– Зачем звал?
Егор озадаченно посмотрел на Яську. Куда девались озорная улыбка, ехидные подколки, шуточки – вроде манеры вместо приветствия запускать в макушку визави крупный орех?
– У тебя что-то стряслось?
– Не твоя забота. – огрызнулась девчонка. – Что надо, говори. Только скорее, у меня полно дел.
Они встретились в сквере перед ГЗ. Егор сидел на очищенной от ползучей растительности скамейке. Белка устроилась на цоколе памятника Ломоносову и болтала ножкой, обутой в мокасины из кожи чернолесских кикимор.
– Деловая какая… – ответил молодой человек и торопливо, предупреждая Яськино возмущение, продолжил:
– Собственно, я хотел отправить депешу Серёге. Возникло одно срочное дело, никак не могу его найти.
– Я тоже.
– Что – ты тоже?
– Тоже не могу. У меня пачка посланий для него, причём три – от Кубика-Рубика. Они, оказывается, о чём-то договорились, но Бич несколько дней назад исчез.
– Исчез? – Егор озадаченно посмотрел на белку. – А я-то думал, от почтовых белок в лесу спрятаться невозможно.
– Обычным людям – да. – кивнула девчонка. – А которые Лес чувствуют – те могут от нас закрыться. Друиды, к примеру, или аватарки. Некоторые из Пау-Вау тоже.
– И егеря?
Кивок – после крошечной паузы.
– Хочешь сказать, он нарочно от тебя закрылся?
Яська считалась доверенной почтовой белкой сообщества егерей. А уж доставлять послания Бичу и вовсе считала своей исключительной привилегией.
– Вот и я о чём! – голос её прозвучал неожиданно зло. – От меня закрылся! Понимаешь? От меня!
– А раньше такого не случалось?
– Было пару раз. – неохотно признала девчонка. – Давно ещё, когда мы только-только познакомились. Он тогда получил какой-то важнющий заказ, и нарочно не хотел выходить ни с кем на связь – боялся сорвать дело.
– Слушай… – Егор помялся. – Я понимаю, это ваши, беличьи секреты, но… вы в любом месте Леса можете разыскать адресата? Всегда?
Яська помедлила.
– На Ковре не можем. Ещё под землёй.
– Так может, он там сейчас?
Она пожала плечами.
– Может. А что у тебя за дело такое суперсрочное, не секрет?
– Да какой там секрет? Завелась, понимаешь, в ГЗ компашка молодых психов…
Выслушав рассказ о пропавшей дочке замкадного профессора, Яська задумалась.
– Вроде, наши девчонки о чём-то таком упоминали. Я-то мимо ушей пропустила – зачем? Но, если хочешь, могу уточнить.
– Конечно, хочу! – оживился Егор. Почтовые белки – свидетели серьёзные; мало что в Лесу ускользает от их внимания. Правда, делиться своими наблюдениями они обычно не спешат.
– Десять желудей! – хитро сощурилась Яська. – Нет, даже шестнадцать. И половину вперёд.
Разговор о привычных материях явно возвращал ей самообладание.
– А не жирно будет?
– В самый раз. Мне из-за тебя от других заказов придётся отказываться.
Егор крякнул и полез за пазуху.
Яська рассмеялась – звонко, серебристо, как в былые, безмятежные времена:
– Да пошутила я, пошутила! Так и быть, бесплатно разузнаю. А вообще-то, Студент, стыдно тебе жадничать. Ты что, Вислогуз?
Она вскочила – белый кончик пышного, рыжего хвоста мазнул собеседника по лицу – и растаяла в кроне акации.
– Знаю я этого вашего Рара. – сказал Шапиро. – Года четыре назад я выбрался за МКАД, на одну научную конференцию – там и познакомились. Отличный специалист и как человек, вполне приличный. Хорошо, что ты взялся ему помочь. Да и девчонку жаль, пропадёт…
– Если уже не пропала. – согласился Егор. – Больше двух недель прошло, а о ней ни слуху, ни духу. Она ж не совсем новичок, вызвала бы почтовую белку, дала бы о себе знать. Даже если ногу сломала – беличьи колокольцы повсюду, найти их не проблема.
– Значит, всё-таки погибла?
– Всё за то, Яков Израилевич. Неприятно так говорить, но других вариантов я попросту не вижу. Район Краснопресненской набережной – не самые глухие места: с одной стороны река, с другой – пути МЦК. Подождать часа три-четыре, максимум, полсуток – и мимо обязательно проедет дрезина.
– Или лодка проплывёт.
– Или лодка. Или до Кутузовского дошла бы, если на другой стороне реки шлёпнулась. Там, конечно, бурелом, зато недалеко, всего метров триста. А уж на Кутузовском широкая тропа и челноки туда-сюда шастают.
– Могло отнести к Экспоцентру. – покачал головой завлаб. – Серёжа рассказывал: там сам чёрт ногу сломит, до самого Пресненского болота.
Егор наклонился к карте. На этот раз карта была правильная – схема погибшего мегаполиса, на которую не один год аккуратно наносили сотни и сотни пометок, отражающие изменения, случившиеся после Зелёного Прилива. Яков Израилевич дорожил картой не меньше, чем оригиналом своего «Определителя фауны Московского Леса».
– Если она упала в этом районе, – его палец очертил круг с центром в районе Краснопресненского парка, – то, скорее всего, даже на землю спуститься не сумела. Деревья там под сотню метров, в кронах – ни просвета. Если даже добралась до ствола, не свалилась, не разбилась, то в первую же ночь её сожрали бы пауки-птицееды. В третьем-четвёртом ярусах их полно, недаром белки избегают туда забираться…
Егор кивнул. Вертикальное пространство Леса традиционно делили на пять «ярусов». К первому относился подлесок, где царствовали кустарники и вьющаяся растительность, вроде лиан и плюща. Он распространялся не выше третьего этажа типовой панельной многоэтажки. Вторым считались кроны обычных деревьев, редко вытягивавшихся выше седьмого-восьмого этажей. На этой же высоте росли уже нижние ветви деревьев-гигантов; они образовывали третий ярус, от восьмого этажа до примерно двадцатого, и четвёртый, тянущийся ещё метров на тридцать вверх. Далее следовал пятый, верхний ярус – верхушки крон лесных титанов, самые высокие из которых бросали порой вызов «сталинским» высоткам.
Яков Израилевич пролистал «Определитель».
– На Краснопресненской набережной – центр ареала обитания гуттаперчевых пауков. На редкость мерзкие создания. Мне о них егеря рассказывали, даже как-то подстреленную тварь в ГЗ приволокли.
На развороте альбома была изображена толстая ветка, с которой свешивалась тварь. Приплюснутая башка с круглой усаженной острыми зубами, пастью; десяток конечностей, из которых шесть были вывернуты вверх – она висела на них, зацепившись за ветку длинными изогнутыми шипами. Четыре других заканчивались парой длиннейших коленчатых пальцев с крючковатыми когтями.
– Экая пакость! – Егора передёрнуло. – Это насекомое или ящер какой-то?
– Представьте себе, дальняя родня осьминога. У них тоже костяка нет, а зубы и шипы с когтями – ороговевшая кожа.
Отсюда, кстати, и название, «гуттаперчевый паук». Помните рассказ Чехова? У них тоже конечности под любыми углами выворачиваются. И мимикрируют не хуже хамелеонов: в ветвях с двух шагов не разглядишь, а он тебе крюком в темечко – бац!
– Ладно, Лес с ними, если понадобится – как-нибудь справимся. – Егор захлопнул «Определитель». – А вот без студентов из Майкиного клуба, нам не обойтись. Это я о тех, что за ней по воде следили-следили, да так и не уследили.
– Они тусуются в общаге, в корпусе «Г», то ли на пятом, то ли на шестом этаже. – вставила Татьяна, до сих пор не принимавшая участия в беседе. – Там полно пустых помещений.
– Кстати, где-то там и ваши дружки, «партизаны» – добавил завлаб и ткнул пальцем в угол, в обшарпанный баллон с краном и трубкой, снабжённой жестяным раструбом. – Сдали вот инвентарь и побежали….
– А что это? – Егор потыкал баллон носком ботинка. – Похоже на какой-то распылитель.
– Он и есть. Заправлен моей новой разработкой – спорами, разъедающими хитин. «партизаны» шарили в гостинице «Украина» и нарвались там на ракопауков. На них и опробовали.
– Успешно?
– Не сказали. Заявились позавчера под самый вечер, баллон бросили – и в общагу, квасить со студентами. А мне тут сиди, как на иголках: не дай Лес, учинят какое-нибудь безобразие, Адашьян меня без соли сожрёт. Заявит, подлец, что опять микологи отличились: «мол, мало им Мартина, так ещё и новых дебоширов притащили….»
– А что не так с Мартином? – встрепенулся Егор. Он тоже симпатизировал плешивому алкоголику.
Шапиро махнул рукой.
– Потом, всё потом! Завтра с утра заходите, а сейчас и без вас забот – вагон и маленькая тележка…
– Только без резких движений. – прошипел кремлёвец. – И руки подальше от стволов – сразу бросится…
Собака замерла в пяти шагах от них. Громадная, больше метра в холке, покрытые густой не шерстью даже, а словно попоной из туго скрученных веревок, свисающих почти до земли. Сквозь эту завесу поблёскивали круглые, чёрные, словно маслины глаза. Нижняя губа едва прикрывала клыки, такого размера, что при их виде саблезубая рысь-баюн немедленно сдохла бы от зависти.
– Не знал, что вы с лесовиками дела крутите. – прошептал Сергей. – Собачка-то с Северного Болота. Там таких держат, слоновых червей отгонять. Говорят, вывели из породы «командор». Шерсть у них скручивается сама собой, прокусить её невозможно. Да и кровососы, а их на Болоте полно, до кожи добраться не могут, дохнут.
Собака, словно соглашаясь с ним, коротко рыкнула.
– Да? – полковник не отрывал от псины взгляда. – Не знал. Служба охраны выпускает их в главный тоннель, отлавливать всякую дрянь, которая лезет из боковых ответвлений. Ну и нарушителей, если что.
– И часто случаются… нарушители?
– На моей памяти ни разу. Самоубийц нет.
Сергей хотел поинтересоваться, давно ли он служит в Кремле, но передумал. Псина, видимо удовлетворённая результатами осмотра, уселась на бетон, по-прежнему не сводя глаз с пришельцев. Спутник легонько потянул егеря за рукав.
– Давай, потихоньку – и за мной. Меня она знает, не бросится, обученная…
Собака некоторое время шла за ними, держась в пяти шагах позади. Дойдя до какой-то только ей ведомой границы, она остановилась, коротко рыкнула, после чего – повернулась и неспешно потрусила назад. Сергей перевёл дух.
– Ещё далеко?
– Прилично. – отозвался кремлёвец. – Мы сейчас, считай, под Лужниками, а ответвление на МИД где-то в районе «Парка Культуры». Ну да ничего, тут ровно, идти – одно удовольствие. С собаками только поаккуратнее, и всё будет в порядке.
Дорога заняла у них около часа. Шагалось легко; под ногами, утопленные в гладкий бетон пола, убегали в глубину тоннеля зеркально-блестящие нитки рельсов, тускло светили фонари под потолком, да капала кое-где с бетонных рёбер тюбингов вода. Им встретились ещё три собаки. Каждая следовала той же процедуре: коротким рыком обозначала серьёзность намерений, потом долго принюхивалась, проводя на свой, собачий манер, опознание (у Сергея каждый раз что-то сжималось внутри – а вдруг не признает?) – и провожала гостей до границы «своего» участка. Один раз пришлось прятаться, пропуская появившуюся со стороны центра патрульную дрезину, ощетиненную стволами пулемётов. «Не надо, чтобы нас с тобой видели. – сказал кремлёвец, втискивая спутника в узкую нишу. – Я-то отбрешусь, допуск у меня с пометкой «везде» – но зачем давать повод для ненужных расспросов?» И ещё раз они прятались, когда с противоположной стороны прокатился, деловито стуча на стыках, состав из мотовоза и трёх грузовых вагонов, заставленных ящиками и бочками. «Снабжение. – пояснил спутник, посмотрев на часы. – Пятнадцать- тридцать две, точно по расписанию…»
Попадавшиеся по сторонам ответвления, по большей части, были забраны решётками, оттуда тянуло сыростью и тухлятиной. Кремлёвец проходил мимо них без задержки, пока не остановился возле пятого или шестого по счёту.
– Ну, вот мы и пришли. – он залязгал ключами. – Дальше в одиночку. Мне туда хода нет – Эл-А, сам понимаешь.
Он вытащил из ниши в стене велосипед. Взгромоздился в седло, поставил ногу на педаль.
– Совет: не вздумай возвращаться прежним путём. В главном тоннеле – сам видел…
– Я что, похож на адиёта? И в мыслях не было, клык на холодец!
– Вот и хорошо. Выбирайся из высотки и заляг где-нибудь на дно. Вот, держи….
Он протянул бумажку с несколькими цифрами.
– Укажешь место и время встречи, напишешь код на конверте вместо адреса. Можно опустить в любой ящик – на Речвокзале, ВДНХ, МГУ. Самое позднее, через сутки я это получу. Найдётся, с кем передать?
Егерь кивнул.
– Отлично! Тогда – до скорого!
Помахал рукой и, весело стрекоча цепью, укатил по тоннелю.
В тоннеле не было рельсов – видимо, передвигаться по нему предполагалось пешком, в крайнем случае, на специально приспособленных для этого моторных тележках. За тридцать лет сооружение пришло в полнейшую негодность: потолки кое-где провалились, пробитые мощными корнями, вода местами стояла до колена. Сергею то и дело приходилось протискиваться между стеной и очередным древесным питоном, проломившим пол и потолок, и бесцеремонно перекрывшим сечение тоннеля. Под ногами порскали крысы и многоножки, хрустела хитиновыми скорлупками членистоногая и насекомая мелочь, не успевшая вовремя убраться с дороги пришельца.
Света здесь не было и в помине – фонари в обрешеченных плафонах освещали, хорошо если полсотни метров от главного тоннеля, а дальше начиналась кромешная тьма. Луч жужжалки вяз в ней да расстоянии в пару десяток шагов, и это было ещё хорошо, потому что примерно через четыреста-пятьсот метров в тоннеле начали попадаться фестоны «чёртова пуха». Коридор пролегал под владениями Ковра: деревьев наверху не было, полупрозрачных же вуалей становилось всё больше – они густо свисали с потолка, заполоняя собой весь объём тоннеля.
Поначалу Сергей попросту смахивал их лезвием рогатины, тщательно следя, чтобы ни единый клочок жгучей дряни не коснулся лица. Мельком он похвалил себя, что не поддался соблазну и не снял химзащиту в зале перед гермоворотами – хорош бы он был сейчас, натягивая резиновый балахон в тесноте, на ощупь, в кромешной тьме!
«Чёртова пуха» тем временем становилось всё больше. Остановившись в очередной раз, чтобы очистить лезвие рогатины от налипших на него неопрятных белёсых лохмотьев, Сергей снял рюкзак и зашарил по кармашками, в поисках зажигалки. Пора было прибегнуть к радикальным мерам, опробованным бестолковыми студентами в подвалах ГЗ.
Ладонь нащупала под клапаном «Ермака» холодный, округлый предмет. Баллон со спорами против грибниц. Новое изобретение Яши Шапиро, переданное для испытаний. Что ж, на ловца и зверь бежит: егерь, направил жестяной раструб на завесу «чёртова пуха», задержал на всякий случай дыхание, и нажал латунный рычажок.
Эффект был таким же, если бы он поднёс спичку к горке тополиного пуха, что скапливался в доприливные времена по московским дворам. Было такое развлечение у тогдашних мальчишек – поджигать эти невесомые сугробы и наблюдать, как они в мановение ока превращаются в невесомый пепел. Здесь было то же самое, только без язычков огня: белёсые вуали «чёртова пуха» действием Яшиных спор почти превращались в чёрные, похожие на пепел хлопья, и медленным дождём оседали на залитый водой пол. Волна гибельной для трансформации прокатилась по тоннелю метров на тридцать, пока не затухла сама собой.
«… молодчина, Яша, в кои-то веки придумал нечто толковое!..»
Егерь зажал рогатину под мышкой и пошёл дальше, освещая себепуть фонариком-жужжалкой.
Очередного «пшика» хватило на длинный, метров в пятьдесят, прямой участок. Сергей пустил струйку спор, полюбовался на кружащие в луче жужжалки чёрные хлопья и с удивлением обнаружил, что заросли «чёртова мха» закончились. То есть, они были здесь, но недавно по тоннелю прошёл кто-то массивный и, похоже, нечувствительный к жгучему ферменту – поскольку на себя весь «чёртов пух», оставив лишь клочья, прилипшие к стенам.
Неведомый «прохожий» выбрался их зияющего в стене пролома, оставив после себя изрядную кучу земли и торчащие, раскрошенные куски бетона. Егерь покачал головой – к владельцу когтей, способных на такое, стоило отнестись со всей серьёзностью. Он засунул ставший ненужным распылитель в кармашек рюкзака, проверил, легко ли извлекается из кобуры подарок кремлёвца, и осторожно двинулся вперёд.
От удара пули голова-клюв разлетелась, словно глиняный кувшин под ударом киянки. Вторая отколола изрядный кусок хитинового панциря. Но ганглии, заменяющие подземному сверчку мозги, уцелели, и продолжали подавать импульсы конечностям устрашающие когти скребли бетон, рывками продвигая бронированное тулово «крикета гигантуса» вперёд. Сергей чуть опустил револьвер и дважды выстрелил, целя в пролом панциря.
О проекте
О подписке