– Я распорядился привесить его в переднем ангаре. – заговорил старший офицер, немолодой уроженец Новой Онеги, летавший на «Баргузине» все двадцать три года, с того дня, когда воздушный корабль сошёл со стапеля. – Крышку люка убрали вовсе. Теперь, если надо, сможем минут за пять выпустить флаппер в полёт. Конечно, у нас нет специальных аппарелей для сброса, как на флюгцайтрейгерах, но, думаю, сойдёт.

– Пулемёты я пристроил. – добавил фон Зеггерс. – «Мадсены», все шесть штук, в гондолах, а тяжёлые – сверху, на хребте. Герр Суконникофф, – он кивнул старшему офицеру, – распорядился устроить там лёгкое ограждение, как на наших цеппелинах. Стрелки, правда, не обучены, но, думаю, справятся. С картечницами-то справлялись!

– Хорошо, господа, я доволен. – Алекс откашлялся, стараясь, чтобы голос звучал солиднее. – Через два часа жду доклада об окончании погрузки и полной готовности. Стартуем в восемнадцать-ноль-ноль.

Офицеры вытянулись, щёлкнув каблуками. Алекс козырнул в ответ и отправился к ожидающему его дампфвагену. Предстояло навестить службу воздушного контроля – получить карты и уладить кое-какие предполётные формальности. Конечно, можно отправить вместо себя штурманского офицера – но так хотелось открыть дверь диспетчерской и представиться: «Я командир «Баргузина», лейтенант…»

Фон Зеггерс отвернулся, пряча улыбку. Мальчик получил под команду первый в своей жизни корабль и впал по этому случаю в эйфорию пополам с растерянностью. Это было знакомо – примерно так он сам чувствовал себя, когда получил под командование свой первый цеппелин. Что ж, помоги лейтенанту Творец-Создатель – или кто заправляет на небесах этого грёбаного Теллуса?

И в этот самый момент низко, протяжно завыла сирена. Алекс, успевший поставить ногу на подножку дампфагена, замер в недоумении – от ворот эллинга к нему бежал дежурный лейтенант. Палаш путался у него в ногах, отчего он то и дело спотыкался и кричал, размахивая руками:

– Тревога! Предупреждение о воздушном нападении! Посты наблюдения докладывают – на нас идут две ударные волны с трёх больших «облачников-гнездовий»! Вам приказано бросать всё и срочно взлетать! Срочно, слышите? До подхода первой волны не больше четверти часа, замешкаетесь – инри всё тут выжгут дотла и головешек не оставят!

Четверть часа слишком малый срок для того, чтобы отшвартовать закреплённый внутри эллинга дирижабль и, работая паровыми лебёдками и буксирами-дампфвагенами, вывести его наружу – не торопясь, соблюдая все положенные к случаю инструкции и не пренебрегая мерами предосторожности. Чуть ошибёшься – и порыв бокового ветра прижмёт хрупкую сигару к стене, а то и попросту переломит пополам. И, только покинув эллинг, можно, наконец, раскручивать пропеллеры, поднимать воздушный корабль в небо, из голубизны которого вот-вот обрушатся потоки огнестудня и струи живой ртути – привет от инрийских инсектов. И если не успеть набрать высоты – конец и старому дирижаблю, и его экипажу. Две ударные волны – это очень, очень много. Дежурный офицер прав, и от базы, и от «Баргузина» останутся одни головешки…

Их спасла конструкция эллинга – лёгкая брезентовая, на деревянных рамах крыша могла при необходимости раздвигаться, выпуская спрятанного внутри гиганта на волю.

И ещё в одном повезло: первая атакующая волна состояла, по большей части, из бомбо-коконов. Фон Зеггерс, скривился, вспомнив, что внутри этих смертоносных снарядов заперты человеческие обрубки, намеренно искалеченные рабы, единственная задача которых – направить управляемый ими снаряд на цель и погибнуть вместе с ним. Малютка Чо, помнится, весьма подробно об этом рассказывала – бедняжке пришлось обслуживать этих «пилотов» по приказу своего хозяина-инри, чтоб ему в аду досталась сковорода погорячее…

Но это обстоятельство оказалось спасительным для «Баргузина» – боевых инсектов в первой волне было немного, и почти все связали боем флапперы, успевшие взлететь навстречу с немногочисленных наземных катапульт. Перехватчики – по большей части, лёгкие «осы» – падали один за другим, но вместе с ними валились вниз и «стрекозы» с «вивернами», составлявшие боевое охранение ударных Роёв. «Бомбококоны» тоже несли потери – но не меньше половины дошли до цели, управляемые командами, вложенными в «живые системы наведения» их создателями-нелюдями. Дошли – и спикировали, и врезались в цели, прерывая мучительное своё существования – но и превращая одновременно в море пламени эллинги, мастерские и прочие сооружения базы. Возвращаться пилотам перехватчиков стало, таким образом, некуда – разве что садиться на узкую полоску пляжа, не тронутую огнём, или прямо на воду. И они дрались – отчаянно, насмерть, отправляя в последний полёт к залитой огнестуднем земле инрийские инсекты – но и сами горели и падали, выигрывая для «Баргузина» драгоценные секунды набора высоты.

Альтиметр – чёрная стрелка на окружённом бронзовыми завитушками циферблате, – показывал четыре с половиной тысячи футов, когда стрелок с кормового поста доложил о преследователях. Из иллюминатора пилотской гондолы ничего не было видно, а потому фон Зеггерс распахнул люк и по пояс свесился наружу, крепко уцепившись левой рукой за поручень, а правой поднес к глазам свой любимый «цейсс». И почти сразу обнаружил погоню – шесть чёрных точек, идущих двумя тройками. Инсекты – а это, конечно, были они – стремительно набирали высоту. Секунд двадцать, максимум, полминуты, и они выйдут на дистанцию эффективного поражения.

– Шесть воздушных целей, герр лейтенант! – отрапортовал он. – Кажется, «стрекозы». Дистанция не больше мили, быстро догоняют.

Алекс уже распоряжался. Место фон Зеггерса у открытого люка занял стрелок с «мадсеном» – откинул привинченную к стенке стойку, закрепил в ней ствол пулемёта, повёл стволом, ища цели. Ещё один люк открылся в дне гондолы, и другой воздухоплаватель пристроил в нём свой пулемёт. Что ж, прикинул фон Зеггерс, инрийских мошек ждёт горячая встреча. Четвёрка «мадсенов» в пилотской гондоле – это серьёзно, а ведь есть ещё два ствола в кормовом посту. Проскочив выше летучей баржи, инсекты попадут под огонь сразу трёх тяжёлых пулемётов с верхних площадок.

Вот только те, кто стоит за рукоятями… По распоряжению гросс-адмирала на «Баргузин» откомандировали воздушных стрелков с военных дирижаблей. К сожалению, у них было всего два дня на освоение нового вооружения – и оставалось только надеяться, что новички сумеют если не сбить атакующие инсекты, то хотя бы отгонят их прочь от воздушного корабля.

– Герр Зеггерс?

– Да, лейтенант?

– Принимайте командование. Я – к «кальмару».

– Верное решение. – отозвался пруссак. Он сразу сообразил, что затеял молодой офицер. – Курсовые пулемёты я сам ставил, работают, как часы. Совет: не поднимайтесь выше «Баргузина», мои парни привыкли сбивать всё, что летает. Им что «кальмар», что «виверна»…

Алекс кивнул. Крупнокалиберные «шпандау», установленные на верхних площадках, обслуживают парни из команды L-32. Опытные стрелки, которым не впервой отражать наскоки истребителей – и не каких-нибудь насекомоподобных гадин, а самых настоящих аэропланов. В горячке боя они и его могут угостить парой-другой очередей. Метких, что характерно, в отличие от неумелой пальбы теллусийских воздухоплавателей.

– Вы всё же предупредите их, чтобы не палили куда попало. – ответил он. – И держите курс на восток, надо уйти подальше от островов. Надеюсь, инрийские пилоты не решаться продолжать погоню над морем, дальность полёта у инсектов ограничена. И, насчёт пулемётчиков – не выделите мне одного из ваших ребят, воздушным стрелком? Наши-то ещё не имели возможности попрактиковаться в стрельбе по воздушным мишеням. Боюсь, понапрасну сожгут патроны…

– Яволь, герр командир! Ступайте в ангар, я прикажу ему бежать к вам, чтоб пятки сверкали.

Он помедлил.

– И… доброй охоты, камрад!

Оказавшись в носовом трюме, наскоро превращённом в ангар, Алекс увидел механиков, возящихся с его «кальмаром» – и ещё одну, точно такую же группу, облепившую аэроплан. К его удивлению, крылья аппарата уже стояли на своих местах, и один из техников, снявши капот, заправлял в пулемёты ленты, посверкивающие медными гильзами патронов. Рядом с машиной суетился, отдавая команды, Уилбур Инглишби.

– Что тут происходит, лейтенант? – крикнул он, обращаясь к британскому пилоту. Тот обернулся – рукава свитера закатаны, физиономия перемазана чем-то чёрным, белозубая улыбка до ушей.

– Сэр! Я как услышал, что вы из рубки скомандовали готовить «кальмар» к вылету, сразу понял – вот оно! Вдвоём мы их, сэр, на клочки порвём!

От такого напора Алекс слегка опешил.

– Постойте! Вы что, собрались лететь? Но как же, аэроплан ещё даже не испытан?

– Вот, заодно и испытаем! И потом, если оставаться здесь – всё одно сожгут вместе с дирижаблем. А так – хоть польза от меня будет. Да вы не сомневайтесь, сэр, мне уже приходилось летать на незнакомых машинах, собранных по винтику из всякого хлама – и ничего, жив, как видите!

О том, сколько раз подобные выходки заканчивались авариями, он благоразумно умолчал.

Алекс, подумав, кивнул. В конце концов, англичанин прав: оставаться на воздушном корабле, который атакующие инсекты вот-вот зальют огнестуднем – риск ничуть не меньший, чем пускаться в полёт на ещё не опробованном толком аппарате. В конце концов, Инглишби – опытный пилот с самой Старой Земли и разбирается в аэропланах лучше любого на Теллусе.

– Хорошо, лейтенант, будь по-вашему. – ответил он. – Тогда я стартую первым, вы – за мной. Постарайтесь держаться у меня на хвосте и прикрывайте. Договорились!

– Йес, сэр! – жизнерадостно ответил англичанин. – Вдвоём мы жару этим остроухим уродцам, или я не Уилбур Инглишби!

– И вот ещё момент: как вы возвращаться-то думаете? Помнится, герр Зеггерс говорил что-то о причальной трапеции и гаке, установленном на самолёте, но мы за них пока даже не брались.

– Как-нибудь справлюсь. – легкомысленно отмахнулся британец. Попробую завести машину в кормовой трюм, там, вроде бы, люк пошире, попрошу держать его открытым. А не получится – сяду на каком-нибудь из островов, вон из сколько…

Он кивнул в открытый люк. Внизу, на индигово-синей глади моря были рассыпаны изумрудные кляксы многочисленных островов, обычных и Плавучих. С некоторых поднимались столбы жирного дыма – последствия продолжающегося налёта инри.

– Да вы за меня не волнуйтесь, сэр… – продолжал Уилбур, немного понизив голос. – Жив останусь, не собьют – а уж куда садиться, я как-нибудь соображу!