Цитаты из книг автора «Борис Громов»

Автомат бьется в руках, свинцовые струи хлещут по укрытиям, из-за которых по нам лупят «чехи». Гильзы скачут по всей кабине. Это когда ты врага видишь, надо вести прицельный огонь короткими очередями. А вот если между вами преграда, то надо просто не позволить ему даже голову приподнять, создав максимальную плотность огня. А не сможешь, дашь ему возможность прицелиться, он будет стрелять по тебе. Короткими и прицельными… И скорее всего – попадет.

Оборачиваюсь к водителю и рявкаю во всю глотку: – Гони, твою мать, если жить хочешь! Их вообще-то уже не один раз должны были проинструктировать на этот счет: что бы ни случилось, если машина на ходу, водитель обязан на полной скорости покинуть зону поражения. Но кто их знает, новичков. Переклинит чего-нибудь в башке, да и даст по тормозам. И все, писец, вечная вам память, дорогие товарищи, и деревянный крест с фамилиями на обочине.

наша маленькая колонна: серый бронированный УАЗ с «люстрой» на крыше и надписью «Военная автоинспекция» по обоим бортам, два БТРа-«восьмидесятки», один позади «уазика», а второй – в хвосте, и четыре бортовых «КамАЗа», фыркая движками, трогается в путь. Снимаю лежащий на коленях автомат с предохранителя. Знаю, что нельзя, но если б я в Чечне делал только то, что делать можно, вряд ли дожил бы до сегодняшнего дня. Слегка склонив голову, крещусь и одними губами шепчу: «Господи, благослови!» Ловлю на себе ироничный взгляд молодого водителя. Ну-ну, сынок! Сколько ты уже на Кавказе? Целых полторы недели? А выезд какой по счету? Ах, второй! А у меня через три месяца юбилей – шестнадцать лет, как я в эту задницу первый раз попал. Вот когда (и если) доживешь до моих лет, тогда мы и глянем, чего от твоего атеизма останется. Как в свое время Ремарк сказал: «В окопах атеистов нет». А он, между прочим, в Первую мировую рядовым в пехоте служил, знал, о чем говорит!

Открыв дверь, сначала забрасываю на пассажирское сиденье свою «железную шапку», а уже потом лезу сам. О, блин, а камазовская кабина куда больше и удобнее, чем у бронированного «Урала». И сиденье шире, и колени в приборную панель не упираются. Вот только лобовое стекло… Как-то уже привык я к небольшим и мутноватым триплексам, а за огромными и прозрачными стеклами «КамАЗа» чувствуешь себя манекеном в витрине. Причем манекеном, на лбу и груди которого намалеваны круги мишеней. Нет, в «Урале», может, и не так комфортно, но все-таки чувствуешь себя спокойнее и увереннее.

Брось ствол, сука!!! — не унимается бандит. — Или я ей башку снесу!!! Ох, прости меня, девочка. Страху ты сейчас натерпишься… Но по-другому — нельзя. Иначе умрем оба. А так я постараюсь тебя спасти. Это только в американских боевиках главный герой в такой ситуации обязательно положил бы пистолет на пол, а потом героически превозмогал главного злодея голыми руками и приемами из разряда «больной на всю голову акробат». В реальности же полицейский, бросивший в такой ситуации оружие, добьется только одного — умрет сам. Заложникам, скорее всего, тоже ничего хорошего не светит, но мертвому герою, валяющемуся в луже собственной крови на полу, оно будет уже глубоко фиолетово. Я — не в кино. И умирать не собираюсь. — Да насрать! — рявкаю я в ответ. — Я ее второй раз в жизни вижу! В комнате сразу трое превратились в подобия библейских соляных столбов: и обескураженный бандит, и готовая в обморок рухнуть Оксана, и стоящий на коленях в углу сложивший руки на затылке Константин. — Мне на нее плевать! — гну я свою линию. — Я за своим баблом пришел, а не за ней! Свои деньги я вам не отдам!!! — Какие деньги? — главарь «лысых», по голосу судя, явно растерялся. — Мои деньги! — не прекращаю я давить на него. — И они только мои!!! Но с тобой мы еще можем разойтись по-хорошему. Я сейчас опущу пистолет… После этих слов мой «макаров» и, правда, пошел вниз. Бандит, решивший, что вот сейчас и пришло время наказать совершенно охреневшего в атаке меня, тоже роняет ствол «Вала», пытаясь взять меня на мушку. Вот только для него это — экспромт, а для меня — продуманная операция. Снова дважды лязгает сталь. Первая пуля — в стопу, а когда «лысого» от боли закрутило в сторону и всякий интерес к заложнице он уже утратил, вторая — в правое плечо. «Вал» с грохотом падает на пол. В комнате на разные голоса вопят уже двое. Все, отработал!

Уже потом я сообразил, что остался жив благодаря двум чисто психологическим факторам. Первое — это древняя «традиция» спецподразделений — рисовать на штурмовых щитах большие красные круги. Чистой воды давление на психику: почти любой человек, не имеющий серьезной профессиональной подготовки, при внезапном появлении противника чисто автоматически пальнет в это большое яркое пятно, а не, например, в куда хуже защищенную голову. Или вообще ничем не защищенное колено. Второе, и я об этом уже упоминал совсем недавно, ни в коем случае нельзя идти в бой с незнакомым оружием. А бандит этот «Вал» в руки взял явно совсем недавно. Ведь все знают, что «Вал» — автомат. И предохранитель у него — как у «калаша», разве что поменьше размером. И только те, кто матчасть учил, знают, что у АК любой модели «флажок» предохранителя и переводчик огня — это одна и та же деталь. А вот у «Вала» — две разных. И у «лысого» переводчик стоял, похоже, в режиме одиночного огня. А тот надеялся на очередь — автомат ведь. И когда «Вал» громко «кашлянул» всего один раз, бандит растерялся — неужели заклинило? На мгновение замешкался. И умер…

из-за руин по нам плотно начали колошматить несколько пулеметов. Я еще лет десять назад от одного хорошего знакомого слышал, что можно из пулемета и вот так — с закрытых позиций работать. И якобы не так оно и сложно. По его словам, еще в Первую мировую этот способ придумали. Слышать — слышал, а вот в живую увидал только сейчас. Ощущения, прямо скажем, не самые приятные. Однако — тут без корректировщиков точно не обошлось. А значит — будем искать…

Они хорошие люди, но к богу им дороги не найти. Истинно верующим сможет стать лишь тот, кто все потерял. А у Константина и его товарищей — и без того все хорошо. Им нас не понять, как не поймет рыба птицу. Но не все, кто приходит к нам, — такие. Тех, кто прошел через посылаемые жизнью испытания, но остался чист сердцем, тех, кому действительно некуда больше идти, — мы принимаем.

в конце еще первой зимы после катастрофы набрел он на лагерь кришнаитов где-то в районе Галича… Вернее, на то, что от них осталось. Вымерли они, как мамонты. Хотя, по словам Тёмы, скорее всего — вымерзли. Словом, как он тогда выразился: побираться на улицах в оранжевых тряпках, бить в бубны и орать «Харе Кришна!», делая вид, что тебе абсолютно плевать на государство, можно только при наличии этого самого государства. Ну, в смысле, когда есть кому починить канализацию, включить отопление, завезти продукты в супермаркеты и жуликов на улицах ловить, пока ты, в оранжевую простыню завернувшись, всякой ерундой страдаешь. А вот как государства не стало, так сразу и выяснилось, что умения громко и заунывно вопить «Харе Рама!» для выживания — явно маловато.

не может в таких учреждениях пахнуть миндальным печеньем. А если пахнет — значит это вовсе не печенье… Именно такой запах — у семтекса, чешского аналога всемирно известной взрывчатки С-4. Вообще-то взрывчатка сильного запаха иметь не должна. Но на заводе в Брно, кажется, где эту дрянь чехи варят, бардак — просто эпический. Оттуда готовую продукцию, не побоюсь этого слова, волокут просто в промышленных масштабах. Плюс разный там левый синтез, плюс ночные неучтенные партии... Вот когда был Варшавский блок и там торчал наш советский контингент со всемогущим «кейджиби» в придачу — никаких утечек ВВ[26] налево не было. Ушли «комми» — тут же началась свобода и рыночные отношения... Ну, чехов и заставили пихать в изделие «парфюма» больше, чем нужно. Для скорости анализа.