Начавшаяся война показала неготовность боевой техники Красной армии к действиям в сложных климатических условиях. Здешние погодные и природные условия на нет свели значительное численное преимущество Красной армии в танках, артиллерии и авиации. Массивные многобашенные бронированные машины вязли в карельском бездорожье и превращались в обузу для пехоты, а их малокалиберные орудия не могли справиться с финскими укреплениями. Еще хуже обстояло дело с авиацией. Несмотря на то, что советские авиационные части, используемые во время финской войны, насчитывали достаточно большое количество боевых самолетов, в основном это были технически устаревшие модели. И если летом 1939 г. в ходе боевых действий у р. Халхин-Гол техническое несовершенство, а именно отсутствие радиосвязи, открытые кабины и плохая приспособленность самолетов к аэродромному обслуживанию, преодолевались самоотверженностью, изобретательностью и напряженным трудом летно-технического состава, то в условиях суровой зимы, когда положение усугубилось отсутствием обогревательных и антиобледенительных систем, нехваткой стартеров, водо- и маслонагревателей, этого сделать не удавалось^[37]. Масло на морозе густело настолько, что заправить им самолеты не было никакой возможности. Неоднократно на бомбардировщиках СБ от сильного мороза лопались масляные баки, а моторы на тяжелых ТБ‑3, гордости авиастроения, не могли запустить сутками. В результате этих упущений надежды на молниеносную победу после нанесения первого мощного удара не оправдались. За первый месяц войны войска 14-й армии продвинулись в глубь Финляндии всего на 150–200 км, 8-я армия вклинилась в финскую оборону на 50–80 км, а 9-я армия лишь на 35–45 км. Еще более скромных результатов на направлении главного удара добилась 7-я армия. Лишь к 10 декабря 1939 г. ее войска смогли преодолеть передовые позиции и предпольные укрепления финской обороны и выйти к переднему краю главной полосы укрепленной линии Маннергейма. Таким образом, вместо запланированного продвижения на 200–250 км к 10-му дню наступления частями Красной армии было преодолено в среднем 50–70 км. Попытка прорвать финскую оборону с ходу успеха не имела. Понеся большие потери, 29 декабря Красная армия остановила наступление. Стало ясно, что без соответствующей подготовки укрепления линии Маннергейма прорвать не удастся. Новый 1940 год войска Красной армии встретили, ведя незначительные оборонительные бои. Одновременно с этим производились перегруппировка войск и подтягивание резервов. При этом основные силы советских войск решено было сконцентрировать на Карельском перешейке. На этом участке фронта войска могли надежно закрепиться на достигнутом рубеже, так как только здесь, в их тылу, не оставалось отрядов противника. Близость и надежность связи с мощной тыловой базой, Ленинградом, наличие хороших дорог создавали условия для удовлетворительного снабжения войск.

В начале января участок фронта 7-й армии был сокращен со 100 до 43 км. Дополнительно была создана 13-я армия (командующий комкор В. Д. Грендель), взявшая на себя освободившийся участок фронта. В начале февраля также была создана 15-я армия (командующий командарм 2-го ранга М. П. Ковалев), действовавшая между Ладожским озером и пунктом Лаймола. Параллельно с этим были произведены перестройка управления войсками и смена командования. Действующая армия была выведена из подчинения Ленинградского военного округа и перешла непосредственно в ведение Ставки Главного Командования РККА. Командующим армией был назначен командарм 2-го ранга К. А. Мерецков. 7 января 1940 г. на Карельском перешейке был образован Северо-Западный фронт (командующий командарм 1-го ранга С. К. Тимошенко, член Военного совета А. А. Жданов) в составе 7-й и 13-й армий (24 стрелковые дивизии, танковый корпус, 5 отдельных танковых бригад, 21 артполк, 23 авиаполка). Северо-Западный фронт имел задачу: прорвать линию Маннергейма, разгромить основные силы противника на Карельском перешейке и на 13–18-е сутки выйти на рубеж Кексгольм – станция Антреа – Выборг. Главный удар наносился в общем направлении на станцию Антреа. Для глубокого обхода выборгской группировки противника через Финский залив была создана резервная группа Главного командования в составе кавалерийского корпуса, трех стрелковых дивизий и танковой бригады^[38].

Вступая в войну с Финляндией и организуя боевые операции, Генеральный штаб и Наркомат обороны не обладали достаточной информацией о состоянии тех оборонительных укреплений, которые предусматривалось брать советским войскам на Карельском перешейке. Осознавая возможное военное столкновение с Советским государством на этом направлении, финское командование предприняло все меры к тому, чтобы создать здесь исключительно мощную оборонительную линию, способную выдержать любые попытки вражеских (советских) войск прорвать и разрушить создаваемые на большой глубине инженерно-боевые сооружения. Финское правительство обращалось за помощью к зарубежным странам и получало некоторую финансовую сумму и вооружение. США предоставили Финляндии заем в сумме 10 млн долларов. Англия поставила более 100 самолетов, 200 орудий, сотни тысяч снарядов, авиабомбы и противопехотные мины. Франция передала финнам 178 самолетов, около 500 орудий, более 5 тыс. пулеметов, миллионы снарядов, ручных гранат и другое снаряжение. Готовился и экспедиционный корпус в количестве 150 тыс. человек^[39].

К началу 1939 г. с помощью немецких специалистов были построены аэродромы, способные принять в 8–10 раз больше самолетов, чем их имелось в ВВС Финляндии. Финское командование постоянно укрепляло свою оборону. Начиная с 1927 г. велось строительство линии Маннергейма, и к исходу 1939 г. этот укрепрайон имел ширину по фронту 135 км, глубину – до 95 км и прикрывал Кексгольмское и Выборгское направление, а также примыкал флангами к Ладожскому озеру и Финскому заливу. На этой территории было возведено свыше 2 тыс. долговременных огневых точек (дотов) и дерево-земляных огневых точек (дзотов), которые объединялись в опорные пункты по 2–3 дота и 3–5 дзотов в каждом, а последние в узлы сопротивления из 3–4 опорных пунктов. Главная полоса обороны состояла из 25 узлов сопротивления, насчитывающих 280 дотов и 800 дзотов^[40].

Фашистская Германия внимательно следила за ходом боевых действий воюющих сторон. Она не просто следила. Она желала принять участие в этой войне. В это время советские войска начали генеральное наступление, направленное на прорыв укрепленной линии Маннергейма. Наступление началось утром 11 февраля 1940 г. Предварительно была произведена почти трехчасовая артподготовка, в ходе которой была уничтожена часть финских дотов. Интенсивность и плотность обстрела при артподготовке была мощной. Она способствовала продвижению танков. В первой линии штурмовых групп шли 34 огнеметных танка, изрыгая огневое пламя, выжигая в укрепленных бункерах и окопах финских солдат. За ними двигались 50 танков с десантом в буксируемых бронированных санях. Третий эшелон составляли два стрелковых полка. Здесь каждое отделение красноармейцев продвигалось, прикрываясь поставленными на полозья стальными щитами. Наконец, в четвертом эшелоне находился еще один стрелковый (пехотный) полк со щитами на полозьях для защиты личного состава. В своем распоряжении штурмовые группы имели 118 танков и 144 орудия. В этой сложной и тяжелой кампании 1939–1940 гг. проявилось особое видение начальника штаба артиллерии 7-й армии Л. А. Говорова места и роли орудийных систем. Он понимал, что в войне, где противник имеет сильную оборону, ее может прорвать только артиллерия большой мощности. Именно здесь артиллерия должна была предстать не просто как род войск, как вид или совокупность предметов вооружения, а как наука об устройстве, свойствах и способах боевого применения артиллерийского вооружения. С этой целью в составе артиллерийского вооружения должны находиться не только пушки, но и орудия большой мощности (орудия и минометы калибра 175–240-мм и более).

В первый день дивизии 7-й армии смогли вклиниться в систему обороны Суммского укрепленного узла. Через три дня командование фронта известило Москву о его прорыве. Финское командование, осознавая, что прорыв в районе Сумма ликвидировать не удастся, начало отводить свои войска на вторую полосу обороны, чтобы сохранить целостность фронта. Прорвать этот рубеж с ходу 7-й армии не удалось. После перегруппировки сил армии 28 февраля было возобновлено наступление. Рано утром этого дня началось предварительное разрушение важных целей в системе обороны врага. Для разрушения особо укрепленных огневых точек орудия выдвигались на открытые позиции и в ряде случаев целыми батареями вели огонь прямой наводкой. Артиллерийская разведка должна была выявить все огневые цели врага, как уничтоженные, так и сохранившиеся. На артиллерийском командовании лежала ответственная задача – полное подавление огневых средств врага и этим обеспечение пехоте штурма оборонительных позиций противника. В этот период тяжелая артиллерия армии наносила удар по укреплениям противника на одних участках, а на других подрывные группы готовили и осуществляли ручной подрыв дотов и дзотов в оборонительной линии врага. В результате войска 7-й армии сломали сопротивление противника и 2 марта вышли к его тыловой оборонительной полосе, охватив Выборгскую группировку с северо-востока. Финское командование вынуждено было начать отступление по всему фронту. Но 7-я армия, своими силами форсировав по льду Финский залив, обошла Выборгский укрепрайон с северо-запада и перерезала шоссе Выборг – Хельсинки. Сражение за сам город Выборг продолжалось вплоть до заключения перемирия. 2 марта войска 7-й армии вышли на подступы к Выборгу с юга, а части 13-й армии теснили финнов к реке Вуокса, угрожая Кексгольму. 7 марта 50-й корпус перерезал железную дорогу Выборг – Антреа. К 12 марта прорыв линии Маннергейма был по существу завершен. В 11 часов 13 марта стрельба по всему фронту прекратилась. Финны подписали мирный договор. По нему к СССР отходили весь Карельский перешеек с Выборгом, западное и северное побережье Ладожского озера с городами Кексгольм, Сортавала, Суоярви, территория восточнее Меркярви с Куолярви, часть полуострова Рыбачий и Средний, полуостров Ханко поступал на 30 лет в аренду Советскому Союзу для создания там военно-морской базы^[41].

Зимняя война убедительно показала, что участвующие в ней красноармейские части не обучены военному делу, не способны к выполнению своих солдатских и командирских обязанностей. Об этом прямо было заявлено на совещании в ЦК ВКП(б) 14–17 апреля 1940 г. Выступая на этом совещании, начальник артиллерии 7-й армии комкор М. А. Парсегов заявил: «Мы нашего противника не знали вообще. Данные, которые представляла нам разведка об укрепленных районах противника, свидетельствовали лишь об огневых точках. Но сколько их, что они представляют и тем более, чем насыщена линия Маннергейма, мы не знали». Комбриг П. С. Пшенников заявил о том, что «47 % красноармейцев и младшего комсостава не знают материальную часть своего оружия и тем более пулемета (ручного и станкового)». Комдив М. П. Кирпонос сказал: «В мирное время мы готовились воевать только летом, потому что зимой при 15-градусном морозе мы не имели права выводить в поле нашего бойца». Комбриг С. И. Оборин – начальник артиллерии 19-го корпуса еще резче высказался по организации боевой подготовки в условиях пониженных температур. Он заявил, что «командование препятствует этому, указав на то, что личный состав может обморозиться». На своем собственном опыте, как солдат старой русской армии, он сказал, что тогда выводили на занятия даже в 40-градусные морозы и не боялись обморожения^[42].

И. В. Сталин внимательно слушал всех выступающих, бросал реплики, поддерживал их и в заключение сказал: «…Мы победили не только финнов, мы победили еще их европейских учителей… Победили англосаксонскую оборонительную технику, французскую оборонительную технику. Не только финнов победили, но и технику передовых государств Европы, мы победили их тактику, их стратегию. Вся оборона Финляндии и война велись по указке, по наущиванию, по совету Англии и Франции, а еще раньше немцы здорово им помогали в строительстве оборонительной линии, которая строилась в Финляндии по их совету. Итог об этом говорит… главное в нашей победе состоит в том, что мы разбили технику, тактику и стратегию передовых государств Европы, представители которых являлись учителями финнов. В этом основная наша победа»^[43].

И как же теперь все это понимать? Если бывшие командующие округами, возглавлявшие рода и виды войск, не принимали мер к тому, чтобы в войска поступали новейшая боевая техника, вооружение, и она поступала, хотя в малом количестве и недоработанная полностью, но поступала, и если основу «панцерваффен» в июне 1941 г. составлял танк T-III, подбивать которые было непросто, то в Красной армии основу бронетанковой техники составляли БТ и ТБ‑26, по броне значительно уступающие немецким (6–15 мм), да еще с бензиновым двигателем. На протяжении 10 лет эти танки стабильно осели в войсках, конструкторы и не думали о их совершенствовании. Но этой техникой – бронебойной, авиационной, артиллерийской и другой должны были овладевать командиры и рядовые уже как специалисты своего дела. А если пулеметчик, минометчик не знал матчасти своего оружия, не мог разобрать, собрать, почистить, смазать его – то это не боец, не тот воин, который способен сражаться с опытным противником-профессионалом и победить его. Но кто же в этом виноват? Безусловно, командиры всех степеней и прежде всего старшие, которые не сумели или не хотели организовать в своих войсках боевую подготовку личного состава. И не случайно командиры стрелковых полков и дивизий стремились всячески заполучить в свое подчинение подразделения пограничных и внутренних войск, зная, что они хорошо подготовлены в боевом, физическом и моральном отношении и способны выполнить боевые задачи.

Но здесь необходимо указать на то, что в период всех предвоенных лет фашистская Германия вела усиленную, целенаправленную пропагандистскую работу, проводимую рейхом и стремящуюся внести в сознание народов европейских государств понимание того, что Германия и другие страны чувствуют на себе постоянную угрозу нападения Советского государства, вторжения его войск. Эта опасность заставляла их укреплять свою обороноспособность и готовиться к войне. Это было хорошо продуманное морально-психологическое воздействие на умы населения Германии и ее союзников, что «нам нужно нанести удар по СССР и его вооруженным силам и этим, только этим, спасти наше государство». Убедительным подтверждением этого служат дневниковые записи министра пропаганды Германии И. Геббельса. В них выражена явная позиция оправдания своих преступных действий по отношению не только к СССР, но и к другим странам в целях завоевания мирового господства. Геббельс осуществлял целенаправленное психологическое воздействие на население рейха. Он был руководителем психологической войны против сопредельных с Германией государств, которые одно за другим становились жертвой его агрессии^[44].

Намереваясь ликвидировать СССР как государство и использовать его ресурсы для установления мирового господства Германии, ее руководители не считали себя связанными правовыми и какими-либо иными нормами и договорами; на территории СССР предполагалось установить режим жесточайшего насилия, использовать любые средства для подавления сопротивления. Один из гитлеровских главарей А. Розенберг, инструктируя своих ближайших подчиненных, заявил: «На западе Германия вне опасности, а на востоке свободна для любых действий, которые пожелает фюрер»^[45]. Откровенно говорится об этом и в дневнике Геббельса: «Фюрер говорит: правдами или неправдами, но мы должны победить. Это единственный путь. Он необходим, верен и морален, а после победы кто спросит нас о методах ее достижения? У нас и так столько всего на совести, что мы не имеем права не победить, иначе весь наш народ и мы во главе его исчезнем вместе со всем, что нам дорого. <…> Наступление на Россию начнется, как только будет завершено развертывание соединений вермахта. На это уйдет еще около недели. Поход в Грецию несколько истощил запасы, поэтому подготовка к кампании в России заняла больше времени. Нам благоприятствует плохая погода на Украине, задержавшая созревание урожая и начало жатвы. Мы можем рассчитывать на получение большей ее части. Массированное наступление мы начнем в наилучшем стиле, крупнейшее, какое только знает человеческая история. Пример Наполеона больше не повторится. В первое же утро начнем бомбардировку из 10 тыс. стволов, используя мощные артиллерийские системы, которые предназначались для прорыва линии Мажино во Франции, но тогда не потребовались. Русские сосредоточились у границы. Это благоприятнейший случай для нас. Было бы более опасно, если бы они эшелонировались в глубину территории страны. У русских 180–200 дивизий, может быть, несколько меньше, в любом случае приблизительно столько же, сколько и у нас. По своему личному составу и материальному оснащению они не идут ни в какое сравнение с нашим вермахтом. Прорыв будет осуществлен на разных участках и начнет равномерно расширяться. По оценке фюрера, кампания в России займет около 4 месяцев, по моей – еще меньше. Большевизм рухнет как карточный домик. Нас ожидает беспримерное триумфальное шествие. Москва хотела бы избежать войны до тех пор, пока Европа не устанет и не истечет кровью, чтобы Сталин мог тогда большевизировать Европу и установить над ней свое господство. Эти замыслы мы перечеркнем. Наша кампания против России подготовлена настолько, насколько это вообще возможно… У нас столько резервов, что неудача полностью исключена. Кампания не имеет географических границ и будет вестись до полного уничтожения русских сухопутных сил. Если бы мы были слабыми, Россия напала бы на нас, навязала войну на два фронта. Наша акция воспрепятствует планам русских. Я оцениваю боевую мощь русских как очень низкую, более низкую, чем оценивает ее фюрер. Если какая-либо кампания может считаться надежной, то именно эта. Цель ее предельно ясна: большевизм должен быть уничтожен и изгнан из Европы. Мы не намерены восстанавливать в России царизм, мы введем истинный социализм»^[46].

Дневники Геббельса опровергают утверждения тех авторов, которые заявляют, что Германия к войне с СССР вообще не готовилась. Об этом же свидетельствуют и другие документы. Вот что пишет о подготовке к войне В. Шелленберг – руководитель одной из разведывательных служб гитлеровской Германии: «Нам нужно было не отставать от стремительного темпа запущенной на всю мощь военной машины. Час большого генерального наступления становился все ближе. “Невидимые фронты” уже пришли в движение. Много усилий потребовала маскировка нашего выступления против России. Необходимо было прикрыть информационные каналы противника: мы пользовались ими только для того, чтобы сообщать дезинформирующие сведения, например, о переброске войск и грузов на запад для подготовки возобновляемой операции “Морской лев”. О том, насколько Советы верили в эту дезинформацию, можно было судить по тому, что еще 21 июня русские пехотные батальоны, стоявшие в Брест-Литовской цитадели, занимались строевой подготовкой под музыку, готовясь к параду»^[47].

Записки в дневниках Геббельса, сделанные в мае-июле 1941 г., показывают, в каких направлениях велась подготовка к нападению на СССР военным и другими ведомствами, самим Министерством пропаганды, какая судьба готовилась для Советского государства: «Создание великой [гигантской] державы западнее Урала не может снова встать на повестку дня, даже если бы нам для этого пришлось воевать 100 лет. Вся Прибалтика должна стать частью рейха. Крым с прилегающими районами (область севернее Крыма) должен быть включен в состав рейха. Приволжские районы и район Баку также. Финны хотят получить Восточную Карелию, однако ввиду больших залежей никеля Кольский полуостров должен отойти к Германии» (16 июня 1941 г.).