19.2. А судьи кто?

19.2.1. Вычеты

– Первая страница дневника Вали 1903 года.

Слово «суд» меня всегда настораживало. Судят-то люди, а не Господь Бог. Поэтому я очень сомневаюсь, что где-нибудь на земле есть праведный суд. Ну, а какой суд в нашей стране, я убедился на собственном опыте. О моём первом уголовном суде над хулиганом с ножом, где я выступал в качестве жертвы, я уже вспоминал. Советский суд был безжалостен и рубил сплеча, по формальным признакам, не вникая в семейное положение и прочие мерихлюндии. Если рецидивист, то на – получай по полной.

Остальные мои суды проходили уже в новой России. Суд над жёлтой прессой, которая в условиях свободы возомнила себя абсолютно безнаказанной четвёртой властью, в лице Сочагина я тоже подробно описал. Вывод из той истории для меня был таков: даже если суд и справедлив, то жалок в своей беспомощности реально наказать наглого писаку.

Теперь я вспомню о том, как я судился с нашим государством. Вначале мне пришлось столкнуться с налоговой инспекцией. Во время моей предпринимательской деятельности наш «Пантелеймоновский» магазин расширялся и прирастал новыми площадями. Так мы с Надеждой Кочеровой расселили жуткую коммуналку в том же доме, что и магазин, и приобрели её в общую долевую собственность, а комнаты формально распределили так: по одной комнате расписали Надежде, Тамаре и мне, а ещё одна была в общем пользовании у меня с Тамарой. В том же 2002 г. мы эту квартиру продали, причём каждый продавал свою комнату. Налоговая инспекция не желала предоставлять мне налоговый вычет в полном объёме за продажу комнаты, но судья на основании представленных мной аргументов разобралась в непростой ситуации продажи отдельных комнат в коммунальной квартире. Выдержку из решения суда с целью передачи опыта привожу в разделе СУДЕБНЫЕ ПОДРОБНОСТИ 1. (1).

В следующем судебном споре с той же налоговой инспекцией она не желала зачесть предоставленный мне налоговый вычет полностью на том основании, что я продал квартиру, за покупку которой мне был предоставлен этот вычет, и у меня на неё уже нет свидетельства о собственности. Я изложил существо дела в моей судебной речи (там же – (2)). Суд удовлетворил мои требования. В обоих случаях налоговая инспекция продемонстрировала свою полнейшую юридическую безграмотность и действовала нахрапом: авось, их наглые требования будут исполнены запуганным налогоплательщиком. Но не тут-то было, не на того нарвались! А судьи и по первому, и по второму делу сделали свою работу честно и досконально разобрались в этих непростых делах. Правда, эти мои иски к государству были совершенно лишены политической окраски.

19.2.2. Телефонное право

– Депутаты Ленсовета XXI двадцать лет спустя – разве это пенсионеры?

В отличие от депутатов Ленсовета XXI созыва, которые не позаботились о своей будущей пенсии, депутаты Законодательного Собрания Санкт-Петербурга первым делом установили себе разнообразные льготы, начиная с депутатских окладов, автомобилей, телефонов и прочих приятных вещей и кончая доплатами к своим будущим пенсиям. В мае 2005 г. в ЗС СПб усилиями депутатов от «Яблока» и СПС был принят Закон СПб «О гарантиях деятельности лиц, замещающих (замещавших) государственные должности Санкт-Петербурга», уравнивающий в льготах к пенсии депутатов ЗС СПб и депутатов Ленсовета XXI созыва. Законодательное Собрание расщедрилось на это, учитывая заслуги Ленсовета ХХI в деле установления демократии в России и понимая то, что без Ленсовета ХХI и Законодательного Собрания Санкт-Петербурга не было бы. Как раз в это время я приступил к работе в ЗакСе в качестве помощника Юрия Гладкова, который и был одним из авторов и двигателей этого закона вместе с Константином Смирновым, тоже бывшим депутатом Ленсовета ХХI и его помощником.

Я как пенсионер, конечно, тоже решил оформить эти льготы. Но не тут-то было! Комитет по труду и социальной защите населения Правительства Санкт-Петербурга уже в начале 2006 года разослал в районные собесы инструктивное письмо, по которому доплаты к пенсии за чин депутатам Ленсовета совсем, якобы, не полагались, а доплата к пенсии за стаж полагалась только тем депутатам, у которых есть записи в трудовой книжке о приёме на работу и об увольнении с работы в Ленсовете. По негативному судебному опыту других бывших депутатов Ленсовета я знал, что Комитет требует наличия этих записей в обязательном порядке.

Поэтому сначала я, пользуясь своим положением работника ЗакСа, попросил своего начальника Гладкова, а он в свою очередь обратился к Председателю ЗакСа Тюльпанову с просьбой о внесении в мою трудовую книжку записей о приёме на работу и увольнении с работы в Ленсовете. Кадровики ЗакСа вносить такие записи отказались, т.к. мэр Собчак при разгоне Ленсовета издал приказ о прекращении выплаты денежного вознаграждения, а не об увольнении. Забавно, ведь я был принят на работу, и приказ об этом есть, а вот приказа об увольнении нет. Что же, я до сих пор работаю в Совете? – Абсурд! Но по бюрократическим правилам вносить в трудовую книжку можно только формулировки соответствующих приказов. Поэтому мне посоветовали обратиться в суд.

Ну, что же, я пошёл в Петроградский районный суд по своему месту жительства и написал заявление об установлении факта работы с приложением 25 документов, подтверждающих этот факт. Но ЗакС направило в суд возражения, суть которых заключалась в том, что Законодательное Собрание Санкт-Петербурга не является правопреемником Ленсовета и потому не может вносить исправления в трудовую книжку. Суд определил в качестве заинтересованного лица Комитет по труду и социальной защите. Хорошо, я подал в суд заявление, где заинтересованным лицом был Комитет. На слушании в суде я изложил суть дела (эту и следующую речь, наверное, с интересом прочтут только бывшие депутаты Ленсовета, мои товарищи по несчастью, поэтому отсылаю их к СУДЕБНЫМ ПОДРОБНОСТЯМ 2. (1)).

Для представителей заинтересованного лица – Комитета – я подготовил ещё несколько вопросов, оставшихся без ответа:

«Признаёте ли Вы:

1. Что в соответствии с действовавшим Законом РСФСР «О статусе народного депутата…» я был принят на работу и работал в Совете на постоянной основе, о чём буквально сказано в представленных выписках из приказов Совета и даже в распоряжении мэра?

2. Факт ликвидации Совета как учреждения по Указу Президента?

3. Что при ликвидации учреждения его сотрудники автоматически должны считаться уволенными, а не просто лишёнными денежного вознаграждения?

4. Что не соответствующее трудовому законодательству оформление увольнения не может стать основанием для умаления моих социальных прав?»

Но Комитет направил в суд ходатайство о рассмотрении вопроса уже в порядке искового производства. И судья решила уйти от рассмотрения моего заявления, издав определение, по которому я должен разрешить спор в суде, подав соответствующий иск. Моя частная жалоба на это определение была проигнорирована. Ладно, я составил исковое заявление. Петроградский суд опять ушёл от рассмотрения по существу дела, определив, что раз я подаю иск к Комитету, расположенному в Смольном, то Петроградский суд не может рассматривать этот иск. Ничего, я упрямый. Я переписал исковое заявление, назначив ответчиком уже не Комитет, а отдел социальной защиты администрации Петроградского района. Количество прилагаемых документов возросло уже до 39.

Судья Т. Максимова, знакомая мне по рассмотрению моих исков к налоговой инспекции, была заменена на судью Н. Круглову. И снова определением суда моё исковое заявление было оставлено без движения на том формальном основании, что я просил суд установить мне доплату к пенсии либо как просто депутату ЗакСа, либо как председателю органа ЗакСа, т.к. я был членом Малого Совета и по закону эта должность соотнесена с должностью председателя органа ЗакСа, а суду нужно было точно определить предмет иска. Мой следующий заход в Петроградский суд уже с двумя исковыми заявлениями о признании права на доплату к пенсии за стаж и отдельно за чин тоже был отвергнут, т.к. я, якобы, просрочил дату выполнения требований предыдущего определения – 17 декабря 2007 г, тогда как только 12 декабря мне был возвращён мой предыдущий иск. Но именно 12 декабря, сразу же, я подал эти новые, исправленные иски в суд. Так что пришлось суду всё-таки принять мои исковые заявления к рассмотрению, объединив их в один иск, против чего я, конечно, возражал, т.к. отказ по одному иску автоматически привёл бы к отказу и по другому.

Комитет – третье лицо иска – в лице начальника сектора по вопросам доплат к пенсии гражданским служащим юридического управления Г. Лукьянчиковой, типичной смольнинской чиновницы, направил в суд два совершенно безграмотных и неряшливых отзыва на оба мои исковые заявления. Я отреагировал на эти отзывы своими основанными на законе возражениями. В наиболее доступной форме суть моих возражений я отразил в своей речи на суде (но это, пожалуй, смогут дочитать до конца только юристы! – СУД. ПОДРОБНОСТИ 2. (2)).

Меня поразило поведение судьи, когда я читал свою речь: сначала она перелистывала какое-то другое дело, а потом просто клевала носом. Во время судебного заседания произошёл неприятный для меня инцидент. Лукьянчикова выложила свою домашнюю заготовку и заявила, что представленная мной справка из Военмеха о моём переводе на полставки доцента липовая, сославшись на начальника отдела кадров Военмеха, которая сказала ей по телефону, что такую справку не подписывала. Для меня это была новость, т.к. для получения этой справки я ещё в 2007 г. обратился к своему бывшему завкафедрой Д. Л. Фёдорову, передал ему заявление на имя ректора с просьбой о выдаче такой справки и получил её от Фёдорова со всеми подписями и печатями. Суд решил направить запрос в Военмех по этому поводу с просьбой провести расследование.

Мне пришлось ехать к и.о. ректора Военмеха и в его кабинете выяснять, в чём дело. Он вызвал в кабинет целую комиссию, в том числе начальницу отдела кадров, с которой Лукьянчикова, видимо, была знакома, Фёдорова и его секретаршу. Выяснилось, что Фёдоров, получив моё заявление, не дал ему официальный ход через канцелярию, а поручил подготовить такую справку секретарше, которая, видимо, через знакомых получила на ней подпись начальницы отдела кадров с печатью. Может, подпись была и настоящая, но моё заявление и справка официально не были зарегистрированы, что легко можно было проверить. При этом разбирательстве на Фёдорова и его секретаршу было жалко смотреть, и я десять раз раскаялся, что отдал своё заявление бедному Дмитрию Леонидовичу, а не в канцелярию. Не всегда путь по знакомству получается короче, чем через инстанции, как учила нас советская практика.

Военмех вместе с результатами этого расследования переслал в суд целый набор справок и копий приказов, подтверждающих тот факт, что я не только работал в то время на полставки в Вонмехе, но через четыре месяца перешёл даже на четвертьставки. Но психологически, конечно, эта история подорвала моё реноме.

После получения пакета из Военмеха на следующем заседании судья во время прений как будто не слушала ни моих объяснений, ни довольно беспомощных выступлений представительницы Комитета В. Куц, будто заранее знала результат. Представительница ответчика – Петроградского собеса, так же, как и Лукьянчикова, вообще молчала. Монотонной скороговоркой судья Круглова зачитала только резулятивную часть решения суда с вердиктом – в иске отказать.

Вместе со мной на этом заседании присутствовал мой коллега по Ленсовету Константин Митчин, который тоже переживал аналогичную судебную эпопею. Я вспомнил цитату из Бисмарка: «Революцию разрабатывают гении, совершают фанатики, пользуются её плодами проходимцы», – это было наше общее мнение, которое мы высказали Лукьянчиковой. Она откровенно торжествовала, как будто это из её кармана нам должны были назначить доплаты к пенсии. Нет, это был не меркантильный интерес, не забота о государственном бюджете, это был реванш Смольного за унижение 1991 года. На прощание я сказал судье, что этот суд – типичное проявление телефонного права.

Полного текста решения суда я дожидался более полутора месяцев, вместо установленных законом пяти дней, поэтому мне пришлось направить Председателю Петроградского райсуда заявление, в котором я не только требовал срочно представить мне полный мотивированный текст решения суда, но и наказать судью Круглову за небрежное ведение дела. Когда я, наконец, получил это решение на руки, я был поражён – так оно было неряшливо составлено, буквально скопировано из текстов моих исковых заявлений и текста возражений Комитета, причём с повторением всех смысловых и даже грамматических ошибок и опечаток в этих возражениях.

Я решил подать в городской суд кассационную жалобу на решение Петроградского райсуда и обратился в Прокуратуру Санкт-Петербурга с просьбой участвовать в рассмотрении этой жалобы, памятуя о соответствующей закону позиции Прокуратуры в некоторых процессах моих собратьев по борьбе. Но Прокуратура, видимо, получив соответствующие указания из Смольного, отказалась участвовать в процессе.

В жалобе я указал: