I. Детство. Отрочество. Юность

Валентин Феликсович Войно-Ясенецкий родился в Крыму, в Керчи, 27 апреля 1877 года в семье аптекаря. Он был третьим из пятерых детей. У Валентина было два брата и две сестры. Его отец, Феликс Станиславович, происходил из старинного дворянского рода, представители которого служили при дворе польских и литовских королей. Однако род обеднел. Будущий архиепископ Лука во время допросов в советских застенках дал сам оценку своему происхождению: «Так как упоминание о моем дворянском происхождении придает неблагоприятную окраску моей личности, то я должен разъяснить, что отец мой, дворянин, в юности жил в курной избе белорусской деревни и ходил в лаптях. Получив звание провизора, он лишь два года имел свою аптеку, а потом до старости был служащим транспортного общества. Никакой собственности он, как и я, не имел» (1).

В 1889 году семья перебирается в Киев, и Феликс Станиславович становится госслужащим. Согласно рассказу внучатой племянницы свт. Луки, Майи Прозоровской, Войно-Ясенецкие жили в просторном 12-комнатном доме в центре города, на Крещатике. Феликс Станиславович очень хорошо зарабатывал – приносил домой толстые пачки червонцев. А распоряжалась всем в доме его жена, Мария Дмитриевна, очень властная по характеру. Благотворительностью она занималась постоянно, а в большие праздники под ее руководством снаряжались целые подводы, развозившие все необходимое тем, кто нуждался (2).

Религиозная атмосфера в семье имела свою специфику. Отец Луки был ревностным католиком. Он часто посещал костел, подолгу молился. Мать, Мария Дмитриевна (до замужества Кудрина), придерживалась православной традиции, но в храм не ходила, молилась дома. «Причиной этого было ее возмущение жадностью и ссорами священников, происходившими на ее глазах», – замечает в мемуарах, уже на склоне лет, архиепископ Лука (3).

Братья святителя, ставшие после окончания университета юристами, отошли от религии довольно быстро. Старшая сестра-курсистка пережила тяжелое психическое расстройство и ни во что не верила; младшая, любимица матери Виктория, сохранила свою детскую веру. Удалось ее сберечь и Валентину, но ему пришлось пройти через полосу испытаний.

Юноша не бросался из одной крайности в другую. Не переживал, как тот же киевлянин Николай Бердяев, бурного увлечения материализмом. Но увлекся «толстовством». На формирование мировоззрения Валентина в старших классах гимназии заметное влияние оказал брат Владимир – студент юридического факультета. В студенческой среде тех лет народнические идеи имели широкое распространение. Хождению в народ интеллигентов способствовали и книги Л.Н. Толстого. Валентин стал подражать великому писателю: спал на полу на ковре, а летом уезжал на дачу, косил траву и рожь вместе с крестьянами, не отставая от них. Он даже написал 30 октября 1897 года письмо графу с просьбой повлиять на свою мать. «Она говорит, что видит, что я иду по той же дороге, как сестра, что я начитался Евангелия и Ваших книг и, превратно понимая их, дойду тоже до сумасшествия», – жалуется он. И признается: «Меня слишком тянет любоваться живыми людьми и учиться у них. И вот теперь я знаю, что в деревнях люди голодают и мне нужно ехать к ним, чтоб помочь, поучиться у них» (4).

Валентин хотел приехать к писателю и жить под его присмотром. И это его желание можно понять. В жизни, наверное, каждого человека бывают моменты, когда хочется вернуться в детство, найти «нового отца» – мудрого учителя жизни. Толстой ответил молодому человеку, и этот ответ долгое время хранился у будущего епископа, но, к сожалению, пропал во время одного из обысков.

Творчество Л.Н. Толстого неотделимо от России, от миллионов людей, души которых он преобразил. Он сказал много важного и ценного в отношении богатства, милосердия, доброты. Гениальность Толстого – дар Божий. И он принес многие достойные плоды этого дара. Не будем забывать и о том, что резкие антиправославные высказывания писателя отчасти были обусловлены недостатками исторической Церкви, дефектами российской «государственной церковности» накануне своей катастрофы.

Валентина привлекало в Толстом именно это желание жить по правде. Его притягивал искренний голос по-своему религиозного человека.

«В толстовском учении соблазняет радикальный призыв к совершенству, к совершенному исполнению закона добра», – признавал Николай Бердяев. И тут же добавлял: «Но это толстовское совершенство потому так истребительно, так нигилистично, так враждебно всем ценностям, так несовместимо с каким бы то ни было творчеством, что это совершенство – безблагодатное» (5).

После знакомства с изданной в Великобритании брошюрой графа «В чем моя вера?» интерес к учению Толстого у юного Валентина стал падать. Читая Толстого, он одновременно вчитывался в Писание. Благо, что под рукой у него всегда был Новый Завет, подаренный ему директором гимназии при получении аттестата зрелости. И сердце сделало свой выбор.

Одновременно с учебой в гимназии Валентин учился и в Киевском художественном училище. Родители давно заметили природную склонность мальчика к рисованию и в 13 лет отдали его в руки опытных педагогов. Учителя выделяли художественные способности Валентина.

Особенно давались ему зарисовки с натуры. Он делает много зарисовок молящихся людей, богомольцев Киево-Печерской лавры. «Повсюду: на улицах и в трамваях, на площадях и базарах – я наблюдал все ярко выраженные черты лиц, фигур, движений и по возвращении домой все это зарисовывал», – вспоминал Войно-Ясенецкий (6). Художественные дарования и успехи Валентина были настолько значительны, что устроители одной из передвижных выставок пригласили его к участию. Валентин сам выбрал для экспозиции одну небольшую картину, на которой запечатлел нищего старика с протянутой рукой и глазами, полными горя.

Интерес к живописи был у юноши достаточно сильным. И по окончании гимназии Валентин решил поступать в Петербургскую академию художеств. Но заколебался. «Недолгие колебания кончились решением, что я не вправе заниматься тем, что мне нравится, но обязан заниматься тем, что полезно для страдающих людей. Из Академии я послал матери телеграмму о желании поступить на медицинский факультет, но все вакансии уже были заняты, и мне предложили поступить на естественный факультет с тем, чтобы позже перейти на медицинский. От этого я отказался, так как у меня была большая нелюбовь к естественным наукам и ярко выраженный интерес к наукам гуманитарным, в особенности к богословию, философии, истории. Поэтому я предпочел поступить на юридический факультет и в течение года с интересом изучал историю и философию права, политическую экономию и римское право», – рассказывает архипастырь (7).

Он совершает то, что позже сделает мать Мария (Скобцова) в эмигрантском Париже, – идет к униженным и нуждающимся, чтобы утвердилась правда Божия. Но путь этот, как мы видим, имел зигзаги.

О святителе Луке можно говорить как о правдолюбце уже по первым сознательным его шагам. Он как бы следует еще не прозвучавшему в то время призыву Александра Блока идти «туда, где униженье, где грязь, и мрак, и нищета». Можно о нем говорить и как о праведном судье. Не случайно на третьем курсе Киевского университета товарищи избрали его старостой курса. Произошло это после такого инцидента: в пылу ссоры студент-поляк ударил по щеке студента-еврея. Ясенецкий-Войно вступился за оскорбленного сокурсника, встал на сторону слабого и защитил.

Перед тем как попасть в аудитории Киевского университета, Валентин совершил поездку в Мюнхен. Любовь к живописи привела его в частную школу профессора Книрра, но здесь он долго не задержался. Живопись уже его не грела. По возвращении в мать городов русских юноша отправился к директору народных училищ с просьбой устроить его в сельскую школу. Директор, оценивший народнические настроения посетителя, все же убедил его поступить на медицинский факультет.

И Валентин, преодолевая отвращение к естественным наукам, стал студентом (8). Во время учебы, к слову, он понял, что художественный дар дан ему для анатомических рисунков.

Войно-Ясенецкий в момент выбора между творчеством и медициной отдал предпочтение последней. Когда перед ним стоял выбор между медициной как наукой и практикой, он решил лечить людей. Валентину хотелось «быть полезным для крестьян». По замечанию одного современного публициста: «Он много лет, оставаясь вполне верующим, не ходил в церковь и на склоне лет спокойно объяснял это тем, что у земского врача воскресные и праздничные дни самые занятые» (9).

Осенью 1903 года Валентин оканчивает университет, собирается стать земским врачом, но грянула Русско-японская война. И вот молодой выпускник весной 1904 года в составе отряда Красного Креста едет добровольцем на Дальний Восток. В Чите, где разместился отряд, Ясенецкий-Войно становится заведующим хирургическим отделением. И сразу же начинает оперировать на костях, суставах и черепе.

Жизнь в Чите продолжалась около года, и незадолго до окончания войны молодой врач женится на Анне Васильевне Ланской. Дочь управляющего поместьем на Украине, она приехала с тем же отрядом Красного Креста. «Она покорила меня не столько своей красотой, сколько исключительной добротой и кротостью характера. Там два врача просили ее руки, но она дала обет девства. Выйдя за меня замуж, она нарушила этот обет, и в ночь перед нашим венчанием в церкви, построенной декабристами, она молилась перед иконой Спасителя, и вдруг ей показалось, что Христос отвернул Свой лик и образ Его исчез из киота. Это было, по-видимому, напоминанием об ее обете, и за нарушение его Господь тяжело наказал ее невыносимой, патологической ревностью», – пишет святитель (10).

Нарушение обета, данного Богу, многие духовники считают смертным грехом. Но нет такого греха, который нельзя было бы принести к подножию Креста Господня.

II. Тяжелые времена

В 1905 году молодые переехали в небольшой городок Ардатов Симбирской губернии. В ведении Ясенецкого-Войно оказалась больница на тридцать пять коек. Работы было много, и молодой хирург выбился из сил. Решил найти больницу поменьше, и вскоре семья перебралась в село Верхний Любаж Фатежского уезда Курской губернии. Здесь Валентин Феликсович начал изучение тончайших нервов и впоследствии изобрел новый метод анестезии, принесший ему мировую известность. Именно он открыл местный наркоз и спас тысячи людей от гибели из-за ошибок анестезиологов. В условиях бедной земской больницы талантливый хирург делал операции на сердце и почках, которых в России тогда практически не знали, и уникальные глазные операции. Проснувшись как-то утром, доктор увидел направляющуюся к его дому вереницу слепых, державшихся друг за друга. Их собрал со всей округи нищий, которого Ясенецкий-Войно исцелил от слепоты. Так он отблагодарил спасителя.

В 1906 году хирург пишет прошение ограничить прием хотя бы 60 больными в день. Ведь ему ежедневно приходится принимать от 100 до 140 человек в течение 15 часов в больнице, а потом еще осматривать пациентов дома. При этом он занят строительством любажской больницы и пишет научные статьи. Вскоре слава и наплыв пациентов из других губерний делают работу в Любаже невыносимой, и доктора переводят в Фатеж. Здесь за 3 года работы он проводит более 1500 сложных операций.

Жизненные обстоятельства кардинально изменились в 1908 году. Молодой врач не пришел на вызов к заболевшему чиновнику, отказываясь покидать тяжелого больного. За это его уволили и вынудили покинуть Фатежский уезд. В 1907 году у молодой четы родился сын Михаил, а осенью 1908 года, в те самые дни, когда разыгрался скандал, появилась на свет дочь Елена. «Должность акушерки, – замечает Войно-Ясенецкий, – мне пришлось исполнять самому» (1).

На первых порах семья перебралась на Украину, в Золотоношу. Там нашлось место амбулаторного врача. Но вскоре Ясенецкий-Войно принимает решение отправиться в Москву для работы над диссертацией, оставив жену и детей у родных.

В Москве он приходит к крупному ученому, основателю журнала «Хирургия» Петру Ивановичу Дьяконову и выражает желание работать в его клинике. Получив разрешение, Валентин Феликсович напряженно трудится, собирает диссертационный материал по теме «Регионарная (то есть «местная») анестезия». Свои исследования он продолжает в Институте топографической анатомии и оперативной хирургии, которым руководит председатель Московского хирургического общества профессор Фридрих (Федор) Александрович Рейн.

В земских больницах молодому хирургу приходилось сталкиваться с проблемами обезболивания при операциях. Бывали случаи тяжелых осложнений после применения общего наркоза, и врач ищет новые пути анестезии. Книга немецкого хирурга Генриха Брауна «Местная анестезия, ее научное обоснование и практические применения» стала для него источником вдохновения и толчком к собственным разработкам. Несколько месяцев он препарировал трупы, оттачивая методы и технику местного обезболивания.

Регионарная анестезия по Генриху Брауну предполагает точное попадание иглой с новокаином в необходимый при данной операции нервный ствол. Но этот метод оказался не так прост. Далеко не ко всем нервным стволам существуют удобные подходы. Местная анестезия потребовала от хирургов глубокого знания топографической анатомии, знания того, где и как проходят нервы, ведающие чувствительностью определенных участков тела. Ясенецкий-Войно искал и находил все новые и новые подступы к нервным стволам, анестезия которых позволяла сразу обезболить большую поверхность тела. Он изобретает прием, с помощью которого можно подобраться с иглой к седалищному нерву при выходе из таза, один укол – и вся нога теряет чувствительность. В дальнейшем он пришел к открытию, что одна инъекция в так называемый средний нерв позволяет обезболить целую кисть руки. Третье открытие пришло после того, как ученый промерил 300 человеческих черепов, в результате стало ясно, где удобнее всего вводить новокаин и алкоголь в тройничный нерв (2).

О том, как относился Ясенецкий-Войно к своей работе, говорит его письмо к жене: «Из Москвы не хочу уезжать, прежде чем не возьму от нее того, что нужно мне: знаний и умения научно работать. Я по обыкновению не знаю меры в работе и уже сильно переутомился… А работа предстоит большая: для диссертации надо изучить французский язык и прочитать около пятисот работ на французском и немецком языках. Кроме того, много работать придется над докторскими экзаменами… Во всяком случае, стать доктором медицины нельзя раньше, чем к январю 1910 года, если все это время быть свободным от всяких других занятий. Зато потом будет мне широкая дорога…» (3).

Докторскую диссертацию Валентин Феликсович защитил не в 1910-м, а шестью годами позже, в 1916-м: жизнь вносила свои коррективы. В Москве ученый пробыл только восемь месяцев и вынужден был снова переключиться на деятельность земского врача – семья нуждалась в средствах.

Впрочем, своих исследований он не оставил. И во время ежегодных месячных отпусков приезжал в Белокаменную, работал в Институте Рейна и на кафедре описательной анатомии Московского университета у профессора Петра Ивановича Карузина. К слову, последний бальзамировал тело В.И. Ленина.

В 1908–1909 годах в журнале «Хирургия» появляются первые научные работы молодого ученого. Всего за первые двенадцать лет своей хирургической деятельности будущий архипастырь опубликовал девятнадцать из сорока двух своих научных работ (4).

В 1915 году в Северной столице увидела свет книга Ясенецкого-Войно «Региональная анестезия», вышедшая тиражом 750 экземпляров. Интересно, что иллюстрации к монографии были выполнены самим автором: так его художественный дар послужил науке. Эта книга была представлена к защите как диссертация. 30 апреля 1916 года состоялось публичное заседание медицинского факультета Московского университета, и В.Ф. Ясенецкий-Войно получил ученую степень доктора медицины.

Известный московский хирург А.В. Мартынов в диссертационном отзыве сделал вывод, что работа ученого является первым отечественным руководством по регионарной анестезии.

Первая монография Ясенецкого-Войно имела в качестве адресата и ученое сообщество, и практикующих врачей. В книге не только обстоятельно описывались способы местной анестезии, но и давались сведения из нормальной и топографической анатомии (то есть науки, изучающей послойное строение анатомических областей). После знакомства с работой можно было практически выполнить целый ряд хирургических действий (5). Врачи-практики заинтересовались изданием, и тираж был моментально раскуплен. Но из-за этого произошел курьез: автору не удалось получить денежный эквивалент одной из престижных премий.

Это была премия имени Адама Хойнацкого, присужденная Ясенецкому-Войно советом Варшавского университета за лучшую научную работу в области медицины по итогам 1916 года. Однако, став лауреатом, хирург не смог представить в Варшаву определенное количество экземпляров книги и денег (900 рублей золотом) не получил.

После восьмимесячного пребывания в Москве Валентин Феликсович оказался в тисках безденежья. Чтобы содержать семью, он вернулся к практической хирургии и поехал в село Романовку Балашовского уезда Саратовской губернии. Полтора года работал здесь в больнице на двадцать пять коек. В тесноте, духоте и шуме вел прием больных, делал сложные операции. В 1909 году хирург провел их 292. В начале следующего года операционная нагрузка увеличилась. В Романовке у Ясенецких-Войно родился третий ребенок – Алексей. Родился с небольшим приключением. Перед самыми родами хирурга вызвали на заседание Санитарного совета, он сильно задержался. Но, к счастью, в дом заехала женщина-врач, и роды прошли успешно.

В ноябре 1910 года Валентин Феликсович принял предложение из Переславля-Залесского, отправился работать в уездную больницу.