Исторический очерк

К моменту российской колонизации (1865) Ташкент был крупнейшим городом Центральной Азии по площади и населению, хотя и не имел столичного статуса Коканда, Хивы и Бухары. Холмы ташкентского оазиса скрывали немало древних и раннесредневековых городищ и замков, однако собственно исторический город с IX–X вв. развивался вокруг ядра Чорсу^[1], к которому примыкали четыре городских района-даха: Кукча, Шейхантаур, Сибзар и Бешагач. Главные улицы, подобно артериям, сходились к Чорсу, где располагался самый большой городской базар. От них более узкие улочки, разветвляясь, расходились к периферийным кварталам с их небольшими мечетями и махаллями^[2]. В черте исторического города было немало памятников средневековой архитектуры и как минимум три крупных культовых комплекса: Хаст-Имам – в квартале Сибзар, Шейхантаур – к востоку от Чорсу и Регистан – непосредственно в главном городском ядре. Обнесенный крепостной стеной, город располагался по правому берегу канала Анхор за исключением хорошо укрепленной крепости Урда, резиденции наместника кокандских ханов, от которых Ташкент административно зависел. Урда была выстроена на левом берегу Анхора, что позволяло крепости предохранять город от внешних вторжений и защищать правителя от внутренних волнений.

Схема плана Ташкента. Сер. XIX в.

Местоположение между Кокандским ханством и Бухарским эмиратом, к югу от казахских и кыргызских степей, делало Ташкент удобным стратегическим пунктом, позволяющим эффективно контролировать ситуацию в регионе. Поэтому сразу после взятия города российские войска разрушили укрепленную Урду и приступили к возведению к югу от нее военной крепости европейского образца. Рядом с новой крепостью вскоре обосновалась администрация созданного Туркестанского генерал-губернаторства и начало развиваться ядро градостроительной структуры «европейской» части Ташкента. Первоначально оно формировалось на основе прямоугольной сетки улиц согласно плану топографа М. Колесникова (1866), а затем структура была усложнена новым ядром – центральным сквером, вокруг которого по плану военного инженера А. Макарова была разбита радиально-лучевая уличная сеть (1870)^[3].

Часть «Старого города», примыкающая к медресе Бекляр-бека. 1872

Кауфманский проспект, одна из центральных улиц «Нового города». 1910-е

В царский период «европейская» часть города интенсивно развивалась, а «азиатская» была поставлена в положение зависимости и подчинения. Это подтолкнуло развитие сегрегационных практик, характерных для колониальных контекстов, например Северной Африки или Индии. В «европейских» кварталах стали появляться новые типы сооружений: банки, кинотеатры, доходные дома, аптеки, цирк, вокзал, библиотека, училища, гимназии и т. д. Возникли и новые виды общественных пространств: городской сад, общественный сквер, пешеходные тротуары. На жизни «азиатской» части города инновации почти не сказывались, хотя и неизменной она не оставалась – например, к восточной части Чорсу был подведен городской трамвай, а к северу от него появились представительства нескольких российских и зарубежных частных фирм.

План Ташкента 1890 г., исправленный и дополненный в 1905 г.

После Октябрьской революции 1917 года Ташкент стал столицей Туркестанской автономной советской республики, унаследовавшей границы Туркестанского края и вошедшей в Российскую федеративную советскую республику. Однако вскоре столичный статус города был поставлен под сомнение – его долго обсуждали в годы, предшествовавшие делимитации границ среднеазиатских республик после образования СССР. Более того, само включение Ташкента в состав Узбекистана оспаривалось представителями будущих Казахской и Киргизской ССР, которые полагали, что этот наиболее крупный и в этническом отношении интернациональный город региона, окруженный кочевым населением казахов и кыргызов, следует сделать столицей их республики^[4]. В конечном счете при образовании УзССР в 1924 году Ташкент был включен в состав Узбекистана, однако при этом уступил столичные функции Самарканду. Лишь в августе 1930 года он стал столицей Узбекской республики.

Урбанистическое развитие города в советские годы прошло следующие этапы.

1917–1929: РАЗДЕЛЬНОЕ РАЗВИТИЕ «СТАРОЙ» И «НОВОЙ» ЧАСТЕЙ ТАШКЕНТА

В первое десятилетие новой власти архитектура и урбанизм оставались делом местных властей, действовавших избирательно. В «новом Ташкенте» они пытались решить проблему городских трущоб, усугубившуюся в годы Гражданской войны. Следуя первоначальной общесоветской установке на создание пригородных «городов-садов», они инициировали проектирование «Шумиловского городка», «Рабочего городка» и кооперативного городка на территории так называемой Тезиковки^[5]. Реализованные лишь отчасти, эти проекты предполагали кооперативную собственность рабочих на жилье. В «Старом городе» городские власти стремились к символическому переформатированию его центра. Рядом с Чорсу был разбит новый парк и стадион с площадью для проведения демонстраций. Это привело к сносу медресе Беклярбека и перепрофилированию еще нескольких сооружений – например, мечеть Джами была переоборудована под школу^[6]. Рядом были построены другие здания – Народный театр и Дом культуры «Освобожденная женщина Востока»^[7], резко изменившие центральную часть «Старого города» без серьезных посягательств на его градостроительную ткань. При этом в административном отношении «Старый» и «Новый» Ташкент продолжали жить обособленной жизнью, имея разные органы планирования и управления.

1929–1941: ОБЪЕДИНЕНИЕ ГОРОДА И ПЕРВЫЕ ПЛАНЫ ЗАСТРОЙКИ

Контекст, в котором произошло административное объединение «мусульманских» и «европейских» кварталов Ташкента в 1929 году^[8], определялся глобальным разворотом СССР на сверхцентрализацию управления, ускоренную индустриализацию и «культурную революцию». В том же году в Ташкенте было организовано «Бюро по перепланировке городов Средней Азии»^[9], которое возглавил молодой выпускник Вхутемаса, бывший студент Николая Ладовского Александр Сильченков. Витавшая в воздухе идеологическая задача требовала объединения «азиатской» и «европейской» частей Ташкента, однако Сильченков предложил весьма специфичное ее решение. Сохраняя сетку улиц «европейского Ташкента», его план тем не менее предусматривал радикальную перестройку «Старого города». Вместо него предполагалось развить симметричную унифицированную структуру новых кварталов в духе «параболы Ладовского». Эта идея, впрочем, выглядела совершенно неподъемной для города в силу ограниченности его строительных и финансовых ресурсов, и от нее быстро отказались. Специалисты ташкентского Архитектурно-планировочного управления некоторое время пытались проработать альтернативные варианты объединения двух городских ядер, адаптированные к реальным условиям. Затем последовал еще один проект из Москвы: учтя предложения ташкентцев, бригада градостроителей под руководством Александра Кузнецова разработала генплан Ташкента, предусматривавший возведение новых кварталов современного жилья, создание озелененных зон вдоль городских каналов и единый центр с главной площадью. Основной проблемой плана Кузнецова оставалась неопределенность сроков и мегаломания. Возможности советской экономики, отдававшей приоритет индустриализации и строительству максимально дешевого жилья для рабочих, позволили проложить лишь несколько центральных улиц с административными и жилыми зданиями для советской элиты. В частности, в это время между «старым» и «новым» Ташкентом была пробита улица Файзуллы Ходжаева (после 1938 года – улица Навои). Строительство типового массового жилья для рабочих в это время так и не развернулось, несмотря на первый опыт в виде «Соцгородка» рядом с Текстильным комбинатом. Несоответствие планов и реальности было очевидным, но тоталитарная власть не предоставляла возможности его гласного обсуждения.

А. Кузнецов (рук.). Генплан Ташкента. 1937–1938

1941–1955: ВОЕННАЯ ЭКОНОМИКА И ЕЕ ПОСЛЕДСТВИЯ

Война, начавшаяся в июне 1941 года, резко изменила ход городской жизни. В город были перемещены свыше ста промышленных предприятий, множество вузов, научных институтов, учреждений культуры и сотни тысяч эвакуированных из Украины, России и Белоруссии. Согласно энциклопедии «Ташкент», «если в 1940 году 81 % [городского производства] приходился на долю текстильной, легкой и пищевкусовой промышленности, то в 1941-м 60 % составляла тяжелая промышленность, ведущее место занимали машиностроение и металлообработка»^[10]. Эвакуированных людей и предприятия размещали хаотично, без заранее составленного плана. Поскольку инфраструктура «Старого города» не позволяла размещать там предприятия тяжелой промышленности, они появлялись в северной и восточной частях города, примыкавших к «европейским» кварталам. Таким образом, «старый» и «новый» Ташкент вновь оказались в состоянии разновекторного развития. Всего во время войны через город прошло около 2 миллионов беженцев^[11], а к концу войны его население приблизилось к миллиону человек. Городское хозяйство пребывало в полуразрушенном состоянии из-за огромной нагрузки и отсутствия каких бы то ни было системных действий по его поддержке. В первые послевоенные годы городские архитекторы организовали ряд обсуждений сложившегося положения. В частности, были проведены дискуссии о применимости плана Кузнецова к послевоенному развитию города. Противники этого плана утверждали, что он недооценивал качество и адаптированность кварталов «Старого города» к ташкентскому климату и культуре узбеков, а сторонники, включая автора, упрекали оппонентов в нежелании покончить с колониальной сегрегацией и создать для махаллинских жителей условия, приличествующие «современной жизни»^[12]. В 1952–1954 гг. в городе был разработан новый генплан^[13], но при этом городское строительство по-прежнему следовало предвоенным тенденциям: пробитые городские магистрали, такие как улица Навои, площадь Бешагач, улица Шота Руставели и др., постепенно застраивались по периметру элитными жилыми и общественными зданиями, возводимыми по индивидуальным проектам.

Фрагмент улицы Навои. 2-я пол.1940-х

1955–1966: СТРОИТЕЛЬНАЯ РЕФОРМА И НОВЫЕ ПОДХОДЫ В ГОРОДСКОМ ПЛАНИРОВАНИИ

Хрущевская строительная реформа быстро и радикально поменяла цели и способы застройки городов в СССР. Пожалуй, впервые в мировой практике была поставлена – и в целом решена – задача скорейшего обеспечения дешевым индустриальным жильем городского населения страны. Для достижения этой цели строительное производство должно было стать унифицированным и основанным на сборке из заводских элементов, что полностью меняло эстетику зданий. Исторический декор уступил место модернистскому минимализму и новым строительным материалам, таким как бетон, металл и стекло. Те же тенденции касались и общественных зданий: реформа требовала максимального распространения типовых объектов, удешевлявших процесс проектирования, и экономного решения уникальных сооружений, построенных при использовании заводских унифицированных деталей. Это стало основой развития модернистской архитектуры и в Ташкенте.

«Последний день башенной эпопеи». Групповая карикатура на архитекторов Ташкента. 1955

Генплан Ташкента 1967 г.

Новый генплан Ташкента, разрабатываемый с конца 1950-х годов, создавался на системной четырехступенчатой основе. Несколько жилых групп образовывали микрорайон, несколько микрорайонов – жилой район, несколько жилых районов – планировочный район, с подчинением единице каждого уровня унифицированного набора культурных, социальных, бытовых и других объектов и служб. Новыми планировочными районами Ташкента были задуманы Чиланзар, Каракамыш, Юнусабад, Сергели и т. д. В городе начали действовать железобетонные комбинаты, возводившие жилые микрорайоны по лицензионной технологии французского инженера Раймона Камю. Особое значение в этой унифицированной системе имел городской транспорт. Его разработка, включавшая скоростные магистрали и линии метро, стала составной частью генерального плана. Кульминацией этой работы стали два всесоюзных конкурса: на центр Ташкента, который был выделен в особый планировочный район (этот конкурс выиграли архитекторы института Ташгипрогор), и на застройку центральной площади Ташкента (здесь победителями стали бригады Ташгипрогора и московского ЦНИИЭП зрелищных зданий и спортивных сооружений). Идея победившего проекта центра Ташкента заключалась в пробитии пешеходной зеленой эспланады, соединявшей ядра «нового» и «старого» города – сквер Революции и площадь Чорсу. В пространстве эспланады предполагали возвести свободно размещенные в зелени уникальные объекты республиканского и городского культурного и административного назначения.

1966–1991: ОТ ГОРОДА К ГОРОДСКОЙ АГЛОМЕРАЦИИ

Ташкентское землетрясение заставило произвести корректировку генплана, над которой работала команда под руководством Александра Якушева, Юрия Пурецкого и Александра Ванке. Они предложили включить в генеральный план Ташкента элементы городской агломерации с крупными городами-спутниками, такими как Чирчик, Янгиюль и другие^[14]. Теперь пробиваемые для транспортной разгрузки центра хордовые скоростные автомагистрали соответствовали основным транзитным потокам между ташкентскими пригородами. Этим была создана основа для формирования «большого Ташкента», объединившего не только промышленные, но и аграрные производства в единую систему.

Карикатура «Даешь старый город!» (на коне – А. Косинский) из стенгазеты Ташгипрогора «Градостроитель». 1977

А. Косинский и др. Калькауз. Торговые ряды. 1974–1978

В начале 1970-х годов ЦК КПУз и Совет министров Узбекистана приняли специальное постановление о сносе махаллей «Старого города» и возведении на их месте многоэтажного жилья^[15]. Это ускорило дискуссию о надлежащих принципах строительства новых микрорайонов в черте старого города. Большинство разработок, однако, остались на бумаге^[16], а территория исторических махаллей постепенно уменьшалась в размерах, поглощаемая кварталами типовых 4-, 9- и 12-этажных домов. Между тем стала ощутимой градостроительная проблема, которая по сей день не нашла своего решения: одна из основных «хордовых автомагистралей» упиралась в ядро «Старого города», градостроительную ценность которого архитекторы и городские власти к рубежу 1970–1980-х начали остро осознавать.

1960–1970-е годы стали временем наиболее интенсивного проектирования и строительства модернистских зданий. В городе были построены новые музеи, выставочные залы, рестораны, гостиницы, административные сооружения, кинотеатры и театры. В 1977 году была введена в строй первая, а в 1984-м вторая линия метрополитена. Однако с начала 1980-х годов стагнация советской экономики сделала невозможной дальнейшую реализацию масштабных планов. Городское планирование вновь разошлось с реальностью: многочисленные дискуссии, конкурсы и новые урбанистические подходы остались на бумаге, множество объектов были заморожены в середине строительства. Последними советскими мегапроектами стали Институт солнца[49]^[17], возведенный в ташкентском пригороде Паркент, и «Октябрьский рынок»[50] (рынок «Чорсу»), предвещавший наступление совершенно иной эпохи в строительстве, экономике и социальной жизни Узбекистана. Этот рубеж ознаменовал собой и уход со сцены идей и принципов советского модернизма.

ОБРАЗЫ МОДЕРНИСТСКОГО ТАШКЕНТА

У модернистского Ташкента много историй: литературных, журналистских, художественных, кинематографических. Эти истории разные, однако у них был общий знаменатель.

Завязка, пришедшаяся на 1960-е годы, была полна амбициозных ожиданий. «Каким он будет в семидесятом? В восьмидесятом? – задавал словно бы риторический вопрос о Ташкенте журналист-шестидесятник. – Вот самый простой и самый точный ответ – шире, выше, красивее, удобнее, радостнее»^[18]