Разборки

За углом переулка нас ждали. Вернее ждали Андрея. Я лишь вчера приехал в командировку в эту богом забытую гарнизонную дыру. В местный полк. И тут встретил своего давнего товарища. Вчера вечером мы хорошо посидели, общаясь у него дома, и я остался ночевать, поэтому влетел в разборки случайно. Так сказать за компанию. Пять человек цыган, увидев Андрея, радостно и мстительно взревели и ринулись в нашу сторону, но тут же замешкались. Они ждали его одного, чтобы спокойно и обстоятельно попинать, при этом объясняя за что пинают и кто тут настоящие хозяева, а на деле оказалось двое. Выглядели они по сравнению с нами хиловато, но внушительное численное преимущество превалировало над их вполне оправданными опасениями и они вновь, с дебильным воодушевлением, кинулись в атаку. Визгливые крики и вопли на цыганском языке, мельтешение кулаков и суетливые перемещения вокруг нас, визуально удваивало их количество. Но мы были нормальными офицерами и командирами, которые не испытывая особого страха могли запросто пойти на толпу пьяных, либо обкуренных, ничего не соображающих и агрессивно настроенных бойцов и подчинить её себе. Соображать они начинали назавтра и как правило некрасиво – с соплями и слёзами. И клятвами, что этого больше никогда… Поэтому мы сразу же ввязались в драку. Первый, самый активный из них от мощного удара в солнечное сплетение, улетел на снег, пробороздив спиной до забора. Андрей его вырубил хорошо и качественно, после чего тот вполне послушно затих и надолго. Второго достал я, и хотя он тоже улетел на приличное расстояние, быстро вскочил на ноги и вновь ринулся в атаку. Резко присев и пропустив просвистевший кулак над макушкой, я как сжатая пружина выпрямился вкладывая в удар в том числе и инерцию собственного тела. И удар был такой силы, что я сам отрикошетился от его челюсти, упал на землю, тут же чисто машинально, на автомате, проведя обеими ногами приём уже другому противнику, заносящему ногу для удара мне в лицо и сразу же испугался, что переборщил с ним. С громким криком, переходящий в тонкий, совсем не мужской визг, цыган упал на землю и стал кататься вдоль забора, держась за ногу. Драка сразу прекратилась и двое оставшихся цыган отскочили на несколько метров.

– Боря, ты чего ему сделал? – Андрей стоял в напряжённой стойке, тяжело дыша и наблюдая за отскочившими. Потом несколько расслабился и опустил руки, поняв, что оставшиеся к нам больше не полезут.

– Чёрт, по моему ногу ему сломал, – я огорчённо смотрел на цыгана, который уже перестал кататься по снегу и теперь тихо подвывая, осторожно щупал пальцами колено, куда и был нанесён удар. Первый тоже очнулся и стоял на карачках, блевая какой-то мерзкой жёлтой слизью. А мой, уделанный в челюсть, продолжал счастливо лежать без сознания, – не хотел я этого, но как-то так автоматически получилось…

Андрей набрал в ладони снег и озабоченно наклонился над моим вырубленным цыганом и стал энергично тереть ему лицо. И к моему великому облегчению, тот зашевелился, открыл глаза, наполненные мутью и медленно поднялся, держась за забор. Поднялся с земли и цыган с повреждённой ногой, осторожно наступил на неё, громко охнул, потом сделал ещё один шаг, опять охнул, ежесекундно ожидая боли или падения, но ничего подобного не случилось, и слава богу – нога осталось целой.

– Значит надо в следующий раз бить ещё сильнее, – извлёк для себя я достаточно скользкий опыт.

Через минуту сопений, оханья и матов, началась бурная и эмоциональная предъява со стороны цыган. Все пятеро являлись владельцами и хозяевами богатых домов, находившимися в цыганском посёлке. И сегодня, рано утром, несколько солдат напрочь вышибли все стёкла во всех этих домах. В чём и обвиняли моего друга. Всё это сопровождалось угрозами, требованием умопомрачительных сумм денег и опять угрозами, в том числе и постановки на счётчик.

Когда были сказаны все слова, произведено приличествующему моменту необходимое количество маханья кулаками и угрожающих телодвижений, правда всё это на безопасном расстоянии, посчитав что тем самым мы оказались морально раздавленными, хотя наш вид говорил только о зоологическом интересе к самому процессу предъявы, самый активный из них с ненавистью конкретизировал: – Ну что, как разруливаться будем? Либо ты через три дня бабло указанное приносишь, либо через Сипатова, тебя на счётчик поставим. Только тогда денег с тебя гораздо больше сдерут. И ты майор, за то что вмешался в наши разборки, тоже через три дня бабки принесёшь. За ногу и за челюсть пятьдесят кусков…

Витиевато выругавшись, я весело послал его на три буквы, при этом обозвав его вонючим, черножопым козлом.

– За козла… – активный было дёрнулся ко мне, но вовремя остановился, видать вспомнив результаты драки, – за козла, мы с тобой отдельно побазарим и отдельные бабки возьмём.

– Ну, а теперь буду я говорить, – В глазах друга тоже горела далеко не детская ненависть, – Во— первых: платить ничего не собираемся. Ни я первым эту бодягу начинал. Во-вторых: вы мужики всю предъяву за выбитые окна переводите вот на него.

Андрей ткнул пальцем в грудь активного: – Я вчера к нему пришёл, как нормальный мужик к нормальному мужику, и честно его предупредил насчёт солдат и окон. Вместо того чтобы нормально всё обсудить, он начал сам наезжать на меня и пальцы веером растопыривать. Всё, что сегодня произошло – произошло из-за его малолетнего ублюдка. Так что все предъявы к нему.

Цыгане угрюмо посмотрели на своего лидера, а тот сразу же запетушился и заорал: – Ты не переводи с больной головы на здоровую. Мы сами между собой разберёмся, а то что это были твои солдаты – зуб за это отдаю. И значит весь ответ на тебе, – он характерным и быстрым движение большого пальца коснулся ряда золотых зубов и, неуловимо щёлкнув пальцами, дёрнул рукой в нашу сторону.

Но этим своим заявлением он не сбил с правильного направления моего друга: – Ну и что, что это мои солдаты… Хер его знает, что им в голову взбрело… Вот если бы ты словил кого-то из них, тогда бы и мог чирикать, а так – Пошёл на х…й…

– Да, последнее. Если хоть один волос упадёт с головы моей жены и моего сына, если хотя бы одна тварь с вашего посёлка или ещё кто-то бросит косой взгляд в мою сторону и сторону моих близких, я ведь ни перед чем не остановлюсь. Надо будет и танком перееду твой дом… Да и ваши тоже. Задумайтесь, сволочи. А теперь пошли на х. й отсюда, мне на службу надо.

Провожаемые злобными выкриками, взглядами и ворчанием противника, мы ушли в полк.

Отойдя метров на сто от места драки, я спросил друга: – Андрей, а из-за чего хоть базар-вокзал?

– Ааа… не заморачивайся… – махнул рукой товарищ. Но пройдя в молчании пару минут, заговорил, как бы размышляя вслух.

– …Я, Боря, не расист, не шовинист и не фашист, но как это не печально постепенно скатываюсь туда. Вот если сейчас спросить любого солдата нашей Российской армии – Какая самая гнусная национальность в нашей стране? Ответ будет однозначный, причём ответ будет с хорошей долей ненависти – Даги. И эту ненависть к дагестанцам они принесут после армии в свои деревни и городки, будут передавать своим детям в рассказах об армии. Сам-то дагестанский народ нормальный, как и любой другой. Но вот эти молодые люди, призываемые с Дагестана, эти молодые ублюдки, у которых в башке ничего нет и которых не научили дома как себя в гостях надо вести, сбиваясь в подразделениях в стаи и творя там потом беспредел, они рождают к их народу ненависть. Ну, с дагестанцами – чёрт с ними. У хорошего командира они всегда в кулаке и ими можно управлять. Но ЦЫГАНЕ. Вот есть народная пословица – Не живи, где трахаешься, не трахайся, где живёшь. Вот городок, а забором цыганский посёлок. Солдат бьют, спаивают, наркотиками потчуют. Детей наших тоже бьют и грабят. Торгуют наркотиками, не скрываясь. Наркоманы здесь прямо живут чуть ли не на улице. Смотри, какие хоромы настроили. Ведь никто из них не работает. И что самое хреновое, все знают про наркотики и другое и ничего сделать не могут. Крышуют их милиция и синие. Менты даже не скрываются. Два раза в день, как по графику, приезжают за данью – утром и вечером. Тут как-то с участковым ихним в одной компании оказался. Кстати, очень нормальный и порядочный мент. Выпили и я к нему пристал… Так он говорит – это не мой уровень. Если я всё-таки плюну на всё и начну цыган за жопу брать – то меня элементарно грохнут, причём свои же. Вот так-то. А у вас как?

– Да ещё хуже. Город у вас маленький, новые веянья цивилизации до вас ещё не дошли. Но скоро дойдут. Наркотики, продажные менты и весь обрисованный тобой комплект у нас уже есть и давно. Только к тому, что ты рассказал можно добавить следующее. Тупорылые бойцы, подбитые цыганами, потащили с частей в цыганский посёлок весь цветной металл, что есть в частях, а это латунные винты на БТРах и БРДМах, лобовые алюминиевые листы с БМП, каждая вторая радиостанция раскурочена из-за платины. И многое чего другое. Я тут две недели назад иду на обед вдоль цыганских домов. Подходит ко мне цыганское фуйло. Вот одного брошенного взгляда на него достаточно понять, что данный экземпляр как человеческий материал, как гражданин, как в целом человек – никакой ценности для общества, для страны не представляет. Вот достать пистолет молча, и так же молча вкатать ему пулю в лоб. И мир от этого станет только чище. И вот это фуйло через губу мне говорит: – Слышь, майор, базар к тебе есть. Остановился – любопытно стало. Слышь, – говорит, – чего мне с солдатами по мелочи возиться. Давай, майор, таскай платину и я тебе больше денег платить буду…

– Ну, что в лобешник закатал? – Заинтересованно спросил Андрей.

– Не… бессмысленно – он бы ничего не понял. Тут просто надо было убивать. Причём с очень короткой формулировкой – За подрыв боевой готовности.

Товарищ засмеялся: – Тоже бессмысленно. Чтобы он понял – За что? Тебе бы пришлось ему сначала долго и нудно рассказывать – что это за подрыв боевой готовности. Очень подробно рассказать. Ну и что дальше было?

Я его спрашиваю: – Ты в армии служил?

Тот презрительно почмыкал губами и с гонором тоже спрашивает: – А чё… такое?

– А то, долб…ёб, если все радиостанции дивизии собрать и раскурочить, то и десяти грамм платины не будет.

На слово долб…ёб он даже не обиделся и предлагает другой вариант: – Ну, хорошо, тогда неси мне латунные винты…

– Ну, посмотрел я на него, как на амёбу и ушёл. Так что ждите, скоро и ваши всё это потащат к цыганам. У нас всё, что можно снять, командиры подразделений давно сняли и попрятали кто куда. Да так чтобы бойцы не знали. Вот так. Да… я тебя перебил. Ну и из-за чего у тебя с цыганами сыр-бор?

– Ааа… – Андрей резко и со злостью махнул рукой, – вчера прихожу домой на обед. Жена хмурая, бренчит тарелками и ложками, накрыла стол на меня и на себя. Спрашиваю – А чего Серёга, покушал что ли? Жена отвечает в сердцах – Покушал и сидит в своей комнате.

– А чего не в настроении – Двоек что ли сын нахватал?

Вот иди и сам узнай, а то живёшь на своей службе и ничего кругом не видишь…

Захожу, сидит мой Серёга надутый, а в пол лица синяк. Ну, ты вчера сам видел. Я взял и, не разобравшись, неудачно брякнул – Синяк, мол, украшает настоящего мужчину. Серёга сидел и так крепился видать из последних сил, а тут на мои слова взял и заревел. Папа, – говорит сквозь слёзы, – если бы драка была один на один и синяк получил бы, тогда – ДА. А так семь человек завалили на снег, отпинали, оплевали, а этот долбанный Русланчик, присел на корточки передо мной и говорит – каждый день теперь будешь приносить и отдавать мне по пятьдесят рублей. Да я один на один, одним пальцем бы его завалил, а он с кодлой. Меня уже неделю вылавливают и бьют. Если раньше только под жопу пинали, то сегодня во так. Скоты…

– Вот представляешь моё состояние?

– Конечно, представляю. У меня было такое и я пошёл убивать…

– Во, во… Я тоже пошёл, но сначала выслушал сына до конца. Они его били ни за что, били просто так, чтобы запугать. Верховодит вот этот Русланчик. Он учился с сыном в параллельных классах до окончания начальной школы. То есть, научили писать, считать, читать и больше ему ничего не надо. И уже два года помогает взрослым продавать наркотики и крутить другие тёмные дела. Сколотил бандочку из таких же недоносков и терроризирует наших пацанов. Сын рассказал, где эта сволочь живёт и я пошёл, даже не стал обедать. Пошёл побазарить с его отцом по нормальному. Всё-таки мы живём здесь рядом друг с другом и худой мир лучше, чем хорошая война.

Пришёл, эта сопля во дворе крутится. Действительно, если мой Серёга один на один с ним вышел – уделал бы он его без всяких напрягов. И отец дома. Ну, ты его видел, это которого я уделал. Говорю ему так и так… Базарь с сыном – мне эти разборки ни к чему. Да и тебе тоже. И это чмо выслушало меня и высокомерно заявляет – Настоящий мужчина растёт, а я в мужские дела не встреваю.

Я ему говорю – Какой настоящий мужчина? О чём ты говоришь? Если бы один на один, а так всемером навалились на одного.

– Это пацанские разборки и пусть они сами разберутся.

– Какие пацанские? Мой сейчас наберёт пацанов и с твоим стенка на стенку. А если кто кого ножичком ткнёт или поразбивают друг другу головы? Тебе что ли эти проблемы нужны?

– В посёлке среди пацанов кто-то должен быть главным и пусть это будет мой Русланчик.

– Я к тебе как отец к отцу пришёл. Ты что не понимаешь, чем это пахнет?

Ну, тут его понесло. Он минуты три орал, что мы офицеры лохи и чмо и что способны только чмырить бессловесных солдат.

– Значит, я – лох и чмо? Хорошо, если ты не понимаешь по хорошему, то я тебе докажу, что за забором служат нормальные мужики. Сегодня ночью, пьяные солдаты будут возвращаться из самоволки и вынесут у тебя все окна. Не поймёшь, послезавтра танк въедет в твой дом и кирпича на кирпиче не оставит. И ничего мне не будет.

– На этом мы и расстались, – товарищ тяжело вздохнул.

– Твои, что ли стёкла вынесли?

– Мои… только я задачу ставил на этот дом, а чего они ещё и эти разбили – не знаю. Сейчас приду и разберусь.

– Андрей, ну ты их теперь завёл разбитыми стёклами. Они тебя же в покое не оставят. Мстить будут…

– Ну да, теперь придётся мне завтра фокус с танком делать…

Я засмеялся над словами товарища: – А танк то где возьмёшь?