы знаете, что это за деньги?

– Нет.

– Сколько вам платили в гвардии?

– Здесь денег, – солдат указал на кучку золота, – на два с лишним года службы в гвардии какого-нибудь герцога.

– Я не герцог, но готов отдать вам эти деньги за то, чтобы вы поработали на меня. – Он смотрел на Волкова, ожидая его реакции.

– И что же вы хотите? – Солдат удивленно поднял брови.

– Мой коннетабль убит. Найдите тех, кто заказал убийство сына моего друга. Выясните, куда деваются мои люди на моей земле. Узнайте, кто бродит по болотам. Поймайте его или убейте. Разберитесь с моими старостами, если считаете, что они воруют. Наведите порядок в моем феоде, и эти деньги будут вашими.

Солдат был немного ошарашен. Он не ожидал такого, а еще понимал, что барон пьян и, возможно, завтра не вспомнит о своем предложении, поэтому не знал, что ответить.

– Ну, что вы молчите?

– Я думаю, господин барон.

– А что тут думать? Перед вами деньги лежат. Или думаете, что я вру? Нет, я не вру. Хотите, я напишу вам бумагу и дам вам два цехина вперед? Прямо сейчас. Но вы мне должны обещать… Ведь я хочу, чтобы вы выяснили, кто виноват вот в этом. – Его палец без ногтя снова стучал по бумаге, лежащей на столе. – Я хочу знать, кто убил моего коннетабля.

– Наверное, вы были хорошим воином, но торговец вы никудышный.

– Что? Это почему еще? – удивился фон Рютте.

– Вы предлагаете огромные деньги первому встречному. Предлагаете важную должность человеку, которого не знаете.

– Как это не знаю? Мы же были с вами в одном строю, в одном сражении. Вы служили в гвардии, а туда кого попало не берут. Да и взялись же вы помочь моему коннетаблю.

– Во-первых, барон, в гвардии хватало и мерзавцев, и проходимцев, и трусов. Да и в одном строю вместе с вами мог стоять вор.

– Так вы вор или лжец?

– Ни то и ни другое. Но я мог бы быть и тем и другим.

– К черту болтовню. – Барон одним глотком допил вино из кубка. – Вы согласны или нет?

– Нет, господин барон, извините, но нет, – твердо сказал солдат.

– Нет? – искренне удивился барон.

– Нет. Простите уж великодушно, но я еду домой. У меня была мать и две сестры, я почти двадцать лет их не видел. Я писал им, они мне не отвечали. Я хочу знать, что с ними.

Барон смотрел на него недоверчиво.

– Может, вам мало денег? Мы можем это обсудить.

– Нет-нет-нет, дело не в деньгах, господин барон. Будь у меня время и силы, я бы согласился помочь вам, а так…

– Честно говоря, я не ожидал, – произнес барон. – Не ожидал, что солдат пренебрежет золотом.

– Да с чего вы взяли, что я вообще справлюсь?

– Что ж вы думаете, я дурак? Я опросил людей, что общались с вами. Сержант приводил мне посудомойку из харчевни, и она клялась, что вы один одолели ламбрийцев. Я опросил своих дуроломов о стычке с вами. Признаться, они вас побаиваются, а они у меня не очень-то и робкие. Вы хладнокровный и умелый воин, а то, что вы умнее всех, кто меня окружает, и, может быть, даже умнее меня самого, – так это видно любому.

– Барон, я почти однорукий и хромой. Я ищу тихого места и спокойной жизни. – Солдат помолчал, заглянул в кубок и потер подбородок. – Вам нужен железный кулак, закон феода, экзекутор, вешатель, знающий все и всех. Я не подхожу вам на эту должность. Завтра на заре я хочу уехать лечиться. Мне даже в седло не сесть без помощи слуги.

– Завтра? Вы хотите уехать завтра? Дьявол. Я думал, мы хотя бы еще выпьем.

– Неужто вам не с кем выпить?

– А с кем? Все соседи, с кем я ходил воевать, померли. Их отпрыски – сопляки, которые не то что на войну, даже к барьеру не выезжали. Расфуфыренные ничтожества в перьях, которые тратят все, что у них есть, на шелка, специи да дорогих лошадей. А, чуть не забыл, еще и навозные жуки.

– Жуки? – не понял Волков.

– Ну да, рыцари, – барон усмехнулся, – которые только и делают, что ковыряются в земле вместе со своими холопами. Разве что к сохе сами не становятся. Я тут недавно одного из таких обозвал болваном, – барон погрозил Волкову пальцем, – болваном! При слугах! Что, думаете, он за меч схватился? Перчатку мне кинул? Потянул к барьеру? Черта с два! – Барон снова погрозил пальцем и засмеялся. – Он сделал вид, что не заметил! У них все мысли о быках-производителях да поднимется ли пшеница после дождей. И никаких поединков. Им хоть в морды плюй.

– Вы старый вояка, с вами опасно связываться. – Волков налил вина себе и барону. – Возможно, он просто решил быть благоразумным.

– Именно! – заорал барон, хватая кубок. – Они тут все благоразумны, у них нет выбитых зубов и нет отрубленных пальцев, а лица как у женщин!

– То есть? – не понял Волков.

– Вот у вас шрам на правом виске откуда? Свежий еще.

– Зимой болт пробил шлем.

– Вот, зимой получили, а у них нет вообще никаких шрамов. И разговоры у них про цены на шелк да на шафран, про урожаи и что хмель нынче дорог, да про лошадей! – Барон почти орал все это в лицо солдату. – А еще они говорят про то, во что был одет герцог, парчовые у него портки или бархатные, да хранит Господь его августейший зад. И про золотые шпоры.

Он выговорился, откинулся на спинку кресла и, поигрывая кубком, продолжил:

– Мой последний боевой товарищ умер, его дочь пропала, сына убили, а я даже не могу наказать тех, кто в этом виноват. Потому что я не знаю, кто все это делает!

Волков ничего не ответил, молчал.

– Значит, вы не возьмете деньги? – спросил барон, чуть успокоившись.

– У меня нет уверенности, что я справлюсь, господин барон, я устал. Я болен.

– Судя по всему, вы честный человек, и вас нельзя отпускать. – Фон Рютте смотрел на Волкова с прищуром и снова грозил ему пальцем. – Нельзя!

– Господин барон, мне пришлось завести слугу, потому что я сам не могу одеться…

– Да, и кстати, о слуге. Он ведь один из моих холопов? Он крепостной?

– Нет, говорит, из вольных.

– Вот, еще и мужика у меня увели.

– Я был вынужден, я даже не могу одеться и сесть на коня, не говоря уже о том, чтобы оседлать… Лет пять назад я бы с радостью взялся за такую работу, а сейчас… – Волков покачал головой.

– Ладно, не буду вас неволить. Но скажите, что бы вы сделали на моем месте?

– Нанял бы хорошего коннетабля…

– Это я и пытаюсь сделать, – барон отмахнулся, – но что, если бы вы уже были коннетаблем?

– Первым делом выяснил, кто у вас владеет ламбрийским и умеет писать на нем.

– Служанка моей дочери из Фризии, ее привезла моя первая жена. Жена родом-то наша, но имела имущество во Фризии. Получила небольшую ферму в наследство, оттуда и привезла эту лошадь.

– Какую лошадь? – не понял солдат.

– Да не лошадь, а служанку. Зовут ее Франческа. Но по внешности и силе она не уступает лошади. – Барон засмеялся, но как-то не очень весело.

Солдат тоже засмеялся.

– Но, по-моему, – продолжал барон, – она из холопов. Не думаю, что она умеет писать и уж тем более указывать наемникам, что им делать. Да и откуда у нее деньги, чтобы нанять четверых ламбрийцев? Да и один ли у них язык?

– Диалекты разные, но язык один, – заметил солдат.

– А что бы вы еще сделали?

– Не знаю. Наверное, обыскал бы мельницу.

– У меня их две.

– Значит, обыскал бы обе. И как следует поговорил бы с мельниками.

– А еще?

– Нашел бы больного уродца, что бродит по болоту и кидается на людей.

– Верно, это обязательно надо сделать, – кивнул барон.

– И главное… – Солдат задумался.

– Ну что?

– Все-таки провел бы аудит.

– А это что? Это то, что проводят попы, когда жгут еретика?

– Нет, то называется аутодафе. Аудит – это проверка на воровство. Нужны грамотные люди. На моей памяти такие аудиты проводили дважды в войсках, когда хозяева войск хотели знать, куда идут деньги. Знающие люди посмотрят гроссбухи, договора с крестьянами, посчитают все, что есть.

– Да кто ж такое сможет сделать?

– Не знаю, может, монахи? Поговорите с аббатом. Надеюсь, вы не обзывали его болваном?

– Ха-ха-ха, – засмеялся барон, – до этого я еще не дошел. Вас зовут Яро? Простите, запамятовал.

– Да.

– Фолькоф?

– Именно.

– Как жаль, Яро Фолькоф, что вы уезжаете. Мне нужен именно такой человек, как вы.

Волков развел руками, изображая смирение перед неизбежным.

– Черт, – барон потряс пустым кувшином, – пустой. С хорошим человеком даже не замечаешь, как кончается вино. Ёган, Ёган…